x
channel 9
Автор: Майя Гельфанд Фото: 9 Канал

Янина Кудлик: "Было ощущение, что мы приехали в свою страну, чтобы жить, играть, заниматься делом" Интервью по субботам

Есть такие люди, которые буквально заряжают своей энергией, оптимизмом и жизнелюбием. Встречаясь с ними, чувствуешь, как будто в темной комнате зажглась лампочка, и сразу становится светло, тепло и уютно. Янина Кудлик – такой человек. Пианистка, директор консерватории Акадма, координатор жюри конкурса имени Рубинштейна, организатор национального конкурса молодых пианистов “Салют роялю”. Но за радостной улыбкой и светящимися глазами кроется железный характер, огромная воля и безжалостность к себе. О судьбе музыканта в Израиле, о том, почему важно учиться музыке и о несбывшихся мечтах мы сегодня и беседуем.



- Янина, а что это за история, когда вам пришлось ночевать на улице вместе с роялем?

- О, это классика жанра. Это был 90-й год. Каждый тогда привозил самое дорогое. Кто бриллианты, кто кастрюли с подушками. У меня тогда ничего не было из побрякушек. Но у меня было два рояля. Мы же приехали в никуда, поселились в самом дешевом районе Ашдода. И когда с багажом пришел мой рояль, стало очевидно, что в квартиру мы его занести не сможем ни при каких обстоятельствах. Пришлось оставить его на улице на ночь. Но я же не могла его бросить! И я осталась вместе с ним.

- И как вы провели эту ночь?

- Спокойно. Редкие прохожие спрашивали: что это? А, в целом, было очень неплохо. Наутро я договорилась, чтобы его поставили в концертный зал, где я и сыграла свой первый концерт в Израиле. Кстати, я потом занималась на этом рояле по ночам. Потому что днем нужно было устраиваться, организовывать быт. А ночью я играла.

- Никого это не смущало?

- Ну, бывало, что на улице ночью меня останавливали и делали недвусмысленные предложения с израильской непосредственностью. Смешно сейчас вспоминать. Это было тяжелое время, но радостное. Было ощущение, что мы приехали в свою страну, чтобы здесь жить, играть, заниматься своим делом. Хотя первый шок был, конечно.

- Попасть из европейской Эстонии в квартал бедноты в Ашдоде – это, наверное, не для слабонервных.

- Да, конечно. Но это было такое время, когда было ощущение подъема. Я вообще по натуре неистребимый оптимист, я была уверена, что все сложится, и я стану израильской пианисткой. В Советском Союзе я была концертирующей пианисткой, солисткой Эстонской филармонии. За границу, правда, не пускали, потому что я имела неосторожность написать, что у меня есть родственники за рубежом. Поэтому я была уверена, что и в Израиле буду продолжать играть.

- А в Израиле, особенно тридцать лет назад, было какое-то понимание, что такое профессиональный музыкант? Ну, кроме Зубина Мэты и филармонического оркестра?

- Отношение было чисто потребительское. Потому что была огромная алия, среди которой было большое количество музыкантов. И местные жители тут же поняли, что за пять шекелей можно получить учителя, который придет домой, чтобы дать детям частный урок, и еще будет целовать ручки. И это то, что произошло. Ведь мы сразу окунулись в совершенно другой мир. Там я работала в филармонии, у меня была зарплата. А здесь пришлось самостоятельно добывать себе хлеб. Но слава Богу, мы были рады и этому. Очень многие, конечно, не понимали, что такое классическая музыка. И некоторые профессионалы были вынуждены уехать.

- У вас не было разочарования?

- Конечно, было. Я ведь ничего не знала, я была наивная дура, извините за выражение. Сегодня я бы себе вставила мозги, а тогда этого было некому сделать. Я думала, что приеду, сыграю, и меня тут же примут. А реальность оказалась совсем другой.

- Израиль – очень жестокая страна. Сколько талантов так и не смогли найти себя.

- Конечно. А сколько трагедий было! Но у меня как-то сразу началось все складываться. Как будто кто-то дал зеленый свет.

Молодая и амбициозная Янина по ночам играла на фортепьяно, а днем преподавала в Тель-Авивской Академии музыки. Домой, в Ашдод, приезжала поздно вечером, без сил. Но постепенно музыкальная карьера стала складываться. Ради того, чтобы попасть на прослушивание к Зубину Мэте, многолетнему руководителю Тель-Авивского филармонического оркестра, она прошла три жесточайших тура, после которых из двухсот человек осталось только четверо. Маэстро официально пригласил Янину выступать на лучшей сцене страны.

- А потом случилось страшное. Я возвращалась после концерта, это было третьего октября девяносто первого года. Был первый дождь, и автобус, в котором я ехала, занесло на мосту. Я очнулась в больнице. У меня было переломано все. Но, самое страшное, у меня был перелом плеча. А это означало, что я не могла больше играть. Это было страшно. Я была в таком состоянии, что даже как-то пошла топиться. И только мысль о том, что я оставлю ребенка без матери, меня остановила. Для меня это был конец жизни.

- Как вы это пережили?

- Мне пришлось заняться преподаванием. Хотя я и играла после этого, но одно дело полностью посвящать себе карьере концертирующего музыканта, а совсем другое – совмещать преподавание с выступлениями. Это очень сложно. Но, видите как, жизнь оказалась важнее.

- Как вы вышли из этой депрессии?

- Как-то постепенно. Были друзья, которые меня поддерживали. Была семья. Как-то выбралась. И погрузилась в преподавание. Я тогда была очень категоричной. Я считала, что любой, кто начинает заниматься музыкой, должен стать профессиональным музыкантом. Но потом я несколько смягчила свою позицию. Хотя я по-прежнему считаю, что каждого ребенка нужно учить музыке. Вне зависимости от наличия у него музыкального таланта. Это невероятно развивает мозги и общие способности. Ведь это учит делать одновременно несколько дел: читать ноты, слушать звуки, реагировать на любую фальшь, по ходу исправлять ошибки, чувствовать реакцию зала. А, самое главное, это способность мыслить и владеть ситуацией. Сегодня ученые утверждают, что занятия музыкой развивают до девяноста пяти процентов мозговых клеток. То, что, как считалось раньше, давали языки и шахматы, сегодня доказано, что это дает музыка.

- В моей очень музыкальной семье тоже считали, что нужно учить детей музыке. В шесть лет меня отвели в музыкальную школу и записали по классу скрипки. С того момента начались мои страдания и терзания, которые длились до тех пор, пока я со скандалом не покинула этот храм искусств.

- Это не только ваша травма, это коснулось очень многих. Когда-то вообще была совсем другая система преподавания. Сегодня задача другая – привлечь, показать мир музыки. Уверяю вас, если бы с вами занимались иначе, если бы вам предложили на выбор разные инструменты, ваши впечатления были бы совсем другими. Тогда слово “надо” было определяющим. И в этом есть определенный смысл – выучить язык музыки. Но сегодняшняя система более правильная, она более щадящая. Она рассчитана на то, чтобы человек полюбил музыку, полюбил себя в музыке. Но очень важно попасть к хорошему педагогу. Это самое главное.

- А как объяснить израильским детям, что нужно заниматься по нескольку часов в день?

- Исключительно мотивацией. Если ребенку хочется сыграть какое-то произведение, выступить перед публикой, получить свою минуту славы, - он будет заниматься. Его нужно заинтересовать, заразить своим фанатизмом. По-другому это не работает. И пусть он не станет профессионалом, он все равно получит очень много.

- А если он все-таки решит стать профессиональным музыкантом? Где ему работать в нашей маленькой стране?

- Сегодня есть очень много возможностей. Когда мы приехали в девяностых годах, была страшная рубка. Кто-то уехал, кто-то поменял специальность, кто-то просто потерялся. Появилось огромное количество частных учителей, которые ходили из дома в дом и калечили детей. Сегодня появился другой перекос. Сегодня не хватает музыкантов в оркестрах, педагогов, аккомпаниаторов. Поэтому спрос огромный, не хватает предложения.

- Почему тогда многие музыканты уезжают в Америку, рассчитывая, что там больше шансов найти себе место?

- Это очень зависит от ситуации. Если человек планирует стать концертирующим музыкантом, и для этого есть предпосылки, то да, действительно, там возможностей больше. Америка – это огромная страна. Но, что касается преподавания, то сегодня полным-полно работы.

- А композиторы?

- Композиторам сложнее. Потому что современная музыка не до каждого из слушателей доходит. Очень-очень маленький процент современных композиторов останется в истории.

- Но у них есть шанс хотя бы состояться сейчас.

- Да, конечно. Но для этого нужны связи, нужен очень пробивной характер. И нужен талант. Но в Америке больше практических шансов состояться. Ведь там развита киноиндустрия, театры, мюзиклы.

- А почему в программах оркестров почти нет современной музыки?

- Их включают, как обязательную часть. Но, в основном, программа любого симфонического оркестра состоит из произведений, написанных сотни лет назад.

- Почему?

- Потому что современный музыкальный язык очень сложный. Есть композиторы, которые пишут действительно талантливую музыку. Но их не так много. Как пример, назову Иосифа Барданашвили, Яна Фрейдлина, Юрия Поволоцкого. Есть и другие. Я стараюсь включать их произведения в школьную программу.



- А вот по поводу учителей. И сейчас тоже нет недостатка в частных преподавателях, которые, пусть не за пять шекелей в час, но готовы работать и учить детей музыке. Что в этом плохого?

- Это чистой воды профанация. Ваша задача научить человека языку музыки. Вы должны знать буквы, уметь говорить на этом языке, владеть им. А когда ребенку говорят: ты импровизируй, ты играй, как хочешь, а я тут рядом посижу – это страшное дело.

- А чем отличается музыкальная школа от частного образования?

- Тем, что мы подотчетны. Мы должны показать программу минимум. Чему ребенок научился за данный отрезок времени, чем он овладел. А концерты! Вы не представляете, какая это мотивация. Выйти на сцену, сыграть, выступить, — это же как наркотик. Нет, это очень важно. Здесь должно все совпасть: педагог, родители и ученик. Если все трое заинтересованы в успехе, то он обеспечен.



Янина Кудлик не только исполнительница и преподаватель, но еще и организатор конкурсов для начинающих музыкантов и для профессионалов. Она – ответственный секретарь Конкурса Рубинштейна, входящего в десятку самых престижных конкурсов мира.

- Да, у меня действительно есть большой конкурсный опыт. В Советском Союзе это была практически единственная возможность заявить о себе. Конкурс Рубинштейна проходит в Израиле уже около сорока лет, его основал сам Артур Рубинштейн. Я уже много лет являюсь ответственным секретарем этого конкурса. Вообще, успех конкурса зависит от двух составляющих: призы и судьи. Мы стараемся придерживаться высших стандартов. У нас всегда члены жюри – это звезды первой величины.

- Существует такое мнение, что успех участника на конкурсе во многом зависит от его педагога. То есть учитель, используя свои связи, тянет своего ученика. Насколько профессиональные конкурсы честные и объективные?

- На этот вопрос у меня очень простой ответ: никогда в члены жюри не берут тех педагогов, чьи ученики участвуют в этом конкурсе. Это закон. Это в Советском Союзе многое было по блату. У нас члены жюри – абсолютно независимые люди с незапятнанной репутацией. Эти люди объективно оценивают игру исключительно по профессиональным качествам: владение инструментом, артистизм. Иногда бывает, конечно, чувствуешь, что перед тобой талантливый человек, но сегодня не его день. Это неизбежно, ведь мы все живые. Но наша задача почувствовать талант и дать ему возможность проявиться.

- Конкурс Рубинштейна – это, все-таки, для профессионалов. Но что делать тем, кто еще находится в процессе становления?

- В Израиле очень много талантливых детей, много талантливых педагогов. Но они не могут развиваться по одной простой причине: им негде играть. Ведь в Советском Союзе была построена конкурсная система: районные, городские, областные, республиканские конкурсы. Таким образом проходил постоянный отбор лучших. В Израиле этого не было. Но я понимала, что это необходимо. Эта ниша была свободна. Видимо, этот драйв, который сидит во мне, искал выход. И я придумала этот конкурс, “Салют роялю”. Это всеизраильский конкурс молодых пианистов от 6-ти до 28-и лет. И он, по сути, стал возможностью для способных детей проявить себя. Понимаете, очень важно, чтобы ребенок знал, к чему стремиться, на кого равняться. Если он находится в замкнутой системе, в которой только он и учитель, он может стать профессионалом, конечно. Но он не станет артистом. Артистом становятся на сцене, перед публикой. Для этого должна быть возможность заявить о себе, показать себя. Я всегда смотрю с оптимизмом в будущее. И я вижу прекрасное музыкальное будущее в Израиле.

- Янина, если бы не случилось той аварии, что бы с вами было?

- Я не знаю. Я думаю, жизнь была бы другой. Я понимаю, что жизнь нам посылает испытания для того, чтобы мы их преодолевали. Видимо, если около какой-то черты я остановилась, так, видимо, и должно было быть. Если бы этого не случилось, не было бы нового поколения, которое я воспитала. Не было конкурса. Не было каких-то еще важных вещей. Конечно, когда я слышу пианистов, которые играют мой репертуар, я чувствую, как в сердце колет. Ведь я тоже могла бы сыграть, и не хуже. Но, что поделать… Но судьба человека – это его характер. Для меня очень важно смотреть на себя с уважением, понимать, что я проживаю свою жизнь достойно. Видимо, природный оптимизм и желание смотреть в будущее, спасли меня. По крайней мере, я ни о чем не жалею. Я делаю важное и нужное дело.

- Но с Зубином Мэтой вы сыграли?

- Я все-таки сыграла с израильским филармоническим оркестром, но за пультом стоял другой дирижер, замечательный Менди Родан.

Янина невероятно обаятельный человек, который удивительно любит жизнь. Специально для нее я приготовила итальянский десерт панна-котта со вкусом голубики.

authorАвтор: Майя Гельфанд

Профессиональная домохозяйка, автор книги "Как накормить чемпиона"
comments powered by HyperComments