«...я смолоду ориентировался на те представления о человеческом достоинстве и о профессиональной чести, без которых всякое литературное дело есть ложь».
Анатолий Якобсон о себе

Трудно писать о человеке, с которым не был знаком. Это – с одной стороны, с другой стороны, я знакома с таким количеством замечательных людей, которые были с ним знакомы и которые говорят о нем по сей день с восторгом. Анатолий Якобсон был поистине невероятной харизаматической личностью. Самое явное доказательство тому, что спустя 32 года после его трагического ухода из жизни на его 75-летие собралось так много людей. Зал маленького общества имени Ури Цви Гринберга в Иерусалиме был переполнен, люди стояли в коридоре, в проходах и все время просили усилить звук микрофона, чтобы можно было хотя бы услышать (увидеть за головами стоящих было невозможно) выступающих.

В зале висели портреты Анатолия Якобсона – человека с ясным лицом и каким-то очень страстным взглядом; на фото – оно же использовано и на обложке книги «Памяти Анатолия Якобсона» - он стоит на фоне какого-то явно иерусалимского пейзажа и держит в руках сумку, набитую книгами.

Якобсон – поэт, филолог, педагог, переводчик, автор блестящей книги о Блоке «Конец трагедии» и лекции, прочитанной во 2-й знаменитой математической московской школе – «Романтическая идеология» (лекция впоследствии стала одним из шедевров лидературы Самиздата), он редактор знаменитой «Хроники текущих событий», большой любитель выпить и большой любитель женщин, да еще к тому же боксер, - Якобсон ушел из жизни по собственной воле и слишком рано, прожив всего 45 лет...

Если собрать воедино все, что было сказано на этом вечере об Анатолии Александровиче Якобсоне, о Тоше, как называли его друзья, - то вырисовывается портрет удивительно честного до страсти человека, человека с безукоризненным вкусом к литературе и к слову, человека, так страстно любящего жизнь, что когда ему становилось плохо, он жить переставал и так однажды и перестал – навсегда. Это, конечно, была болезнь, - говорил на вечере его сын Александр Якобсон. Но по всему тому, что рассказывали знавшие Анатолия люди, - ему было просто слишком больно жить – без любимой работы, без общения с учениками, без возможности творить...

Хотя, по признанию Владимира Фромера, - Якобсон сам себя называл Антеем. «Я могу творить, только когда чужое воображение указывает мне путь», - как-то сказал он Фромеру. В то же время переводы Якобсона заслужили самую высокую оценку прекрасных поэтов, среди них – и Ахматова, и Самойлов; ценили Якобсона и замечательные литературоведы – Омри Ронен и М. М.Бахтин, Л. К. Чуковская. Своим учителем он сам считал Юлия Даниэля. Вообще, если перечислить всех, кто ценил этого человека, и всех, кто его любил, а к этому добавить имена тех, кого он переводил и о ком он писал, а затем еще познакомиться с выпущенными им «Хрониками текущих событий» - получится почти полная картина истории 20-го века: попытки осознать российскую жизнь сталинских и послесталинских времен, оценить красоту, которую Якобсон находил в русской словесности и блестяще умел передать это своим ученикам.

«Он был идеальным учителем для идеальной жизни», - сказал о нем на вечере один из его учеников Исаак Розовский. Только жизнь совсем не идеальна. Но нашлись выступавшие на вечере и знавшие Анатолия Якобсона, которые считали его счастливым человеком: так говорил о нем Виктор Коган, Эли Люксембург, Павел Литвинов. О его удивительной доброте говорил Лев Меламид. На вечере звучали песни, которые любил Якобсон: магнитофонная запись тридцатилетней давности в исполнении Людмилы Коробицыной песни «Летят утки» прозвучала как привет из прошлого, спели любимые песни Толи сестры Айнбиндер и Сергей Чесноков исполнил несколько песен Галича – также одного из любимейших авторов Якобсона.

Хочется верить, что Якобсон все же был счастливым человеком, потому что только в весельи можно сочинить такие замечательные частушки:

Нашу область наградили
Дали орден Ленина
До чего же моя милка
Мне остоебенила

Или знаменитое (сочиненное уже в Израиле): «Над арабской мирной хатой гордо веет жид пархатый». И пародии на известные стихи Михалкова: «А из нашего окна Иордания видна, а из нашего окошка даже Сирия немножко». Об остроумии и ярком характере Якобсона замечательно говорил ведущий вечера – поэт Игорь Губерман. Он же и процитировал частушку, назвав ее «гениальным образцом народного творчества», при этом подчеркнув, что народ вообще ничего не пишет, а пишут интеллигенты – и эта частушка Якобсона – яркое тому подтверждение. Кстати, авторство еще одной частушки, которую Якобсон любил читать на своих уроках во 2-ой матшколе в эпоху культурной революции в Китае, - также приписывают ему:

На столе стоит графин,
Рядом четвертиночка.
Мой миленок – хунвейбин,
А я – хунвейбиночка

Но вообще-то Якобсон был человеком «пушкинского призыва», как сказал о нем Юлий Ким. «Способностью преодолевать и опережать время Якобсон, помимо мужества, обязан, конечно, своему нравственному инстинкту и своему доверию к людям», - пишут о нем на Мемориальной странице в его честь ученики. Спустя столько лет не только его друзья и близкие, но и ученики, давно ставшие старше своего учителя, собираются почти каждый год и вспоминают Анатолия Якобсона.

Сборник воспоминаний к 75-летию со дня рождения Анатолия Якобсона подготовили Александр Зарецкий и Юлий Китаевич – также его ученики.

На вечер 6 мая пришла одна из его учениц и попросила разрешения прочитать стихотворение какого-то латиноамериканского поэта в переводе Якобсона. Она прочла его наизусть, и были там такие строки:

«Плохо коль певец беднее,
Чем батрак в рубахе рваной
Но без сладкого обмана,
Без надежд любви – страшнее».

И я подумала, что, наверное, этому человеку невероятной душевной и духовной щедрости когда-то стало так плохо, что он ушел. Но любовь к нему стольких людей сохранилась. Теперь остается лишь найти способ связать поколения, чтобы поколение детей тех, кто пришел на этот вечер, тоже могло бы оценить живую и свободную мысль человека, прожившего жизнь удивительно достойно – Анатолия Александровича Якобсона.

Марина Концевая