x
channel 9
Автор: Майя Гельфанд Фото: 9 Канал

Раввин Оля Вайнштейн: "Я кипу не ношу". Интервью по субботам

Когда религия превращается в прибыльный бизнес, главный раввинат становится похожим на святую инквизицию, религиозные деятели соревнуются в том, у кого больше ходок, неудивительно, что появляются люди, которые готовы предложить альтернативу.

И пусть их называют "искусственными алмазами", пусть их не признают официально, над ними смеются, их презирают и оскорбляют, но их голоса звучат все громче и настойчивее. О том, что такое современный иудаизм, зачем нужно изучать Тору и почему женщины носят кипу – мы говорим с раввином реформистского движения Олей Вайнштейн.

____________________________________________________


-Оля, почем нынче опиум для народа?

-Я думаю, что иудаизм не может и не должен быть опиумом для народа. Наоборот, иудаизм - это религия, которая привносит очень много смысла в нашу меняющуюся и динамичную жизнь, которая позволяет нам смотреть на окружающий нас мир гораздо глубже.

- А объясните мне, зачем вам, молодой женщине, нужно было становиться раввином? Откуда вообще такая идея возникла?

- Начну сначала. Я родилась в еврейской семье в России, в городе Иваново. Наша семья очень пострадала с одной стороны от сталинских репрессий, с другой – от Холокоста. Получилось так, что каким-то чудом, несмотря на системный режим, у нас дома сохранился кашрут. И когда, лет в пять, я маму спросила, почему мы питаемся иначе, чем мои подружки, и на каком языке говорят мои прадедушка и прабабушка, она, после долгих колебаний, ответила: "Потому что мы евреи". Для меня в тот момент это не значило ровным счетом ничего. А потом я начала осознавать, что отличаюсь от остальных не только тем, что я ем. А еще фамилией, внешностью, образом жизни. Я понимала, что люди, которые меня окружают дома, отличаются от тех, кого я вижу на улице, в детском саду и по телевизору. Что у них другие семейные ценности, отношение к детям, к родителям. Кроме того, я поняла, что о своем еврействе лучше не распространяться.

- Особенно в городе Иваново.

- Да, в городе Иваново, чувствовался антисемитизм. И я это получила по полной программе. Вплоть до того, что по городу шагали неонацисты и выкрикивали соответствующие речевки. Все это осталось в памяти, но это, видимо, то, без чего я бы не стала тем, кем являюсь сегодня. А с развалом Советского Союза в городе начала возрождаться еврейская община. А вместе с ней появились книги об иудаизме и Израиле. И я загорелась. Я поняла, что это интересует меня больше всего на свете. А когда я впервые попала на праздник Пурим, где вдруг увидела очень много родных и знакомых людей, я просто поняла: это мое, здесь я должна быть. В пятнадцать лет я стала работать вожатой в лагерях "Сохнута". В восемнадцать лет я стала координатором "Сохнута" по алие, я отправляла людей в Израиль. И все время думала: а меня-то кто отправит? В итоге в какой-то момент я внутренне созрела и уехала сама для того, чтобы жить в Израиле и продолжать изучать иудаизм.

- А как вы к реформистам-то попали?

- А это отдельная история. Когда я учила в Бар-иланском университете английскую лингвистику и много разных предметов по иудаизму, по шаббатам и праздникам с приемной израильской семьей посещала ортодоксальную синагогу, и уже тогда у меня начало появляться много вопросов. Затем я нашла работу в консервативном движении, моей задачей было организовывать еврейскую студенческую деятельность. Но у меня все время было ощущение, что организационная работа – ступень к дальнейшему росту. Что я не должна ограничиваться только этим, что я должна продолжать изучать иудаизм академически и как бейт-мидраш. И я пошла учиться в школу подготовки раввинов (раввинский бейт-мидраш консервативного движения). После шести лет углубленного изучения Талмуда, Галахи, классических еврейских текстов, еврейской философии и истории параллельно с магистратурой по иудаизму, по идеологическим причинам я перешла в раввинский бейт-мидраш реформистского движения, и вот, через десять лет с момента начала учебы, я стала раввином. За время учебы, кстати, у меня родились трое детей.

- Я тоже рожала своих детей в перерывах между сессиями.

- Вот вы меня поймете, как и многие женщины в Израиле. Потому что здесь процесс деторождения неотделим от всех остальных процессов. Но, возвращаясь к моему пути - мне всегда хотелось быть общинным лидером, чем-то больше, чем просто учителем. Мне хотелось создать свой собственный бейт-мидраш, где бы собирались люди, говорящие на разных языках, которые интересуются иудаизмом и еврейской культурой. Мой переход в реформистское движение был обусловлен вопросами, с которыми я не могла согласиться в рамках консервативного движения. Я поняла, что в реформистском движении спектр мыслей, идей, идеологических основ намного шире, чем в любом другом. Здесь нет жесткой централизованной авторитарной системы, как в других течениях.

- Я правильно понимаю, что реформистское движение в иудаизме – это что-то похожее на протестантизм в христианстве?

- Я бы так не сказала, потому что у евреев, как всегда, свой путь. В конце девятнадцатого века начался период еврейского просвещения, то, что называлось Хаскала. Дети из зажиточных еврейских семей начали получать наряду с религиозным и светское образование: медицинское, юридическое, гуманитарное. И возникло ощущение, что иудаизм тоже должен развиваться. Он не должен закрываться в гетто, он должен быть открытым для мира, новых идей, идти в ногу со временем. Кроме того, феминистская революция вносит стремление к равенству полов, благодаря ей у женщин появилась возможность получать высшее образование, строить карьеру, иметь счет в банке, водительские права и много другое, еще совсем недавно женщинам было запрещено ходить на выборы, в Швейцарии до 1971 года избирательного права у женщин не было! Так, первым возникло реформистское течение иудаизма. Как реакция на реформизм возникает ортодоксальное движение, которое говорит: мы не будем ничего менять. Как наши предки жили закрытой общинной жизнью с натуральным хозяйством, ходили в сюртуках с бородами, так и мы будем. Как наши женщины были малообразованные и несли на плечах все домашнее хозяйство, при этом не имея равных прав в общине, так и будет дальше. И никуда мы из нашего местечка не выйдем. На фоне борьбы этих двух полюсов возникло консервативное движение, которое объявило, что не поддерживает ни тех, ни других, и займет позицию где-то посредине, они называли себя "швиль ха-захав". На сегодняшний день различий между консервативной и реформистской общинами почти нет. Есть различия между раввинскими практиками. И те, и другие считают себя соблюдающими евреями, они отмечают все еврейские праздники и памятные даты, знают молитвы, их дети с самого рождения растут в еврейских общинах, отмечают бар-бат мицву. Многие из "либеральных" евреев являются волонтерами в проектах в сфере "гмилут хасадим" и "тикун олам", изучают еврейские тексты. И это им не мешает получать высшее образование, бороться за права женщин, заниматься общественной деятельностью и жить современной жизнью. При этом разница между либеральными течениями и ортодоксальным иудаизмом, конечно, гигантская.

- Вот буквально пару недель назад запустили автобус по шабатам в Гуш-Дане. Это решение вызвало, как и ожидалось, бурные реакции с разных сторон. Вы как считаете, в шабат еврею можно пользоваться транспортом?

- Я считаю, что не у всех в этой стране есть равные права. И у репатриантов, очень многих, нет машин. Они вправе провести свой единственный выходной так, как они считают нужным. Насчет использования машины в шабат - в эпоху, когда писалась классическая галахическая литература, машин попросту не было, поэтому этот вопрос, как и многие другие, мы можем изучить из аналогии с тем, на чем был основан запрет поездок в шабат в то время. А в те времена нужно было провести тяжелую работу, чтобы запрячь осла, сорвать с дерева палку, которой его нужно было погонять, ехать на этом осле долгие часы под солнцем или проливным дождем, были опасности по дороге, и так далее. Сравнимо ли это с поездкой на машине сегодня? Это может для себя решить каждый. Для меня, естественно, важен еврейский характер государства, но с соблюдением прав всех его граждан.

- А кашрут? Что с ним делать? Я принесла вам пирог, который был испечен на некошерной кухне. Вы будете его есть?

- Конечно. Здесь есть все продукты, которые я ем. И, кроме того, этот пирог был изготовлен в одноразовой форме, то есть проблем вообще нет. Вообще мицвот, заповеди, делятся на две категории: мицвот между человеком и Б-гом и мицвот между одним человеком и другим. То есть проявление уважению к человеку, который испек и привез для меня пирог так же важно, как и соблюдение кашрута, а иногда даже важнее. Поэтому я съем с удовольствием.

- А в некошерный ресторан вы пойдете?

- Если да, то я буду там есть салат.

- А в некошерный супермаркет?

- Я куплю там кошерные продукты.

- Тогда чем вы отличаетесь от светских людей?

- У меня есть база, от которой я отталкиваюсь, это иудаизм, и Галаха как одна из его частей. Я всегда могу обратиться к текстам, найти ответы на возникшие вопросы, проверить какие-то вещи, которые кажутся мне сомнительными или не понятными. Я живу в рамках иудаизма. Я вообще такой человек, который принимает решения после долгого изучения вопроса. И все, что я делаю, это результат продуманного анализа.



- Оля, когда я впервые увидела женщину в кипе, меня это очень смутило. Для меня кипа – это не женский атрибут. Вас это не смущает?

- Поэтому я ее и не ношу. У нас, в либеральном иудаизме, существует равенство полов. Во всем, в том числе и в том, что касается религиозной атрибутики. Но я кипу не ношу, потому что я, как женщина, верю в женское лидерство и самоопределение, в том числе и религиозное. Я сама выбираю, какая атрибутика мне больше подходит. У меня даже талит кошерный, женский, украшенный вышивкой. Тем не менее, есть женщины, которые выбирают надевать кипу, и это их выбор, и его надо уважать.

- Многие люди воспринимают реформистское движение как издевательство над иудаизмом.

- Это от незнания, очень жаль. Я считаю, что каждый человек должен самостоятельно и осознанно принимать решения в своей жизни. Мы же привыкли мыслить шаблонами. "Иудаизм – это только ультраортодоксальный вариант, все остальное – издевательство". Это не так.

- Но вам могут возразить, что вы толкуете священные тексты так, как это вам удобно: если в Торе не написано, что нельзя заводить машину в шабат, значит, можно. Если не написано, что нельзя ходить в некошерный магазин, значит, можно. Вы подстраиваете иудаизм под себя.

- Ну, вообще-то во вся галахическая литература основана на том, что называется "пульмус", то есть спор, полемика, столкновение мнений. На любой вопрос в Талмуде существует как минимум два мнения, причем они могут быть противоположными. Поэтому не существует такого понятия как "единственно правильное мнение", нет единой трактовки священных текстов. Может быть бесконечное количество вариантов трактовки одних и тех текстов. Для этого их, как минимум, нужно уметь изучать и как можно больше знать. Поэтому это не "подстраивание иудаизма под себя", а постоянное изучение, постоянные проверки, все ли из того, что мы делаем, является этичным по отношению к ближним, все ли наши практики обоснованы на сегодняшний день, соответствуют ли они тому, что мы вот уже почти семьдесят два года живем в еврейской стране, а не в диаспоре, что женщины равны по правам мужчинам, и многое другое. Это кропотливый ежедневный труд, поэтому и учеба заняла много лет.

- Обычно еврейский анекдот начинается так: "Пришел еврей к раввину…" Раввин, по крайней мере по легендам, был человеком авторитетным, образованным, мудрым, который выступал и в качестве судьи, и психолога, и советчика. Вы, раввин Оля Вайнштейн, что делаете?

- Я прежде всего выслушиваю человека. И если я понимаю, что то, что его интересует, выходит за рамки моей сферы деятельности, то я отправляю его к специалистам. Современная жизнь в каких-то ее аспектах намного сложнее, чем двести лет назад в местечке. Сегодня есть специалисты в разных областях: юристы, психологи, финансовые консультанты и прочее. Поэтому я не возьму на себя риск давать советы в тех сферах, где я не разбираюсь. К сожалению, часто раввины присваивают себе право принимать решения за человека. Сколько ему иметь детей, за кого выходить замуж, например. Я этого никогда решать не буду.

- У вас, в реформистской общине, разрешена контрацепция?

- Конечно. Это решают для себя сами люди. Мы прежде всего стараемся видеть человека, а не функцию. Раввины сопровождают человека в тех моментах, где ему (или ей) необходимо присутствие раввина. Вместе радуемся, вместе горюем, преодолеваем какие-то проблемы, ищем решения в сложных ситуациях. Мы не берем на себя функции вершителей судеб и главного раввината.

- А вот по поводу раввината. Когда я выходила замуж, мой муж, на тот момент будущий, категорически отказался идти в раввинат. Притом, что никаких проблем с документами ни у него, ни у меня не было. А его родители еще пятьдесят лет назад в Советском Союзе даже женились под хупой! Но здесь он отказался. Он считал, что это унизительно – проходить проверки и доказывать свое право на брак. Поэтому мы поехали за границу.

- Неслучайно мы с ним родственники: фамилия одной из моих бабушек - Гельфанд, и ее семья родом из той же части Белоруссии, откуда семья вашего супруга. Он абсолютно прав. Мы, как евреи из Советского Союза, уже чего только не пережили! Кроме того, мы прошли консульскую проверку на еврейство, и нам ничего доказывать не нужно. Мы, в либеральном движении, смотрим только в удостоверение личности, "теудат-зеут". Нам достаточно, чтобы там было указание на еврейство. Никаких дополнительных проверок мы не проводим.

- А брак, который вы заключите, будет признаваться?

- Нет. Из-за монополии раввината государство признает только их браки. Для официального изменения статуса вам все равно придется ехать за границу.



- Не слишком большое облегчение. Оля, объясните, а зачем в современном мире нужно изучать Тору?

- Глубже и умнее книги еще не написали. Неслучайно она стала родоначальницей еще двух авраамистических религий. Вся эта книга для меня – это чудо. Это нарратив еврейского народа, переданный из уст в уста и записанный позже.

[b]- Учитывая, сколько раз это было передано и записано, наверное, от реальной истории уже ничего не осталось.[/b]

- С тех пор, как Тора была впервые записана, в текст практически не вносились изменения. Это фактически документальная история еврейского народа и развития веры.

- Тогда у меня такой вопрос. Зачем люди идут к раввину, чтобы получить разрешение на принятие тех или иных решений? Почему люди перекладывают на вас эту ответственность?

- В нашем движении люди могут принимать решения самостоятельно и обращаться к раввину в тех ситуациях, когда им это необходимо. В других течениях раввины принимают такие решения за людей. Раввины этих направлений, к сожалению, предпочитают ограничить выбор человека, отвечая на его вопросы однозначными запретами в то время, как мы уже говорили - есть столько возможностей трактовать один и тот же вопрос. Часто люди из-за полного ограничения на возможность проверить ответы на какие-то вопросы самостоятельно полагаются на, можно сказать, авторитарное решение раввина, вынуждены проживать не свою жизнь, и это трагично. Вообще, говоря, о месте веры в нашей жизни - советские люди выросли в определенной системе ценностей, в которой считается, что нужно во всем полагаться на разум, и, исходя из него принимать решения, а религия - это нечто из параллельных миров и эти системы не пересекаются. Но это не всегда так, и я очень рада, что есть люди, у которых вера и разум (рацио) не противоречат друг другу.

- То есть для кого-то священная книга – это "Моральный кодекс строителя коммунизма", а для кого-то Талмуд.

- Да. У всех своя система координат.

- А ваша трактовка иудаизма – верная?

- Я не считаю, что она – единственно верная. Я никому не навязываю свое толкование иудаизма. Я никого не заставляю его принять. Для меня этот способ самый верный и правильный. Но я не занимаюсь миссионерской деятельностью, я никого не стремлюсь убедить в том, что мой образ жизни – верный.

- Оля, вот мой персональный опыт. На Йом-Кипур я решила сходить в синагогу, выполнить свой религиозный долг. Пошла в хабадную, потому что она – самая близкая к дому. Ничего не поняла. Сначала "арон ха-кодеш" открыли, потом вынули Тору, прочитали молитву, положили обратно. Потом опять вынули, опять прочитали молитву, опять положили обратно. И так три часа. Когда все эти песни закончились, я в недоумении спросила сама себя: и какое отношение эти ритуалы имеют к искуплению? Или к Богу?

- Вот очень жаль, что так получилось. Потому что если бы вы пришли в либеральную общину, вас бы встретили и объяснили, что происходит. Так бы сделала я. Иудаизм – это не нечто неудобоваримое, это жизнь наша. Раввин должен в первую очередь поблагодарить людей за то, что они пришли. Останавливаться, говорить номера страниц, или делать какие-то остановки, чтобы объяснить, что сейчас происходит, что мы читаем и зачем. И если кто-то что-то не понял, то всегда должны быть люди, которые объяснят и помогут. Он должен сказать: давайте я вас приглашу к себе домой на шабат, вы увидите, что еврейский образ жизни не страшен, а наоборот очень даже интересен. Понимаете, к сожалению, есть раввины, которые своей жесткостью и бескомпромиссностью упускают интерес пришедшего к ним в общину, пусть даже совершенно случайно ее нашедшего, человека. Особенно если этот человек по своему образу жизни или светскому внешнему виду не вписывается в религиозные стандарты этой общины. Так быть не должно. Это не мой иудаизм. Поэтому люди так часто становятся враждебны к религии: потому что они встретили не того учителя. Потому что им не объяснили какие-то интересующие его вещи. И это очень жаль.

- А как вы думаете, есть надежда на протяжении нашей с вами жизни увидеть либерализацию в плане религиозной монополии? Другими словами, станет ли главный раввинат чуть менее жестким?

- Раввинат, видимо, уже не изменится никогда, и поэтому туда уже обращаются все меньше и меньше людей. Мы боремся за то, чтобы была альтернатива раввинату, и она уже существует. То, что происходит в сфере браков и разводов в Израиле, - это просто не соответствует ни одной более-менее демократической стране, просто позор, что в двадцать первом веке могут быть женщины, которые по пять-десять и более лет не могут получить развод, это нереальная ситуация. Мы над этим работаем.

- Оля, а для чего нужна религия?

- Религиозность – это часть человеческой души. Человек рождается уже с этой потребностью.

- А зачем нужен посредник между Богом и людьми?

- Раввин - это не совсем посредник. Раввин - это учитель, наставник, человек, который умеет организовывать общинную жизнь. Человеку, помимо прочего, нужно быть в общине. Он не может быть один.

- Что для вас Бог?javascript:void(0);

- Партнер. Собеседник. Создатель. Иногда – антагонист. Потому что часто, читая тексты, я спорю с ними.

- А ему нужны наши молитвы?

- Я думаю, они в большей степени нам нужны, хотя наверно и Всевышнему тоже. Человек, который углубляется в себя, становится глубже и лучше. Я, по крайней мере, на это надеюсь.

_______________________________________________________


Впервые в жизни я встретила женщину-раввина. Мне кажется, что это был интересный, важный и очень открытый разговор. И я рада, что раввин Оля Вайнштейн не отказалась попробовать мой пирог с халвой, который я специально для нее испекла.


authorАвтор: Майя Гельфанд

Профессиональная домохозяйка, автор книги "Как накормить чемпиона"
comments powered by HyperComments