x
channel 9
Автор: Юлия Латынина Фото: 9 Канал

О доверии и вероломстве

В 1053 году (за год до окончательного раскола между католической и православной церквями) войско норманнов сошлось со своими противниками в битве при Чивитате. Войско норманнов составляло две с половиной тысячи конницы и пятьсот человек пехоты. Это и было все взрослое мужское норманнское население Италии.

Противостоять же им должна была коалиция всех итальянских военных и политических сил. Папа Римский (а папы того времени были весьма воинственны), герцог Гаэты, графы Аквино и Теано, лангобарды Кампании и Апулии, Марси, Анконы и Сполето, могучие тевтонские воины, присланные германским императором, — и, главное, армия Византии.

Это был единственный случай, когда обе империи — германцев и ромеев (и Папа Римский) — объединились в противостоянии одному противнику. Впрочем, когда ромеи увидели, сколько сил и без них собралось против норманнов, они взяли и опоздали на битву. Ибо это лохи заключают договора, чтобы выполнять их. А умные люди заключают договора, чтобы развести союзника.

Ромеи были умные люди.

Но норманны победили. А папа Лев IX попал в плен.

Ровно через год после Чивитате папские легаты — Хумберт, Фредерик из Лотарингии и Петр, архиепископ Амальфи, сражавшиеся при Чивитате, швырнули на алтарь церкви Св. Софии буллу с отлучением от церкви константинопольского патриарха Михаила Керулария, а равно и всех, кто ему следует, то есть всех православных.

Умный Константинополь сэкономил на битве и получил раскол.


Братья Отвили


Немногие, наверное, сейчас помнят, но в начале XI века основное население Апулии, Калабрии и Сицилии — православные греки, жившие там еще со времен Великой греческой колонизации. Апулия и Калабрия принадлежали большей частью Византийской империи, или, как гораздо правильней говорить, империи ромеев, а Сицилия сравнительно недавно была отвоевана у ромеев арабами.

К концу XI века крошечные шайки норманнов, исчислявшиеся сотнями, а поначалу и десятками человек, отбили эти земли у двух империй и трех (арабы, греки и лангобарды) народов.

Как так могло произойти?

Один из ответов заключается в том, что норманны были рыцарями, то есть конными воинами в сплошных кольчужных доспехах, даровавших поразительную неуязвимость. Каждый такой конник на поле боя был как танк.

Но тяжеловооруженного, в доспехах, конника, хотя и трудно было убить, довольно легко было сшибить с коня, и норманны никогда бы не добились успеха, если бы к неуязвимости, дарованной доспехами, они бы не прибавили неуязвимость, дарованную необыкновенной взаимовыручкой.

Норманнов было мало не то что в Италии — их было мало и в Нормандии. В конце концов, это были просто потомки викингов, пришедших туда вместе с Роллоном в 911 году. Военная знать никогда не бывает многочисленной, а уж тех, кто отправился искать счастья в Южной Италии, можно было вообще перечесть по пальцам: достаточно сказать, что завоевание Сицилии Рожер Отвиль начал с 160 воинами.

В силу своей немногочисленности норманны в Южной Италии поначалу занимались тремя вещами: либо разбойничали, либо нанимались во враждующие войска ромейской империи и ломбардских графов, либо совмещали то и другое, и — в силу уже упомянутой взаимовыручки — они привыкли освобождать соплеменников, оказавшихся после битвы с другой стороны.

Норманны не убивали норманнов. Они опустошали все вокруг, они грабили все, что им нравится, и сжигали все остальное, они вызывали скрежет зубовный и плач у мирного населения, но друг друга они не убивали. Даже если случался мятеж, то кончался он так же, как схватка хищных волков: побежденный бросался на спину и показывал брюхо, и его прощали.

Никогда этот встроенный социальный механизм, предотвращавший взаимоистребление, не проявился лучше, чем во время мятежа, поднятого Рожером, будущим завоевателем Сицилии, против своего брата Роберта Гвискара в 1062 году.

По правде говоря, Рожер был совершенно прав. Роберт, более чем щедрый к своим воинам (он всегда раздавал им награбленное, видя в верности воинов лучший способ награбить еще), по отношению к младшему брату проявил себя как изрядный скупердяй и не торопился отдавать обещанное: а обещана была ровно половина от совместно завоеванного.

Рожер терпел, пока не женился. Женился он на девушке, которую любил всю жизнь и ради которой, вероятно, и отправился в Италию (она была норманнка из знатного рода, а Рожер — младший из двенадцати сыновей захудалого барона Отвиля). Женитьба для норманна было дело серьезное: на следующее утро после брачной ночи полагалось вручать жене Morgengab — утренний дар размером в четверть земель мужа, а Рожер никак не мог вручить любимой женщине того, чего у него не было. По этой уважительной причине Рожер поднял против брата восстание.

Случайности войны привели обоих братьев под крошечный городок Герас, который — к возмущению Роберта Гвискара — захлопнул ворота перед своим законным герцогом.

Роберту Гвискару было тогда сорок семь лет, большую часть которых он провел в грабежах и войнах. Он был уже законный герцог Апулии и Калабрии, пожалованный этим феодом самим папой, но этот высокий титул не отбил в нем неуемной страсти к приключениям: герцог один (прописью – один) пробрался в городок и пришел в дом к одному из его влиятельных жителей по имени Василий, чтобы обсудить перспективы привлечения городка на свою сторону. К несчастью, пока они ужинали, Роберта Гвискара признал слуга; как оглашенный, он вылетел на улицу, крича, что герцог здесь. Разъяренная толпа разорвала Василия на кусочки, а жену его насадила на кол.

Что же касается Гвискара, то здесь дело было сложней. Безоружный (во всяком случае, без доспехов и меча) принялся зычным командирским голосом объяснять толпе, что именно сделают его рыцари с собравшимися на площади, а также с их женами, родителями, детьми и всякой прочей движимостью и недвижимостью, если толпа тронет хоть волос на его голове.

Толпа струхнула; Гвискара схватили, но не тронули, и тут же его брат, с которым они, собственно, и воевали, потребовал выдать пленника ему. Горожане обрадовались — ответственность за судьбу герцога отныне несли не они — и выдали Гвискара брату, предвкушая, как один дикий норманнский волк пожрет на их глазах другого.

Ничуть не бывало: при встрече братья тут же обнялись, “как Иосиф и Вениамин”, по словам хрониста Малатерры, после чего, правда, Роберт Гвискар тут же выполнил все обещания, данные брату.

Так вот, подобный уклад вел к необыкновенной сплоченности, позволявшей выигрывать любые битвы. Сразу после примирения со своим братом Роберт отправился на Сицилию во главе 300 (трехсот, прописью) бойцов.

Оригинал публикации


Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта

authorАвтор: Юлия Латынина

Российская журналистка.
comments powered by HyperComments