В новехоньком, c иголочки, с молотка, со шпателя Центре современного искусства имени Шмуэля Хайека на старо-яффской улице Луи Пастера, в доме номер четыре, между погребами "Винного человека" и роскошью музеем Иланы Гур, открылась первая выставка этого Центра - ретроспектива Меира Пичхадзе, 60 работ за четверть века, с 1983 по 2008 годы, собранные еще со времен его учебы в колледже искусств "Калишер" в Тель-Авиве. Отличная выставка, пропустить - жалко, за 25 лет Пичхадзе о многом успел рассказать и нарисовать, ведь его картины - это прежде всего рассказы. Сам Меир Пичхадзе, художник известный, для многих - знаковый (в его работах так легко усмотреть символику), для многих - знакомый, выставочную суету не особо жалует, полагаясь на умение владельцев галерей. Несмотря на то, что он был удостоен золотой медали азиатско-европейского бьеналле в Анкаре, приза министерства культуры, приза фонда Шарета, он редко общается с бранжей,
вернисажи не чтет, особой публичности не допускает, предпочитая скрываться в своей мастерской в южном Тель-Авиве в районе улицы Флорентин, откуда до Яффо совсем близко - может потому он и соглашается на интервью в новом Центре современного искусства.- Ваша последняя персональная выставка проходила три года назад. Деятели модерна не должны чаще мелькать перед публикой?- Я - художник, рисовальщик, ни в коем случае не деятель искусства. Мое дело - писать картины. И я не знаю, что такое модерновый художник. Те, чьи работы много выставляют? Но тогда самые модерновые - импрессионисты. Современный - да, в том смысле, что я рисую сегодня, сейчас. Само понятие модерна, да и пост-модерна, на мой взгляд - это уже прошлое, оно осталось в 80-х годах прошлого века. Сегодня все рисуют согласно своим представлениям, своему стилю и это "сегодня" бесконечно разнообразно. - Вы говорите о своем сегодняшнем искусстве, но на выставке представлены работы за 25 лет. - Я все время делаю одно и тоже. Возвращаюсь к одним и тем же темам, образам, портретам. Но вообще-то я ищу свет. - Чемоданы, книги, портреты, сестры, дети, стены. О чем все это?- О выживании. Все мои картины о выживании. И может поэтому я должен быть один, когда рисую свои рассказы о воспоминаниях, рассказы о духовном выживании. Я меняю цвет, форму, стиль, с годами меняю свой подход к этой теме, но все равно делаю одно: рисую сегодня в Израиле. - Вы подчеркиваете, что вы - именно рисовальщик, но на этой выставке представлены и скульптуры и инсталляция - черные куклы-манекены. - Для меня они продолжение моих рисунков, они отражают те же темы. Я не концентрируюсь на одной определенной теме, а работаю циклами, сериями. Когда я начинаю серию, то не знаю сколько времени буду над ней работать, в какой форме, сколько раз к ней вернусь. Иногда возвращаюсь и через 20 лет. - Вы обычно работаете параллельно над несколькими циклами?- Я концентрируюсь на одной теме. Она может быть вначале монохромной, потом стать цветной в моих любимых цветах - черном и желтом, которые дают все оттенки зеленого, серого. Все представлено здесь, на этой выставке. - А как ваша нелюбовь к выставкам сообразуется с нынешней ретроспективой? - Я решил показать свои работы именно в этом новом Центре из-за необычности помещения, из-за возможности столкнуть в нем разные времена. Что такое галерея? Белый ящик. Вы входите в квадратную комнату, на стене которой размещено цветное пятно картины Зритель с ней один на один. Здесь же пространство самой галереи необычно, она многогранна, в ней нет прямых углов. Плоскости сталкиваются - и потому можно столкнуть и времена. Это трудно и вместе с тем заманчиво. Здесь одновременно можно увидеть 3-4 работы одного цикла за много лет. Этого заставило меня в какой-мере пересмотреть свое же отношение к старым картинам. Для меня эта персональная ретроспектива стала групповой выставкой: группа серий, тем, образов. А постоянно я работаю с тель-авивской галереей "Дан", которая и организовала эту выставку и выпустила к ее открытию книгу-альбом с сотнями иллюстраций. Я 30 лет зарабатываю на жизнь живописью и уже могу позволить себе не жаловать вернисажи. - Вы серийный рисовальщик?- Именно так. Когда я начинаю некую серию, то не представляю, сколько буду над ней работать, куда она меня заведет. - На этой выставке вы предстаете, как несколько разных личностей. - Так получилось благодаря форме зала и тому, что я легко меняю стили. - Многогранная личность благодаря многогранному пространству?- Благодаря концентрации работ. Одновременно можно увидеть несколько десятков картин за четверть века, понять, как я начинаю со временем видеть некий сюжет, как трансформирую воспоминания в образы...

- ...и в цвета. Ваш любимый цвет - желтый? - Я его очень люблю. В сочетании с черным он дает оттенки зеленого. В сочетании с серым становится золотым. - Золотисто-желтый, лимонный цвета часто появляются на ваших картинах, в том числе и на портретах. И чаще всего вы изображает на портретах своих сестер в детстве или себя - маленького мальчика на фоне грузинских пейзажей.- Эти детские портреты я начал писать после 2000 года, после того, как съездил в Грузии, через 27 лет после репатриации. Та поездка меня потрясла, о ней был снят режиссером Линой Чаплиной документальный фильм для 8-го канала. Детство мое был нелегким, но понял я это будучи взрослым человеком и вернулся к нему благодаря старым фотографиям, грузинским пейзажам, воспоминаниям. Та старая фотография меня с сестрами долго хранилась дома, но я заново увидел ее только после первой поездки в Грузии, где побывал с тех пор еще раз шесть. Но первое путешествие было знаковым, самым ярким, оно много дало мне для творчества. Я увидел так много людей, внезапно вспомнил свои детские ощущение. Мои детские фотографии заставляют меня вновь и вновь к ним возвращаться, писать работы в разной цветовой гамме, разносящиеся по времени.- Это портреты - воспоминания?- Конечно, каждый раз - разные. И потому, каждый раз я что-то меняю - свет, горы, цвета. И потом это ведь не портреты. Портрет - это когда художник сидит напротив натурщика и рисует его. А я рисую память, отражаю в этих картинах свои путешествия в Грузию, в детство.

- А вот это портреты явно арабских детей.- Их я сделал по фотографиям Эльдада Рафаэли, репортера газеты "Едиот Ахронот". Чем-то они меня поразили, я попросил разрешения использовать эти снимки, пришел к Эльдаду в ателье и выудил из сотен снимков именно эти два. Эти дети из Дженина также несчастны, как и я был в детстве, хотя тогда я этого не понимал.- Почему вы возвращаетесь в живописи к своему детству?- Я до сих пор опасаюсь мира взрослых.- Что вам важнее всего - цвет, атмосфера, сюжет?

- Тема.- Тема бегства, эмиграции? Оттуда эти горы чемоданов и книг?- Тема вечного путешествия от себя и к себе. А чемоданы я не только рисую. Вот эти - для инсталляции с черными манекенами, я купил на барахолке.

- Вы даете названия своим работам?

- Почти никогда. Только этих манекенов назвал "Семья эмигрантов". Мне было важно подчеркнуть, что это не беженцы, поэтому в чемодане у каждого именно его пейзаж, то, что он выбрал.

- А почему к черным матерчатым торсам приторочены цветные ленточки?- Это ленточки желаний. Как в Грузии было дерево желаний, к которому привязывали ленточки с просьбами. Эти ленточки - желания, чаяния, воспоминания и надежды. Все то, что не поместилось в чемоданы. Эти люди не знают, куда они идут. Они с трудом понимают, где они были и чего они хотят. Ленточки - это их связь с реальностью. - На одном чемоданчике висит ярлык с посвящением. С надписью на немецком, Ципоре от Загорского...- Вы разглядели? А я не хочу читать, что там написано. Это ведь их воспоминание, а не мое. Мне эти небольшие чемоданчики в руках у манекенов напоминают те, с которыми мы в детстве ходили в баню. А вообще все, что ни скажут зрители, все правильно: это символы эмиграции, путешествий, груза воспоминаний. - Как вы начали эту тему?

- Нарисовал самого себя с чемоданом. Потом сделал целую серию таких работ: чемоданы или люди с чемоданами на фоне Грузии, на фоне одного и того же пейзажа из моих снов. Я много раз изображал "его" с чемоданами.- Но "он" - это вы?

- Это я, но мне проще сказать - это "он", некий образ с чемоданом, который стал символом поисков, вместилищем памяти. - Поиск ведет вперед, воспоминания - назад. Поэтому вы все время рисуете новые работы на прежние темы?- Я не просто рисую. Я все время ищу, что написано в книгах на моих картинах, что хранится в этих чемоданах. Я сам не знаю, для меня это черный ящик с некой информацией, не обязательно ее подробно пересказывать. Как не знаю, что нарисовал - восход или заход, я просто рисую свет солнца. - На выставке на фоне таких серьезных картин стоят яркие, легкомысленные, лубочные скульптуры. Ради контраста?- Вглядитесь: на деле они тоже грустны. То, что видно вблизи, отличается от того, что видно издали. Я ярко раскрасил эти фигуры, но они походят на трех скованных вместе слепцов у края пропасти с картины Брейгеля. Это трое тоже связаны, им не избежать того, что уготовила судьба.- А что значит стена с лимонами между кирпичами?

- Это стена выживания. Это перегородка и одновременно переход между выживанием физическим и духовным. Я любил рисовать лимоны - сам не знаю почему, в Грузии их только в чай кладут. В 1996 году я нарисовал двух моих сестер и на переднем плане - лимон. Эту картину увидела на выставке в Хайфе одна пожилая женщина и написала мне, просила о встрече. А мне рассказали, что на выставке она потеряла сознание, увидев эту работу. Пять месяцев письмо лежало у меня в мастерской, а вспомнил я о нем в День Катастрофы. И эта женщина, сама пережившая Катастрофу и Освенцим, приехала ко мне. Ее с сестрой и матерью депортировали в лагерь, когда она была маленькой девочкой. Вдоль железнодорожных путей стояли представители Красного Креста и забрасывали в вагон лимоны, чтобы помочь выжить хоть кому-нибудь. Она смогла поймать один лимон, но не использовала его, а хранила все эти годы - окаменевший, крошечный, черный - напоминание о матери и сестре, погибших в лагере. После того, как она увидела мою картину, она решила передать этот лимон и прядь волос в музей "Яд ва-Шем", но по дороге из Хайфы в Иерусалим у нее украли сумку. О той истории написали в газетах. Сумку ей подкинули, но с тех пор она не расстается с этим лимоном. А я стал рисовать лимоны между кирпичами в стенках выживания. Лимон стал символом трагедии и символом выживания.- Вас занимают такие трагедии, но с другой стороны на выставке есть работы, сделанные на основе детских рисунков.

- Это действительно детские рисунки, которые я собрал, увеличил, перенес на полотно и раскрасил. Этому тоже предшествовала некая история: я зашел навестить родственника и он показал мне рисунки своей 6-летней внучки на маленьких листках из блокнота. Один и тот же рисунок, а дети обычно изображают разные вещи. И я заинтересовался анализом детских рисунков. Это еще не искусство, но уже начало чего-то. Я сам начал рисовать в 12 лет. Как - не знаю. И потому мне захотелось уже будучи взрослым что-то сделать из рисунков детей. Я их собираю, абсолютно точно копирую, делаю коллажи. Если на картине 8 рисунков, изначально сделанных карандашом или тушью, значит я использовал рисунки восьми детей, схожих по теме или визуально. И потом их раскрашиваю. - Детские рисунки - веселые, а вы - человек грустный.- Я так о себе не думаю - веселый или невеселый. Я люблю играть с цветами и это весело. Ретроспектива "Меир Пичхадзе: 1983 - 2008" продлится в Яффо до 30 июня.