x
channel 9
Автор: Юлия Чернявская Фото: 9 Канал

Израильский дневник. Часть III: Три личные истории, рассказ о Шаббате и лирическое отступление (Начало)

(Начало)

(Продолжение)

Это личный текст, и не случайно он называется “дневник”. В нем я рассказываю о поездке моей семьи в Израиль, о том, что мы там увидели и что услышали из разговоров с близкими, друзьями, знакомыми и почти незнакомыми. Сюда же включены фрагменты обсуждения израильского житья-бытья из моего Фейсбука. Возможно, многое недопонято, многое субъективно, но дневник на то и дневник, чтобы быть субъективным. Моей целью было понять эту страну не только извне, но и — хоть немного — изнутри. Первую часть дневника можно прочесть здесь , вторую — здесь.


Легко ли быть молодым? Женя и Андрей: разговоры перед ужином

Когда-то на заре перестройки был фильм Юриса Подниекса с таким названием. Речь там, помнится, велась о молодежи, которая выросла во лжи советского государства — и оттого протестует, борясь против трусости отцов. То, что я наблюдаю в течение месяцев, пока моя дочь обустраивается в новой действительности, вызывает тот же вопрос, правда, в не столь духовной плоскости, как у Подниекса. Быть молодым в Израиле нелегко — в самом обычном бытовом смысле. Раньше, приезжая в гости к своим ровесникам-друзьям, давно состоявшимся в этой стране, я и не представляла — насколько. Кстати, их детям тоже не так-то уж сложно: у них есть мамы и папы. Обычно семья “тянет” дочку или сына до окончания вуза. Дитя может подрабатывать, но работать в полную силу и одновременно учиться в Израиле крайне сложно: и то, и другое надо делать в полную силу. Вуз юноша или девушка обычно оканчивает годам к двадцати шести-двадцати семи (с учетом 12-летнего обучения в школе и армии). И вот тогда уж начинает потихоньку впадать ручейком в реку израильской, как писали в советских учебниках, “потогонной системы”.

У молодежи, чьи родители в других странах, этот процесс начинается резче и “кровавее”.

Хожу по крохотной арендованной квартирке дочери, приехавшей в Израиль на два года для получения степени МВА, и ее друга, студента-израильтянина. Квартирка находится в цокольном этаже старого дома. По углам — не выводимая ничем плесень. Не далее как вчера на голову дочери свалился громадный таракан. Тараканище, как у Чуковского, “размером с большой палец руки, а толщиной — как два пальца. Хорошо, что я не спала и он не пополз по лицу. Это он из окна впрыгнул на подушку”, сообщила она мне в ежевечернем отчете. Слава богу, не тарантул, подумала я, недавно близко познакомившаяся с очень милым израильским тарантулом. Но об этом обоюдно приятном знакомстве — в следующей главке.


Рассказывают Женя и Андрей

— Тот, кто живет один, и семья далеко — в какой-нибудь Москве или Саратове — встают на ноги долго и мучительно. Кое-кому полегче: зависит от специальности. Айтишники и медики хорошо зарабатывают. Генетика, биотехнологии, инженерия. Если ты склонен к программированию и приезжаешь с этим образованием из СНГ не в 50−60 лет, то у тебя все будет хорошо. Но тоже не сразу. Врачу сложнее — нужно подтвердить свой диплом, получить дополнительное образование. Вообще подтверждение дипломов — путь не для слабаков, — говорит дочь, моя салатные листья.

— Вообще-то в другом месте можно снять квартиру получше и дешевле. В Хайфе вообще раза в полтора-два, там 2200 за квартиру, допустим, а в окрестностях Тель-Авива — за такую же 4200. И все это за старые квартиры. Но на юге и севере работы гораздо меньше. Она сосредоточена в центре. Потому здесь, около Тель-Авива, самые высокие цены на недвижимость и аренды, — объясняет ее друг.

Фото: facebook

— В Израиле есть такая шутка: на вопрос “сколько это стоит?” отвечают: “Дорого, в Израиле все дорого”. Жилье — только кредит и на несколько десятилетий. Берешь ипотеку 30-летним человеком, а заканчиваешь платить уже пенсионером. 1100 $ + “коммуналка”, налог на землю (арнона), старшему по подъезду 50 $ в месяц с квартиры. Выходит около 1300 $ на дом.

— Молодым людям тяжело. Отпуск — 10 дней в году, декрет — 3 месяца после родов. Рожать едут прямо с работы… Пенсионерам лучше, но тоже тяжело, если нет семьи и не помогают. Пенсия до 1000 долларов в месяц примерно, но в Израиле это немного вообще.

— Немного мебели оставила мне старшая сестра, уехавшая из Израиля. Только самое необходимое, но нам хватает. В следующем месяце есть возможность переехать в лучшую квартиру в соседнем квартале за те же деньги, но сам переезд стоит тысячу: это грузовик вызвать и поднять все на пятый этаж — холодильник, шкаф, кровать, стол, стулья, книги.

Рассказывая, они в четыре руки готовят куриные шницели, я осматриваюсь: благо квартира такая маленькая, что слышно все и отовсюду. Скромное жилье с белыми стенами, украшенными картинками, которые Женя увезла из Минска. Как повсюду в Израиле, ледяной плиточный пол, но, слава богу, есть коврик, микроволновка и чайник, подаренные родственниками. Первые месяцы ребята кипятили чай в кастрюльке.

Утюг — новенький, в упаковке — принесла грубоватая и крикливая соседка: бесцеремонно вторглась в квартиру, осмотрелась и приволокла утюг. Израильские женщины очень добры — и бесцеремонность их той же природы, что доброта: им до всех и всего есть дело. Может. Нам показалось бы странным, что незнакомый человек обращается к нам на “ты”. Возможно, эти женщины с их утюгами показались бы вам настырными. Но на них держится Израиль. Вообще, скажу по секрету, именно на таких неравнодушных женщинах и держится мир.

Потом позвонил наш сдержанный друг Илья и, поздоровавшись, первым делом спросил у незнакомой ему Жени: “Что надо?”. Привез посуду и кое-какие вещи. Время от времени он заезжает к ребятам с сумкой съестного: он сам был здесь молодым, знает, каково это. Именно на таких мужчинах и держится мир, уж не говоря об Израиле.

А еще бывают факты чистого везенья: купив обновы, люди выставляют старые, но добротные вещи в специально отведенных местах на улицах. Из ФБ дочери: “Вышли мы на улицу ночью выбросить мусор. Около подъезда стоял 24-дюймовый iМac 2009 года. Принесли домой, подключили — не пашет. Сегодня отвезли в ремонт, отдали 60 долларов. Через час забрали. Теперь у нас дома есть iMac. Вот же, что такое везет!”.

Рассматриваю корешки книг, которые Андрей унаследовал от сестры, а в голове прокручивается фраза из “Трамвая “Желание”: “Я всегда зависела от доброты первого встречного”. Конкуренция в Израиле жестка — а люди добры. Хуже было б, если бы наоборот.

— Еда тоже стоит дорого, причем даже та, которую тут выращивают: фрукты, овощи. Особенно это касается Тель-Авива и его окрестностей. В религиозных районах жить дешевле, там все “для своих”, но я не отважусь туда сунуться. Там не пройдешься в Шаббат в джинсах или короткой юбке за ручку со своим парнем. И не в Шаббат тоже не очень уютно.

— В универ я плачу деньги уже со своего счета. Но я нашел фонд, который дает стипендию для солдат-отличников с плохой экономической ситуацией, которые отслужили в боевых частях. За это я делаю 4 часа в неделю волонтерскую работу и за это получаю 16 000 шекелей, это 4000 $ в один учебный год. А универ мой стоит около 13 000 шекелей.

Утром Андрей поедет учиться. Дорога в автобусе занимает у него полтора часа в один конец. Машина для обычного студента недосягаема.

— Путешествовать или ездить на природу без машины нереально. Поезда ходят по нескольким направлениям только, по крупным городам. В Эйлат (на курорт. — Ю.Ч.) не ходят, а он далеко. Не ходят, потому что это надо проложить дорогу через пустыню, а это перерезает тропки животных и мешает их ареалу обитания. Нельзя так с ними поступать. Зато тут 50%-е скидки на проезд и много чего еще для студентов и пенсионеров. При этом проездной Андрея в другую часть страны стоит на год 700 баксов уже с учетом скидки. Но это автобусы, поезда по центру и вокруг, анлим.

Вернувшись, Андрей до ночи работает в булочной. Раз в неделю ездит помогать двум старикам — жертвам Холокоста. А утром опять на учебу. Учится он на “территориях”, где средь палестинских ныне земель сохранился израильский университет Ариэль. Не так давно там на остановке палестинский парнишка, подбежав к одному из израильских ровесников, вогнал ему в спину нож. А еще есть камни, палки и коктейли Молотова, которые так весело швырять в автобусы, крича “Аллах акбар!”…

Фото из Facebook

Если взвешивать на весах плюсы и минусы… В Израиле 300 солнечных дней в году, вкусный хумус, три моря, Тивериадское озеро и Цфат, Иерусалим и Тель-Авив, да-да, и древняя история, и живые экспансивные люди, но жизнь здесь сложнее нашей. У нас нет войны, люди привыкли довольствоваться малым, и за вызов скорой не надо платить 200 долларов, более того, на эти деньги непонятным образом живут тысячи и тысячи людей. И жары удушливой у нас нет, и хамсинов, и сезонов дождей, когда даже самый крепкий зонтик не имеет ни малейшего смысла. И — главное — глупый, науськанный фанатиками мальчишка-араб не всадит двадцатилетней красавице нож в спину… Но что заставляет людей предпочитать “историческую родину” своей реальной земле? Об этом — пусть и отчасти — две следующие истории.


Вместе мы — сила. История Аарона

Все те же тридцать градусов по Цельсию. Сегодня у нас богатые планы: мы едем в самый настоящий кибуц. В четвертый раз я в Израиле, а в кибуце впервые. Интересно, как осуществилась мечта “дедушки” Ленина и “прадедушки” Маркса — в отдельно взятых участках одной, отдельно взятой © страны. И вовсе не той, о которой грезили классики марксизма-ленинизма.

Кибуц Беэрот-Ицхак, один из старейших в Израиле, был основан в 1943 году около Газы. В 1952 году кибуц переехал на его нынешнее место, недалеко от аэропорта Бен-Гурион. Ровненько за холмом — Иорданская пустыня, те самые знаменитые “границы 1967 года”. “Когда нам говорят: верните наши земли назад, мы пытаемся объяснить, что у нас их вообще-то очень мало”, — смеется Аарон, наш гид по кибуцу.

Всего в стране 260 кибуцев — и живет в них всего около 120 тыс. человек. Когда-то именно эти люди (вернее, их предки) и создали сельское хозяйство Израиля. Многое изменилось, а кибуцы продолжают существовать.

Ныне в Беэрот-Ицхак живут 400 человек — и все работают: либо внутри, либо за его пределами, но и в этом случае их зарплата идет в кибуц. При этом между тем, сколько ты получаешь на работе и сколько тратишь, нет никакой связи. Уровень благосостояния здесь у всех одинаков.

Мы попали сюда благодаря тому, что Андрей — “солдат-одиночка”. Такой же, каким сорок с лишним лет назад был Аарон, фермер с дипломом колледжа из Вермонта. Приехал послужить исторической родине в армии, да так и прижился. Идя по деревенской улице, обращаем внимание на множество надписей по-английски. Зачем они в сельскохозяйственном поселении? Ответ: все для тех же “одиноких солдат” — сейчас их здесь около 40. Жители кибуца приглашают солдат на три года, чтоб тем было куда притулиться — по вечерам после службы или на Шаббат. Более того, здесь назначают семьи для солдат. Семья принимает над ним (или ней) шефство, навещает в армии, присутствует на военных праздниках, церемониях… “Названные родственники” берут на себя еще одну обязанность — переписываются с родителями солдат (чаще всего те живут в США), сообщая о том, что происходит у их детей: как они выглядят, как себя чувствуют, в каком настроении.

Шесть лет Аарон работал директором кибуца, а потом вернулся к своему любимому делу — сельскому хозяйству. Вообще-то “босс” не получает никаких преференций: это просто работа, одна из множества других работ.

Забытый запах деревни: травы, тракторной смазки и навоза. Разгар рабочего дня. Потому в кибуце малолюдно: все на работе: кто на поле, кто в ближайших городах. Тихо-тихо. Чистенько и бедненько.

Некоторые кибуцы более светские, рассказывает Аарон, многие на небольшие городки похожи. Этот же самый обычный религиозный кибуц. Как и положено в обычном кибуце, здесь все складывается в общую копилку. Например, в кибуце не бывает личных машин. “У нас есть специальная программа, позволяющая заказать себе машину. Для ближних поездок — поменьше, для дальних — побольше, и у каждого есть такой специальный ключик, с помощью которого открываешь любую машину. Если машина нужна для работы — ты берешь ее, вечером оставляешь на стоянке, и кто-то другой может на ней дальше ехать. То же самое с велосипедами”.

Другой пример общинной жизни — супермаркет, в котором ты можешь брать все, что тебе надо и сколько надо, не платя ни за что. Вопросы возникают, только если видишь что-то необычное. Когда Аарон был директором кибуца, он мог, к примеру, спросить у 70-летней женщины, которая брала в магазине “тонну” тампонов: “Зачем?”. Все бесплатно только жителям кибуца, но не их детям, которые живут в Тель-Авиве. При этом когда дети приедут навестить родителей — их радушно примут и будут бесплатно и сытно кормить все время визита.

Здесь нет больницы, но есть стоматолог, медсестра, терапевт. Есть автомастерская. В кибуце обрабатывают поля, выращивают овощи, хлопок, кукурузу, тыквы. Вон там — индюшачьи и куриные домики. И еще у них есть коровники.

— Все вещи, которые вы видите здесь, были произведены в кибуце: у нас есть свой заводик. Словом, мы полностью самообеспечиваемся, — говорит Аарон, и в его голосе — сдержанная гордость.

— Вы социалист? — спрашиваю.

— А как же, — отвечает он. — Потому я в кибуце.

Похоже, религия и социализм уживаются в Аароне без мельчайших противоречий. Скорее всего, для него это одно и то же.

Мы входим в неброское помещение. Это прачечная. (Дальнейший разговор ведется под неумолчный грохот стареньких стиральных машин). В домах их нет, потому белье стирается вместе. Стирать — не твоя профессия, этим занимается кто-то другой. А здесь гладильная, и тоже работает специальный человек. Вечером ты забираешь белье домой — чистое и выглаженное. Обязанности в кибуце распределены четко. Немного смущает одежда, брошенная на всеобщее обозрение, но это потому, что мы не из кибуца.

Выходим. Благодатная тишина. Ничего не слышно, кроме чириканья птиц. Аарон со спокойным достоинством ведет нас по своим владениям. Так же гордо водил бы, вероятно, любой другой человек, убежденный в том, что он живет в раю.

Следующий пункт назначения — столовая. “Мы не готовим дома, разве что иногда на выходные, но в основном питаемся тут: здесь очень вкусная еда”. Перед едой читается короткое благословение, а после — молитва. Но это место не только питания и обращения к Богу с благодарностью за хлеб насущный. Здесь проводятся все собрания комитетов: в кибуце их аж 35 — для молодых, для старых, для солдат, по вопросам образования и религии. Здесь же, в столовой, играют свадьбы. Выглядит она, как обычная наша столовка: только пахнет там не грязной тряпкой и капустой, а куда приятнее.

На кухне работают пять человек. Они умудряются кормить не только 400 кибуцников, но и еще 200 человек — работников фабрик и других учреждений, которые находятся на территории кибуца. Кормежка включена в их зарплату.

“Видите, сейчас накрыт обед для школьников. Скоро я покажу вам и ясли, и садик, и школу: дети проходят здесь цикл воспитания и образования с трех месяцев до 7-го класса. У нас не такой большой кибуц, чтоб строить здесь старшую школу, потому после 7-го класса дети ходят в школу в другой кибуц. Но и мы принимаем на учение не только наших детишек, но и детей из соседних кибуцев. И некоторые горожане хотят, чтобы их дети ходили в садик или школу именно сюда — чтоб росли на земле, учились и трудились.

Кстати, здесь вы увидите что-то, что очень не понравилось Министерству образования Израиля. Но у нас частные ясли, частный детский сад, и мы можем делать все, что считаем нужным. Мы приучаем детей играть с реальными предметами — с микроволновкой, с зонтиками, со счетами, с чайниками. Они у нас пекут пироги, например. Такое можно увидеть только в кибуце, но не в городских садиках. К сожалению, вы не сможете сфотографировать наших детей: у нас нет на это разрешения родителей. Вот здесь растут дети от 3 месяцев до двух лет".

А вот это уже не ясли, это детский сад, старшая группа. Здесь дети с 4 до 6 лет. Заглядываем в скромную комнатку. Дети, сидя на ковре, смотрят телевизор. Все мальчики в кипах. Все босиком: они разулись перед тем, как смотреть мультики: в комнате должно быть чисто. В другой комнатке играют, общаются, рисуют. В третьей проводят занятия более серьезные — начальную подготовку к школе.

Здесь работает дочь Аарона, пятая из его восьми детей. Четверо уже женаты и замужем. Большинство уехало, расселились по всей Земле обетованной — от Голанских высот до Хайфы. “Это был их выбор, я не настаивал. Человек имеет право самостоятельного выбора”.

К самостоятельности тут относятся серьезно. Здесь все должны работать, даже дети, начиная с седьмого класса. Летние каникулы — два месяца, и один из них школьники работают на ферме, в курятнике, на кухне. В 18 лет, когда дети оканчивают школу, им выделяют отдельные комнаты за пределами родительского дома. Многие едут учиться, но всегда могут вернуться в кибуц — пожить, поработать, перевести дух. Дух тут перевести легко: просторно и привольно. А вот с развлечениями, мягко говоря, похуже.

Дискотек, баров, кафе на территории кибуца нет. Зато есть небольшая синагога. Справа и сверху две части для женщин. Они молятся здесь утром и вечером. Арона кодэш — святой шкаф: в нем хранятся Торы. Когда Тора стоит на полке — стоят и люди, и можно сесть, лишь когда священная книга лежит на столе. Думаю: что это мне напоминает? И вспоминаю, как в Стокгольме все тихо, неслышно поднимались с мест, когда входил король, и садились, лишь когда он опускался в свое кресло.

Моя дочь объясняет: “Это очень богатый кибуц. Смотри, в нем аж семь Тор: одна Тора стоит диких денег. А тут есть старинные, с серебряными украшениями. Все написаны чернилами от руки на пергаменте”. Некоторые Торы пожертвованы, некоторые кибуц купил. Вот эта, например, стоит сто тысяч шекелей — 25 000 долларов. “Нам не нужно столько, просто за 60 лет скопилось”, — объясняет Аарон, показывая богатства Бога.

Однако нельзя сказать, что кибуц отстал от современности. У всех есть интернет, у его жителей заведены странички в ФБ, это очень удобно: например, через ФБ можно найти себе подвозку до Тель-Авива, если все машины уже заняты. Еще у них есть стадион, теннисные корты, футбольное поле, баскетбольный зал и тренажерка. Баскетбольный зал — огромный и роскошный, осмотреть остальное мы просто не успели: иначе нам пришлось бы поселиться в кибуце, а далее… как знать? Всякое бывает.

Шучу, конечно. Кибуц — он такой кибуц. Для определенного типа людей — рай, но неудивительно, что в этом рае живет лишь небольшой процент израильтян. Однако он куда успешнее, чем тот многомиллионный кибуц, куда нас в течение семидесяти лет пытались запихнуть железной рукой. Население кибуцев — это такие “специальные” люди. Если кто-то хочет работать с компьютерами — то поле применения для себя он найдет. Но если кто-то хочет заработать миллион долларов — он не для кибуца. Впрочем, и кибуц не для него.

Спрашиваю: “А вот если кто-то хочет ездить в оперу или в музеи? Если кто-то увлечен искусством? Театром?”. Аарон отвечает: в месяц мы с женой получаем полторы тысячи долларов карманных денег. Это, по израильским меркам, немного. Их можно тратить, как тебе заблагорассудится: поехать в отпуск, пойти в ресторан, на спектакль или купить одежду. Личную одежду ты покупаешь сам. Рабочую, повседневную тебе дает кибуц.

Напоследок идем к гордости Аарона — к курятнику. Сперва входим в маленький домик. Все, как и повсюду вокруг, скромно, но на столе вполне “навороченный” компьютер. Это офис куриной фермы. Всего в кибуце 230 000 кур. Их здесь разводят для мяса, не для яиц: это разные специализации. Сами “куриные домики” Аарона не имеют ни малейшего сходства с курятниками, в которых хоть раз-два в жизни да бывал каждый белорус. Прежде чем зайти в “куриный домик”, надо вымыться, поменять одежду — и лишь тогда ты имеешь право приблизиться к птицам. Вся их жизнь управляется из офиса. Все компьютеризировано, все на учете: температура, влажность, количество еды и питья, электричество.

Если возникает какая-то проблема, то Аарону немедля приходит сообщение на айфон — и он бежит в куриный домик. Система должна работать крайне четко: если, например, не будет света в течение пятнадцати минут — умрут все куры. Потому здесь, как в больницах, свои генераторы.

— А из чего складывается доход кибуца?

Аарон начинает считать. 40% — сельское хозяйство, 25−30% — выручка от магазинов кибуца (ведь бесплатны они лишь для своих). 20−30% — это зарплаты людей, которые живут в кибуце, а работают в “большом мире”. Ну и по мелочи — плата за ясли, садик и школу от родителей, которые хотят для своих детей кибуцного образования.

И вот, наконец, после курятника Аарон ведет нас в свое тайное место, в место души: там живут его личные питомцы — и, вероятно, туда уходит значительная часть его карманных денег. Это террариум. Там мы знакомимся с питонами — огромным и только что вылупившимся младенцем, с прелестными змейками разных расцветок, с мохнатым великаном-тарантулом, с огромными черепахами.

Как показывает практика, даже в коммунистическом общежитии люди должны иметь отдушину. Только тогда они счастливы.

Прощаемся с Аароном. От денег за экскурсию он отказывается величавым, но совершенно не обидным жестом.

Садимся в машину. Дочь говорит: “Да никогда в жизни…”, муж горячо ее поддерживает. Мама сокрушенно произносит: “Я думала, кибуц все же не такой… советский”. Андрей молчит: они с Аароном соратники, “солдаты-одиночки”. А я… я думаю одновременно о том, что в кибуце не вынесла бы и недели; и о том, что, погости я в нем хотя бы месяц-другой, то могла б, наверное, быстрее дописать начатые книги; и о том, что только что видела людей, которые искренне и трудолюбиво воплощают вековечную мечту о справедливости… И что справедливость, конечно, не самая красочная и веселая штука на свете, но от нее веет достоинством — чего не отнять, того не отнять.


История Гали: много ли может одиночка?

5 марта. Предпоследний день в Израиле. Все те же 30 градусов. “Я в раю”, — говорит мама, сидя под огромным баобабом в Эйн-Геди, что на Мертвом море.

Эйн-Геди — тоже кибуц, но его направленность — не сельское хозяйство, а отдых и туризм. Кибуц — часть одного из национальных парков Израиля. Находится он в Иудейской пустыне, на холме Тель-Горен. Совсем рядом — знаменитая крепость Масада. Весь кибуц представляет собой ботанический сад, в котором расположены гостевые домики, административное здание, столовая и спа. Между ними курсирует веселенький электромобиль.

Я не знаю имен причудливых и невероятно разнообразных растений. Их более 1000 видов, они собраны со всех концов света, и с каждым из них связана какая-то история.

Я впервые вижу на крыльце одного из домиков привольно раскинувшегося дамана: вы будете смеяться, но этот грызун, похожий на морскую свинку, по своим биологическим характеристикам — ближайший родственник слона.

Здесь же — маленький зоопарк: горные козлы, обезьяны, сурикаты и еще всякой твари по паре. Чуть внизу школа — и занятия по природоведению у школьников проводятся в ботаническом саду и зоопарке. Чтобы все наглядно, так сказать. Весомо, конкретно, зримо ©.

Моя семья, как приличные туристы, лезет в гору, бродит по Масаде, а затем нежится в бассейне с подогретой водой Мертвого моря. Мы с Галей остаемся внизу. Мы не виделись двадцать пять лет, и нам есть о чем поговорить. Галя — моя подруга, одна из тех, которых Бог дает две или три за всю жизнь. Жизнь развела нас надолго и наконец свела вновь на Мертвом Море. Бродим по саду, и Галя походя рассказывает мне о причудливых деревьях и кустарниках. В Минске Галя была учительницей биологии, потом помогала мужу в одном из первых в СССР кооперативов, родила четырех девочек. Но в шальные 90-е кооператив рухнул. Они попытались было завести свое дело на Кипре — но и тут не вышло. Дальше — слово Гале:

“Как ты знаешь, я со всех сторон русская. В Израиль мы уезжать не собирались. Но так получилось, что единственное место, куда мы могли отправиться, когда не получилось на Кипре, это сюда. Мы приехали в Израиль туристами в конце 1999-го. Практически без вещей. На пароме. Нас встретили сотрудницы отца мужа. Они же снабдили нас вещами первой необходимости и отвезли в Холон, где жила моя подруга детства. Кроме семьи моей подруги и нескольких бывших учительниц из Баку, нам много помогали едва знакомые, а то и вообще чужие люди. Однажды случайно на море встретила и узнала старого знакомого по пляжному волейболу на Минском море. Мы не виделись 20 лет. Он дал денег на съем жилья, стал нашим поручителем, бросил клич среди жильцов своего подъезда и привез нам кучу одеял, посуду, теплую одежду.

Получив гражданство, мы сняли нашу первую настоящую квартиру и, отправив всех детей в школу, сами тоже пошли учиться в ульпан, учить иврит. К этому времени я уже вовсю работала на уборке квартир. Поскольку, чтобы получать пособие, учась на курсах, надо было сначала заработать “право” на пособие по безработице, я одновременно с ульпаном пошла работать еще и в магазин. Мы оба работали как проклятые, с 5 утра до позднего вечера. Дети сами вставали утром, старшие кормили младших, отводили в детский сад, сами шли в школу, потом всех забирали, кормили, делали уроки, укладывали спать… Долгое время я видела детей только вечером в пятницу и полдня в субботу. С окончанием Шаббата я уходила на работу в магазин.

Потом я отучилась на курсах по биотехнологии и устроилась работать в приличную компанию. Через пару месяцев муж тоже наконец устроился на “нормальную” работу. Он успел получить один раз зарплату. А потом буквально в один момент его не стало… Старшая дочка тогда оканчивала школу, ей было 17,5. Второй — 15. Третьей — 10. А самой младшей — 8. С перепугу я работала как безумная. Кроме основной работы, снова набрала под завязку уборки квартир. Были долги, которые надо было отдавать. Я боялась, что буду не в состоянии прокормить детей, которых нарожала. Моя собственная жизнь казалась мне законченной. Я чувствовала себя не человеком, а машиной, зарабатывающей деньги. Я похудела так, что донашивала джинсы, из которых вырастали мои старшие дочери.

Моя старшая дочь служила в армии и работала. Зарабатывала себе деньги на учебу самостоятельно. Начав учиться, вынуждена была одновременно работать. Это было очень тяжело.

Вторая дочка сразу после школы тоже пошла работать. Сначала продавщицей. Потом официанткой. Потом барменом. Одновременно подрабатывала фотомоделью, и понемногу начала снимать сама. Сейчас она живет в Берлине и работает фотографом и стилистом. Я, конечно, помогала и помогаю всем время от времени. Видеокамеру, необходимую для занятий. Крутой профессиональный фотоаппарат. Мобильные телефоны… Но зарабатывают на жизнь они сами “ .

— Постой, — перебиваю. — Но как, почему ты, русская, рожденная и выросшая в Беларуси, чувствуешь эту страну своей?

— Не знаю точно, — отвечает она. — Мы оказались здесь, потому что не было другого выбора. Если бы мне не нравилась страна, я была бы обречена на жалкое существование. Может быть, еще что-то, чего я так и не поняла, а понял мой спинной мозг. За прожитые здесь годы я увидела и полюбила уникальную в своем разнообразии природу. Прониклась гордостью за многие свершения этой маленькой, существующей вопреки всему страны. Я вижу много недостатков. За что-то стыдно. За что-то больно. Я чаще всего забываю, что вообще не еврейка. И люблю эту нашу “необъятную родинку”.

На этом рассказ Гали заканчивается. Ей надо бежать на автобус, чтобы успеть в Холон до Шаббата.


Читать дальше...

Источник: "Новости TUT.BY"


Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта

Автор: Юлия Чернявская

культуролог, педагог, драматург, прозаик
comments powered by HyperComments