Ответ на статью Александра Лихтикмана "Люкс для Либермана""Я пишу эти строки в ответ на пасквиль", - так начал Стендаль свой труд "Жизнь Наполеона". Я не сравниваю себя со Стендалем (мне до него как до звезды), автора рецензируемого пасквиля с "самым талантливым пером нашего столетия" (при всем к нему уважении), а обсуждаемый нами персонаж, опять-таки, при всем уважении, не Наполеон. Но с необходимыми поправками на обстоятельства времени, места и образа действия аналогия все же уместна. Тем более, что автор рецензируемой статьи сочинил ее вовсе не бестолково, умело пользуясь едва ли не всеми известными второй древнейшей профессии приемами введения в заблуждение. Среди прочего, г-н Лихтикман выжал максимальный эффект из особого свойства профессии журналиста: он может, не рискуя быть обвиненным в необъективности, изрыгать хулу в любых количествах и любого качества. А вот стоит журналисту выступить в защиту кого бы то ни было (особенно если "кто бы то ни было" - политик), и не миновать ему клейма предвзятости, ангажированности, а то и "продажности". Мы с г-ном Лихтикманом находимся в заведомо неравном положении, или, пользуясь словами того же Стендаля, "я связан в выражении мыслей, лишен таланта, а мой благородный противник располагает поддержкой всех судов и полиции". Не желая идти на афронт такой мощи, да и законам профессии, я не буду здесь защищать Авигдора Либермана и уж тем более агитировать за него. Самозащитой и агитацией Либерман пусть занимается сам. Нижеизложенное посвящено исключительно впечатлениям, вынесенным из прочтения статьи г-на Лихтикмана и соображениям об "общественно значимой" стороне сказанного и сознательно обойденного им. Повторюсь: г-н Лихтикман выказал недюжинное владение приемами пасквилянта. Количество высказываемых им обвинений исключает возможность не только их аргументированного разбора, но и усвоения. Дабы избежать аналогии с известной поговоркой о категории людей, способных завалить вопросами добрую сотню мудрецов, он облекает свои мысли в форму чеканных утверждений, не содержащих и намека на вопрос. Обилие вопросительных знаков, венчающих его максимы, не должно вводить в заблуждение - это просто риторический прием. Если же отбросить риторическую шелуху (хотя г-н Лихтикман постарался максимально затруднить эту работу), то высказанные им претензии сводятся к двум. Во-первых, Либерман "разменивается на мелочи", ограничиваясь критикой арабских депутатов Кнессета и не обращая внимания на то, что творится в городах "с преобладающим арабским населением". Во-вторых, он отвлекает внимание публики, страдающей отпроизвола и непрофессионализма полиции. Или, как выразился г-н Лихтикман "раньше во главу угла ставили права рядового гражданина, а теперь главной целью Либермана стал его собственный комфорт". Первая претензия, будучи сведена к одной фразе, т.е. очищенная от вопросительных и восклицательных знаков, просто ошарашивает. Любому, мало-мальски сведущему в местной политике известно, что гвоздь политической программы Либермана - это минимизация опасности, несомой еврейскому государству жителями тех самых "городов с преобладающим арабским населением". Именно минимизация опасности, а не "План раздела Страны", как изволил выразиться г-н Лихтикман. К предложенному Либерманом плану можно относиться как угодно. Кто-то его полностью или частично принимает, кто-то отвергает. Противники могут считать его аморальным, невыполнимым, ошибочным, недостаточным (нужное подчеркнуть). Но даже самым ярым его критикам, претендующим на минимальную объективность, не придет в голову обвинить Либермана в непоследовательности за то, что он добивается от еврейского государства пресечения подстрекательской деятельности Ахмада Тиби и иже с ним. Г-н Лихтикман верно подметил, что "депутаты-арабы... выражают свои и своих избирателей взгляды". То есть они получили от своих избирателей мандат на то, чтобы отстаивать некие взгляды и программы. А противостоять этим взглядам и бороться с реализацией этих программ - значит бороться с их штатными агитаторами и пропагандистами. Нужна очень высокая степень журналистской, да и человеческой нечестности, чтоб поставить в вину Либерману, что он, отстаивая свой план, борется с теми, чью деятельность этот план призван локализовать. Я не намерен разбирать суть предложений Либермана, речь идет об элементарной логике. В конце концов, План Либермана - явление достаточно серьезное (повторяю, как бы к нему не относились), чтоб заслуживать полемики, содержащей, кроме ерничества, хоть какие-то потуги на аргументацию. Сказанное верно и в отношении второй претензии уважаемого автора - по поводу попыток Либермана заставить полицию вести себя в рамках приличий. Нужна та же самая высочайшая степень журналистской и человеческой нечестности, чтоб усмотреть в ней шкурничество, или борьбу за "собственный комфорт". Опять-таки, здесь безразлично, симпатизируете вы Либерману как человеку и политику, или наоборот. Речь ведь идет о явлении огромной значимости для каждого из нас.Именно потому, что за нашей полицией водятся грешки, некоторые из которых с таким смаком перечисляет г-н Лихтикман, достойна уважения любая попытка любого человека (и уж тем более политика) обратить внимание общества на произвол и вопиющую некомпетентность наших пинкертонов. Речь идет не о Либермане и его личном комфорте, а о гораздо более важных для каждого из нас вещах. Да, его не "подвергали средневековым пыткам", да, ему "всего лишь установили прослушку и порылись в вещичках". Но установили и порылись НЕЗАКОННО - так, во всяком случае, он утверждает. И пока эти утверждения не отведены удовлетворительными аргументами, его требования к полиции и прочим "органам правопорядка" соблюдать, а не попирать Закон - это борьба за права каждого из нас. Я, разумеется, не желаю г-ну Лихтикману, чтобы ему на голову надели целлофановый пакет. Но если он считает мелочью навязчивое внимание к его личным вещам и интимным разговорам, а также ведение в течение 10 (!) лет уголовного дела посредством газетных публикаций, а не законных следственных действий - то флаг ему в руки. По прошествии этих десяти лет я с удовольствием прочту его соображения по этому поводу, и он может рассчитывать на мою безраздельную симпатию.Первая претензия г-на Лихтикмана ошарашивает. А вторая вызывает чувство неловкости. Право слово, даже неловко с серьезной миной толковать, что борьба любого человека с бездушной системой, попирающей Закон, должна автоматически вызывать симпатию. Как-то неловко напоминать, что правонарушения, совершаемые стражами Закона, неизмеримо страшнее любых, самых страшных преступлений, совершаемых простыми смертными. Неловко рассуждать о том, что когда человек требует, чтобы полиция и прокуратура Закон соблюдали, то он прав по определению, а не потому, что он Либерман. И когда Либерман заявляет во всеуслышание, что полиция не вправе шантажировать и подкупать свидетелей, "сливать оперативную информацию" журналистам, а те не вправе выступать в качестве пресс-секретарей полиции, то встать на его сторону заставляет элементарная порядочность, да просто инстинкт самосохранения, а вовсе не симпатии к нему или его политической деятельности. Три десятка лет назад правозащитник Владимир Янович Альбрехт написал: "Дабы сохранить свою безопасность, любое общество вынуждено терпеть тех, кто бесстыдно подслушивает и подсматривает ради его пользы. Однако, утратив стыд совсем, общество может утратить и свою безопасность, то есть стать опасным для самого себя. Наверное, поэтому один человек в силах победить даже целое государство, если только он владеет оружием, которым государство еще или уже не владеет. Это оружие - не знание, не сила, а лишь мораль и культура". Тут не убавишь, не прибавишь. Остается только горько пожалеть, что многие уважаемые коллеги от владения этим простым оружием отказываются добровольно. Такая широта души в наших скорбных обстоятельствах просто непозволительна.Алексей Лоренцсон