Кинооператоры снимали ветеранов войны, принесших им, согласно заверениям праздничных газет, избавление от нацистского ярма. Художники экрана выцеливали в видоискатель советские ордена — медали и нажимали на гашетку, когда режиссер отдавал им приказ: "Короткими очередями". С какой бы охотой, должно быть, они поменяли бы свои стрекотули на парочку ладных "шмайсеров". Но над Даугавой еще не скользили белые паруса. На рейде все еще, как памятники утраченным иллюзиям и надеждам, стояли в парадном строю краснознаменные эсминцы и сторожевые корабли. По ним палить из "шмайсера" — это себе дороже. Не евреи, чтобы выступать против властей, пасть рвущих, и вырываться за кордон или писать разоблачительные статьи для Самиздата! По ним надо верноподданнически палить из кинокамер. И они палили. Верноподданнически.

Вечером несколько сот оставшихся в живых солдат латышской дивизии собрались в Доме офицеров, чтобы помянуть павших, вспомнить о ратных подвигах и опрокинуть по сто фронтовых грамм за счастливую долю свою. Долю живых…
Лейзер Ипугдин, старший сержант и командир отделения дивизионной разведки в прошлом, инвалид войны в настоящем, натер до зеркального блеска ордена и медали и вместе с орденоносными своими товарищами по оружию направился в Золотой зал.

Лучше бы сидел дома. Дома у него всегда имелся под рукой валидол. В Золотом зале… В Золотом зале не было валидола. В Золотом зале было шампанское, водка, икра, лососина. И пышные, выпеченные в духовке партийного славословия, тосты. И развернутое знамя Латышской дивизии. И возможность сфотографироваться… сняться для киножурнала "Советская Латвия"… вместе с сослуживцами… на фоне этого знамени. Возможность была. Но… права не было.

К Лейзеру Ипугдину, родители и все родственники которого погибли от рук фашистов, антисемитов и погромщиков в Латвии, подошел бывший политрук, а ныне главный редактор республиканской газеты "Циня" т. Иверт и попросил его отодвинуться от знамени. Шага на четыре. Помните? — а до смерти четыре шага… В переводе на нормальный язык можно обойтись и без упоминания о смерти, и сказать по-простецки: не занимай ты, Лейзер, своим семитским видом почетное место в кадре, где быть-выставляться "латвиешу биедрим" — латышским товарищам, дивизия ведь латышская по паспорту. В анекдотах военной поры ее бойцов величали за глаза "жидус стрелниеки" — жидовские, или, кому приятнее, — еврейские стрелки.

Величали… А как величали евреев в других армиях антигитлеровской коалиции? Наверное, просто, как и положено, солдатами, без всякой, оскорбительной для слуха, словесной примеси. А то ведь и по уху можно получить. Ведь их там было… не один, и не два, а не менее миллиона.

В цифрах это выглядело так…

Евреи в армиях антигитлеровской коалиции, включая и Советский Союз.
1. США — около 600 тысяч. СССР — свыше 500 тысяч. Польша — 150 тысяч. Франция — 86 тысяч. Англия — 62 тыс. Палестина — 40 тыс. Канада — 16 тыс. Греция — 9 тыс. Голландия — 7 тыс. Бельгия — 7 тыс. Чехословакия — 7 тыс. Австралия — 3 тыс.

Всего — почти полтора миллиона.

Достаточно высоко участие евреев и в партизанском движении на территории Советского Союза. Более 25 тыс. из них сражалось с фашистами на Украине. Свыше 12 тыс. в Белоруссии. 400 евреев входило в лесную армию Ковпака. Тысячи удостоены орденов и медалей, и лишь один — Исай Павлович Казинец — звания Героя Советского Союза.

Причем, надо помнить, что партизанские отряды дислоцировались на оккупированных территориях. И в них попадали те из наших соплеменников, кто избежал поголовного уничтожения.

А кто избежал?.. Не будем гадать. Представим себе этакую цифровую картину и все станет понятно, как дважды два. (Данные из книги Иосифа Кременецкого "Евреи при большевистском строе", Миннеаполис, 1999).

Предвоенная перепись 1939 г. показала, что в СССР проживает З.020.000 евреев. В результате присоединения Прибалтики, Западных областей, Польских земель и Молдавии к ним добавилось еще 2.150ю000. Всего к началу войны мы насчитываем — 5.170.000.

Свыше половины этих евреев было уничтожено фашистами и их приспешниками из местных националистов — украинцами, молдаванами, белорусами, литовцами, латышами, эстонцами. В миллионах это выглядело на бумажке так: от 2,75 до 2,9 млн безоружных людей пало от рук уже не налетчиков и погромщиков, а профессиональных убийц.

Те же евреи, кто прорвался на фронт, много раз доказывали врагу сформулированную мною некогда жесткую истину боя: когда у еврея в руках такое же оружие, как у его противника, то мы еще посмотрим, чья возьмет, и из кого полетят пух да перья. При равных возможностях… это вам не перины вспарывать наших бабушек!
Наглядно эту формулу могут подтвердить тысячи евреев, гробившие фашистов в воздухе, на суше и в море.

Это Герои Советского Союза — летчики Владимир Левитан — сбил 31 немецкий самолет, Виктор Хасин — 26 самолетов, Борис Ривкин — 23 самолета, Яков Верников — 21 самолет, дважды Герой Советского Союза Яков Смушкевич и легендарный старлей А. Горовец, который в небе над Курской дугой уничтожил в ходе одного всего боя девять самолетов противника. Хоть сегодня вписывай в книгу рекордов Гиннесса!
Это еврей-кавалерист, генерал майор Л.М. Доватор, ставший одним из первых Героев Советского Союза на той войне.

Это еврей-танкист, генерал-лейтенант Дважды Герой Советского Союза Давид Абрамович Драгунский.

Это евреи-моряки, Герои Советского Союза Самуил Богорад, Владимир Коновалов, Израиль Фисанович.

Это евреи-братишки из морской пехоты, как, например, гроссмейстер десанта, Герой Советского Союза майор Цезарь Кунников, занявший когда-то плацдарм на прославившей Л.И. Брежнева, писателя и человека, Малой Земле.

Это еврейские женщины — снайперы Геня Головатова из Одессы и Вероника Фактор из Сталинграда, летчицы Полина Гельман, Зинаида Хофман, Лиза Литвак, Рашель Слотина.

Это еврейские мальчишки, беспризорные дети войны, ставшие в пацанском своем возрасте солдатами, партизанами, разведчиками и прототипами книг и фильмов "Сын полка" или "Иваново детство". Такие, как Давид Хайт, бывший солист рижского еврейского хора, сегодня пенсионер-израильтянин, живущей в Кирьят-Шарете, под Тель-Авивом.

4. Адъютант Кожедуба

Передо мной на столе книга трижды Героя Советского Союза, самого прославленного аса Великой Отечественной Ивана Кожедуба "Верность Отчизне". Развернута она на странице 332. Читаем: "Навстречу нам шел паренек, лет пятнадцати, в комбинезоне. У него было подвижное, энергичное лицо, решительная походка. "Давид, подойди, представься моему заместителю, — говорит полковник, и добавляет: — это сын нашего полка". Паренек подошел, вытянулся в струнку и отрапортовал: "Товарищ командир. Моторист, комсомолец Давид Хайт явился".
— Давид, именно так состоялось ваше знакомство? — спрашиваю я.
— Примерно так, — отвечает он мне по-русски с едва различимым, но все-таки неискоренимым акцентом рижских евреев, для которых родным языком был идиш, вторым немецкий и латышский, а третьим… на крайний случай… русский. Война изменила эти приоритеты. И русский стал для Давида главным языком общения на долгие четыре года. Хотя… хотя так и не превратился в родной. Ничего не поделаешь, полиглот-самоучка. Вот образец его речи:
— В полку я пришел, когда мне было четырнадцать с половиной лет. Кончилась война — мне было восемнадцать лет. Когда к нам прибыл Иван Кожедуб, тогда капитан и уже Герой Советского Союза, меня на встречу с ним подозвал командир летного полка полковник Чупиков и сказал: "Ты будешь у него адъютантом".
— Как вы в столь юном возрасте попали на фронт?
— Ну, это тоже история… Когда началась война, я… по требованию отца… сам ушел из Риги. Вместе с войсками. Отец мне посоветовал: "Иди, Давид. Я, сынок, не сумею уйти. Мама твоя больная. Оставить ее не могу. А ты… ты иди. Жив будешь". Брат мой был в армии. Сестры где-то в деревне. Посоветоваться больше не было с кем. Я и ушел за советскими войсками.
— Что стало с вашими родителями?
— Будучи в Берлине, когда Ригу уже освободили, я получил письмо из Горсовета: ваши родители вывезены в гетто, и о их дальнейшей судьбе ничего неизвестно. Приехав затем в Ригу, я узнал, что обе сестры и мама были расстреляны в Румбуле. Отец работал… он был приписан к военному заводу. Но в 1944 году, перед отходом из Риги, немцы его тоже расстреляли.
— Давид, а как складывалась ваша боевая биография?
— В 1941 году я был принят воспитанником в Первый запасной авиационный полк. Из этого запасного полка я самым натуральным образом убежал… на фронт. Я участвовал в загрузке транспортного самолета и спрятался в нем, укрывшись брезентом. Спрятался среди ящиков с запасными частями для двигателей и улетел на полевой аэродром. На передовую, если так можно сказать. И в результате своего отчаянного, трибунальского поступка попал в один из лучших боевых авиационных полков — девятнадцатый. Сначала я изучал там материальную часть, был мотористом, потом воздушным стрелком. А потом, уже под Варшавой, познакомился с только что назначенным к нам заместителем командира полка капитаном Кожедубом. Он был очень добрый, хороший человек. И прекрасный летчик, который не знал страха и был победителем во всех воздушных боях..
— А приходилось ли вам вылетать на задание вместе?
— Я летал очень часто с ним… Правда, в фюзеляже. Это не разрешалось. Но приходилось действовать так, чтобы перелетать с аэродрома на аэродром. Тогда, уже в победное время, мы часто меняли аэродромы, чтобы находиться поближе от отступающего врага. Допустим, мы стояли в местечке Зосим, под Варшавой, а нам надо перебазироваться в Люблин. Перелет маленький. Я ложился в фюзеляж вместе с чехлами и прилетал в место назначения. Рискованное занятие, зато быстро. Не на грузовиках, не пешодрамом. Однажды в полете Кожедуб получил сообщение по рации, что рядом барражируют немецкие фокке-вульфы. У него был соблазн отклониться от курса и врезаться с ними в бой. Но он отказался от этой мысли, так как в фюзеляже был я, конечно, без парашюта, а в кабине дорогостоящие инструменты, переносное оборудование и какие-то секретные документы.
— Где закончился ваш боевой путь?
— В Берлине. Потом… уже в 1947 году, наш полк передислоцировали в Монино, под Москвой. Там Иван Кожедуб был принят в академию Жуковского. Я помог ему обустроить квартиру, где ему предстояло жить с женой. Кстати, я был… как бы это выразиться… инициатором его женитьбы. Как это произошло? Мы регулярно ехали с ним в поезде из Монино в Москву. И вот в вагоне он меня обязательно посылал посмотреть, сидит ли на "ее" скамеечке полюбившаяся ему девушка.
— Как ее звали?
— Вера… Сам он стеснялся подойти и с ней познакомиться. Я их познакомил. И, получается, был инициатором их свадьбы. А потом… потом дороги наши разошлись. Он учился в академии. А я… демобилизовался я старшиной, имея многие награды… Награды… Значит, непосредственно, что у меня было, — медаль "За отвагу", медаль "За боевые заслуги", орден Славы, орден Красная звезда, медали "За победу…", "За Варшаву", "За Берлин". И еще юбилейные… Вот так…
— Приходилось ли вам на фронте чувствовать среди солдат, что вы еврей? Намекали ли вам на это в том или ином смысле?
— В нашем полку нет. Ну, а если говорить откровенно, то я помню: были случаи. Это — когда мы находились, уже непосредственно под Берлином, в дивизии Василия Сталина, сына нашего отца народов. Дивизия так и называлась "Сталинская". Но неофициально. С Василием Сталиным я был лично знаком. И скажу вам по совести, он был действительно большим антисемитом. Он часто выражался… высказывался… э-э… с такими антисемитическими выпадами… И Кожедуб ему всегда после этих высказываний говорил: "Вася! Ты моего Давида не трогай!"
— Получается, Василий Сталин имел на вас зуб из-за того, что вы, еврей, и не пришибленный какой-то, а этакий бравый молодец — вся грудь в орденах и медалях?
— Нет… Что я в то время был для Василия Сталина?.. Маленьким человеком, не имеющим никакого значения, пусть и в медалях да орденах. Этого добра у него самого было достаточно. В принципе, я чувствовал, что он просто антисемит. Всегда он рассказывал анекдоты антисемитические. Не стеснялся меня. Естественно, матерщинник большой был. И, конечно, большой пьяница. И потом… еще интересно… Ему было известно, что я знаю немецкий язык и поэтому без трудностей добывал у немцев спиртное в обмен на всякие консервы. Вот он и говорил иногда Кожедубу: "Скажи своему жидяре, чтобы он притащил и мне что-нибудь в таком духе". Не хватало ему казенной выпивки, немецкого шнапса хотелось. Выслушивая эти просьбы, Иван Кожедуб всегда брал меня под защиту, отвечал сыну Сталина так: "Ну, Вася… как тебе не совестно?" А Василий Сталин то ли смущался от этих слов, то ли притворялся: "Ну, Ваня… — отвечал. — Нет, я к Давиду твоему хорошо отношусь… Я просто так… значит… Извини… шутка…" Для него шутка, для меня… Кстати, у нас в дивизии была еще одна птица большого полета, еще один сыночек с антисемитскими повадками, правда, не столь сильными. Леша Щербаков, младший лейтенант Леша Щербаков, сын того Щербакова — из самых главных приближенных Иосифа Виссарионовича Сталина. Он был молодой летчик — неумеха. Не умел даже правильно садиться, делал "козлы". Все, собственно говоря, над этим смеялись. Не в лицо ему, понятно. Если он вылетал на задание, то вокруг него шло несколько самолетов прикрытия. Когда они группой сбили один "фоккер", я помню это как сегодня, через три-четыре дня он уже получил орден "Боевого Красного Знамени". После этого на специальном "Дугласе" отвезли его в Москву, чтобы там он красовался наградою. А кроме награды он увез в Москву много золотых колец и браслетов, которые, чего скрывать, он со товарищами выискивал в покинутых немецких домах. Сам искал, друзья его, да и меня подбивал искать для него драгоценности. Мало ему было бесплатной жизни на верху власти, богатым еще хотел быть.
— Как сложилась ваша жизнь после войны?
— Я вернулся в Ригу. Поступил в вечернюю школу, затем в школу милиции, которую я кончил… но звание лейтенанта получил почему-то только в конце пятьдесят второго года.
— Во времена "дела врачей" и "безродных космополитов"?
— Верно-верно… И я не успел сшить себе офицерский мундир, как меня — уже в пятьдесят третьем, да, зимой пятьдесят третьего года, — вызвал начальник учебной части и сказал: "Давид, мы должны тебя уволить. Почему, спрашиваешь? Потому что ты скрыл от нас, что родился в Париже".
— В Париже?
— Что касается Парижа, то я… мой… мои родители уехали из Риги в Израиль. И жили здесь в 1924-26 годах. Но так как отец неважно чувствовал себя в этих климатических условиях, то моя семья решила вернуться обратно. В отличие от братьев моего отца. Те остались жить в Палестине, и трагедия войны их не коснулась вплотную. Мои же возвращались в Ригу на корабле, через Марсель. Там, в Марселе, я и появился на свет. В двадцать шестом году, как раз в октябре. А так как я появился на свет в Марселе, то мне и написали, что я родился в Париже. Наверное, это звучит красивее. Тем более, что Ригу тогда называли маленьким Парижем. Вот этот Париж и сказался на моей милицейской биографии. Впрочем, не только он. Когда меня увольняли, мне в вину поставили, что братья отца не вернулись в Ригу с моими родителями — а это ведь намек на то, что верная их смерть в гетто была бы спасительной для моей милицейской карьеры. И еще… что сестры матери проживали в Америке и Финляндии. Мол, мне из-за этого нет полного доверия. Я слушал эти доводы, и мне было горько и смешно. Это надо же, пройти всю войну, иметь правительственные награды, числиться одним из лучших работников, быть коммунистом — и… и… им найти такой унизительный способ, чтобы избавиться от меня. Но в результате не они от меня, а это я избавился от них, уехав в семидесятые в Израиль… Афидерзен, товарищи!

5. Плоды Древа познания добра и зла
Среди евреев от 117 до 140 Героев Советского Союза, 12 полных кавалеров солдатского ордена Славы, это — Л. Блат, Г. Богорад, С. Бурман, Н. Гизис, Л. Глобус, Б. Заманский, Е. Минкин, В. Пеллер, Э. Рот, Д. Сидлер, Ш. Шапиро. С. Шилингер.
Среди них 200 тыс. награжденных боевыми орденами и медалями, 276 генералов и адмиралов, 115 руководителей крупнейших промышленных предприятий, авиационных, танковых, артиллерийских заводов.
Среди них 20 тыс. женщин, связисток, врачей, медсестер, снайперов, летчиц.
Среди них 200 тыс. погибших на передовой, в схватке с врагом, и 80 тыс. расстрелянных в лагерях военнопленных, значительная часть из них выдана немцам своими же товарищами по оружию.
Свои же товарищи по оружию, когда они заседали в "вышестоящих кабинетах", на кайфовых креслах начальников политотдела армии, как коммунист № 2, писатель № 1, кавалер ордена Победы № 5 маршал и полковник одновременно Л.И. Брежнев, зачастую вычеркивали из наградных листов неблагозвучные фамилии. По словам Иосифа Кременецкого и Льва Аркадьева, автора книги “Как звали неизвестных”, сейчас документально подтверждено о преступном сокрытии в СССР героических деяний евреев в годы Великой Отечественной войны.
Всем в Союзе известен подвиг Зои Космодемьянской, пишет Лев Аркадьев, но партруководство замалчивало, что еще раньше такой же подвиг совершила еврейская девушка Маша Брускина — Мириям Борисовна Брускина. Дело о присвоении ей звания Героя Советского Союза застряло в партийных инстанциях. Даже журналисты, пытавшиеся впоследствии, в благополучные мирные годы рассказать в печати о ее подвиге, подвергались репрессиям.

Так же поступили коммунистические проповедники интернациональной любви ко всему живому с другой еврейской героиней Машей Синельниковой — Марией Вульфовной Синельниковой.

Вместе со своей напарницей Надей Прониной она была заброшена в немецкий тыл. Благодаря полученным от разведгруппы данным, командование установило месторасположение крупного вражеского штаба, который и был вскоре уничтожен. Судьба же советских лазутчиц сложилась трагически. Они попали в плен к фашистам и были расстреляны. Командование 43-ей армии представило девушек к присвоению звания Героя Советского Союза. Но… ему не дали хода по причине неблагозвучного отчества Синельниковой — Вульфовна.

Столь же неблагозвучно звучали отчества, подчас и имена, многих других, хамски забытых в недрах партийных канцелярий героев войны. Вслушаемся — Абрам Исаакович Левин или Товье Хаимович Райс. Прочтем — "во время боев в селе Жигарева под Москвой 22 февраля 1942 года Абрам Исаакович Левин закрыл своей грудью амбразуру дзота". На год раньше, напомним, чем Александр Матросов.
Такой же подвиг совершили еще два еврея. Товье Райс и Иосиф Бумагин из Биробиджана. Из них только лейтенант Бумагин, имеющий русифицированную фамилию, был удостоен звания Героя Советского Союза. Посмертно, разумеется.
"Нелояльными" к советской власти именами и фамилиями обладали и те из еврейских летчиков, которые самоотверженно отдавали за нее свою жизнь, повторив подвиг капитана Гастелло: направили горящую машину в скопление вражеских войск — вместо того, чтобы покинуть ее с парашютом.

Это — Исаак Зиновьевич Прейсанзен, Исаак Моисеевич Бецис, Исаак Абрамович Иржак, Зиновий Абрамович Левицкий, Исаак Давидович Шварцман, Илья Борисович Катунин, Израиль Капелевич и Виктор Чернявский. Из них отмечен званием Героя один лишь Илья Катунин, по той же, вероятно, причине, — русификации фамилии.
Живее всего характеризует отношение к евреям такой, я бы даже сказал забавный, случай с великим партизаном земли русской Финкельштейном (Мирановичем). Его представляли к званию Героя Советского Союза пять раз. И все безрезультатно. Наконец партийные боссы смилостивились над чрезмерно отважным евреем: откажешь ему в одном подвиге, так он тут же совершает другой, будто не сидится ему в каком-то укромном месте. И вот… на шестом заходе неравнодушный к подвигам Финкельштейн наконец-то получил звание Героя. Но теперь уже Героя Социалистического труда, когда, в послевоенные годы, был председателем колхоза.
Но уж совсем безобразно, подло, по-предательски коммуняги поступали с легендарными советскими разведчиками.

В тылу у немцев успешно функционировали три агентурные сети — Анатолия Гуревича и Леопольда Треппера, Шандора Радо и Яна Черняка. Все они, эти мушкетеры незримого фронта, были евреями. И несмотря на это, они действовали в самом пекле.

Первая агентурная сеть — это воспетая в романах и фильмах "Красная капела". В нее, само собой, Штирлиц с малоразговорчивой связисткой Катей не входил. В нее входили разведгруппы Харнака и Шульце-Бойзена, а в Парижское ответвление — остальные евреи, во главе с Анатолием Гуревичем. Перечислим, чтобы сохранить имена для истории. Яков Бронин, Семен Гиндин, Александр Гиршфельд, Борис Гордон, Гиери Робинсон, Герш и Мира Сокол, Софи Познанская, Давид Ками, Герман Избуцкий, Вера Аккерман, Сарра Гольдберг, Исидор и Флора Шпрингер, Жак и Рашель Гунциг, Франц Шнейдер, Абрам Рейкман, Лион Грософогель, Лиана Берковиц, Гилель Кац, Жанна Пезан, Рита Арнольд.

В числе главных сведений, переданных этими евреями в Москву были: "План Барборосса" — с полным содержанием системы стратегического развертывания немецких войск накануне нападения на СССР, план "Блю" — о броске немцев на Кавказ в 1942 году, о прекращении наступательных операций на Ленинград.
По оценке адмирала Канариса, начальника Абвера, деятельность этой группы советских разведчиков стоила немцам 200 тыс. солдат. Поэтому немудрено, что большинство из этих бойцов незримого фронта погибло, попав в руки гитлеровцев в 1942 году. А кто выжил… Тот, естественно, был наказан родной Советской властью. И командир "Красной капеллы" Леопольд Треппер (умер в Израиле, репатриировавшись на родину предков после отсидки в лагере), и Анатолий Гуревич, и Шандор Радо, и радист Рихарда Зорге — Макс Клаузен. Всех их кинули в ГУЛАГ, чтобы знали — по чем фунт лиха и зарубили на носу: "Родина помнит, Родина знает, г д е в облаках ее сын пролетает. В каких бы облаках ни пролетал, а с е с т ь придется обязательно. Не с я д е ш ь сам, так товарищи по-добрососедски помогут — п о с а д я т. Так-то, блин!"

Благодаря своей образованности и знанию языков многие евреи служили не только в разведке, но и в тех родах войск, где требовалось специальная подготовка на порядок выше, чем, допустим, в матушке-пехоте, — в оперативных отделах и штабах армий и дивизий.

Среди них были и два командующих армиями. Я. Г. Крейзер и Л. С. Свирский. 23 еврея командовали корпусами, 89 — дивизиями, 239 — полками, 87 — отдельными батальонами. Пять еврейских генералов были начальниками штабов фронта, десять возглавляли штабы армий, бессчетное число полковников, майоров, капитанов — штабы дивизий, бригад, полков, батальонов.

А если заводить речь о роли евреев — ученых, создателях отечественных самолетов, танков, артиллерийских установок, таких как Герои Социалистического труда Михаил Иосифович Гуревич, Семен Алексеевич Лавочкин, Жозев Яковлевич Котин, трижды Герой Социалистического труда Борис Львович Ванников…

Если заводить речь о евреях — руководителях авиационных, танковых, артиллерийских предприятий, таких как М.Б. Шенкман, В.С. Берман, И.М. Зальцман, Е.Э. Рубинчик, Б.А. Фраткин, Л.Г. Боярский…

Если заводить речь о евреях — руководителях автомобильной, судостроительной, металлургической промышленности, таких как П.И. Шварцбург, Е.А. Локшин, П.И.Коган…

Если заводить речь о них — о всех, то одними только фамилиями и именами мы заполним все живое пространство газетных полос. Куда же поместить тогда деятелей искусства и культуры, чьи имена просто-напросто у всех на слуху?
Уверен, и по сей день на слуху… Сомневаетесь? — "столько лет прошло!" Что ж, мы не гордые. Проверим… Я называю имя. А вы по ассоциации с именем откликаетесь эхом. Итак…

Юрий Левитан — передачи важнейших сообщений по радио.
 Леонид Утесов — "Раскинулось море широко".
 Марк Бернес — кинофильм "Два бойца".
 Илья Эренбург — военная публицистика.
 Василий Гроссман — роман "Жизнь и судьба". 
Александр Бек — роман "Волоколамское шоссе".
 Марк Фрадкин — "Песня о Днепре".
 Михаил Светлов — "Каховка". 
Маргарита Алигер — поэма "Зоя". 
Павел Антакольский — поэма "Сын".
 Вера Инбер — поэма "Пулковский меридиан". 
Сигизмунд Кац — песня "Шумел сурово Брянский лес".
 Матвей Блантер — песня "Катюша". 
Марк Лисянский — "Я по свету немало хаживал…". 
Исаак Дунаевский — композитор.
 Давид Ойстрах — скрипач.
 Эмиль Гилельс — пианист.
 Борис Пастернак — поэт.

Словами Бориса Пастернака, давшими мне название для этого очерка, я его и заканчиваю: "Но пораженье от победы ты сам не должен отличать".
Аминь, евреи! Будем жить! Нам это от веку дано!
Дано…

Оригинал публикации

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта