Я заметил, что последние обсуждения даже весьма актуальных тем зачастую скатываются (скатываются? может, наоборот – поднимаются?) до спора об этике, такте, приличиях. У каждого свое понимание вопроса, люди спешат с упреками, обвинениями, поучениями...

Это значит, что назрел разговор о собственно этике, порядочности, такте.

Я расскажу, как я это понимаю. Чтобы получилось наглядно – рассмотрим поведение конкретного человека в конкретных обстоятельствах. Но это не будет реальное лицо – из настоящего или прошлого: опасно, опять посыплются обвинения, заподозрят в желании за что-то отомстить, начнут гадать: кто заказал etc. Поэтому возьму литературный персонаж, причем – всем хорошо известный, из школьной хрестоматии. Это будет главный герой из "Горя от ума"

Чтобы не было недоразумений, упреков, обвинений типа "покусился на святое": Александр Сергеевич Грибоедов – великий писатель, "Горе от ума" – прекрасный образец литературы; (Пушкин: "Половина стихов войдет в пословицы и поговорки). Я знаю эту вещь почти всю наизусть. Правда, пьеса это слабая и никакая не комедия – я смотрел спектакль в Малом театре с Царевым-Фамусовым и Соломиным-младшим–Чацким, зал не смеялся. Все с пиететом слушали бессмертный текст, искренне хлопали, но не смеялись. Актеры из кожи лезли, корчили рожи, падали, махали руками и ногами – смеха в зале не было.

Когда читаешь бессмертную литературу, нередко бывает важно понять пафос автора, то, к чему он призывает, за что стоит, что поддерживает, что осуждает. Это только на первый взгляд легко и просто. Яркий пример такого непонимания пафоса можно найти упомянутом произведении Грибоедова. Чацкий разражается обличительным монологом «А судьи кто?», в котором нападет на ретроградов, карьеристов, лизоблюдов. Заканчивает монолог такими словами:

[b]Теперь уж в это мне ребячество не впасть;
Но кто б тогда за всеми не повлекся?
Когда из гвардии, иные от двора
Сюда на время приезжали, -
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали![/b]

Грибоедов не темнил, не прятал свои помыслы глубоко, пафос этого монолога вполне понятен. Но тут же выясняется - далеко не всем. Присутствовавший при этом полковник Скалозуб как бы подхватывает, как бы поддерживает и развивает его мысль, однако против воли выдает, что совершенно не понял, о чем говорил Чацкий, на что жаловался:

[b]Мне нравится, при этой смете
Искусно как коснулись вы
Предубеждения Москвы
К любимцам, к гвардии, к гвардейским, к гвардионцам;
Их золоту, шитью дивятся, будто солнцам!
А в первой армии когда отстали? в чем?
Все так прилажено, и тальи все так узки,
И офицеров вам начтем,
Что даже говорят, иные, по-французски.[/b]

Помню спектакль «Гроза» по Островскому в одном глухом провинциальном театришке в начале 1980-х. Режиссер, чьи мозги были тщательно и очень успешно промыты советской антирелигиозной пропагандой, понял пьесу так, будто «темное царство», которое губит Катерину – это церкви с их крестами; он выразил этот пафос в тяжелых дорогих декорациях, в трактовке пьесы. Хотя на самом деле именно набожность Катерины и порождает в ней то, что критики назвали «лучом света». Другой пример тоже из театрального мира. В конце 1970-х главный режиссер одного академического театра не понял пафоса «Бешеных денег» того же Островского. Главный герой, «новый русский» середины 19 века, деятельный бизнесмен, один из тех, кто создавали фундамент будущего величия России, представал там жадным, корыстолюбивым, низменным. Как же – капиталист, а эти люди по определению не могут быть положительными.

Нередко пафос произведения далеко не очевиден, и каждый находит в нем то, что хочет там найти. Классический пример – поэма «Двенадцать» А. Блока, в которой одни увидели осуждение революции, другие – ее возвеличивание. В книге Аркадия Аверченко «Дюжина ножей в спину революции» эмигранты увидели едкую сатиру на новый режим, а в Совдепии решили, что автор высмеивает эмигрантов, клевещущих на новую Россию (Книгу напечатали в Москве по совету Ленина в начале 1920-х).

А бывает и так, что сам автор по неопытности пытается выстроить одно, а из под его пера выходит нечто иное. Надеется на один пафос, а объективно добивается иного, совершенно противоположного. И ярким примером тому – комедия того же Грибоедова. Нет сомнений, что писатель симпатизирует своему главному герою Чацкому. Но если прочесть без предубеждений, то герой предстает в совершенно ином свете.

Об этом и поговорим подробнее.

И еще раз - комплименты. Пророчество Пушкина относительно комедии А. С. Грибоедова сбылось, к тому же с лихвой. Не половину – больше половины стихов разобрали на пословицы и поговорки. И сам автор этих строк в беседе, в статьях цитировал и цитирует запомнившиеся со школьной скамьи реплики. Не говоря уже о том, что многие необразованные люди произносят фразы, не зная, что цитируют бессмертную комедию Грибоедова (вот свидетельство истинной народности!): «Счастливые часов не наблюдают», «Шел в комнату, попал в другую», «Всё врут календари», «И дым Отечества нам сладок и приятен!»

А как это украшает, обогащает статью ли, приватную ли беседу: «Блажен, кто верует, тепло тому на свете!», «Гоненье на Москву. Что значит видеть свет! Где ж лучше? - Где нас нет». «Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!» «Читай не так, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой». «Что за тузы в Москве живут и умирают!», «Служить бы рад, прислуживаться тошно»; «Свежо предание, а верится с трудом»… Нет, цитировать можно бесконечно. А язык комедии! Грибоедов вместе с Пушкиным и Крыловым был создателем современного русского языка.

Но вот его герой… Еще в 7 классе, когда я впервые прочел эту комедию, у меня возникло несколько неудобных вопросов, их число росло при каждом перечитывании. С годами мне все меньше и меньше нравился образ Чацкого, хотя в школе нам внушали, что это – положительный герой, прототип декабристов, что пьеса – о конфликте между умным и порядочным человеком и фамусовским "темным" обществом, миром замшелых ретроградов, консерваторов…

На днях перечел комедию, и наконец-то все стало на свои места. Чацкий вдруг предстал законченным негодяем, пошляком, человеком глубоко непорядочным.

Не буду здесь говорить о том, какова же была первоначальная установка автора: разоблачить Чацких, или же он хотел объективно отразить реальность, а уж мы в зависимости от эпохи и наших пристрастий должны возносить то одного персонажа его произведения, то другого. Поговорим о том, какой же образ объективно вырастает из текста.

В наших учебниках клеймили Фамусова, называли его старым селадоном, он пристает к служанке Лизе («Жмется к ней и заигрывает»), он знает, что «докторша, вдова, должна родить…»

А чем Чацкий в этическом отношении лучше? Хуже.

Но давайте по порядку.

1 акт, явление 7. Первое явление Чацкого. И первый его вопрос Софье: «Не влюблены ли вы? Прошу мне дать ответ».

Что за вопрос бестактный? – вполне может возмутиться современный читатель. Но в этой сцене Чацкого еще можно простить: влюблен, берет быка за рога, хочет узнать, надо ли ему на что-то надеяться. Но он продолжает демонстрировать бестактность. Он только что приехал после долгого отсутствия, и спрашивает любимую девушку об общих знакомых:

«Ваш дядюшка отпрыгал ли свой век?»

Это уже злословье, но опять же - можно допустить, что этот дядюшка уж очень одиозная фигура и заслуживает такого пренебрежительного отношения.

[b]«А этот, как его, он турок или грек?
Тот черномазенький, на ножках журавлиных». [/b]

Какой-то расист этот Чацкий. Никакой другой характеристики тут не подберешь. И никакого оправдания. Вот к следующей фразе я придираться не буду, хотя и она полна яда:

[b]«А наше солнышко? наш клад?
На лбу написано: Театр и Маскерад;
Дом зеленью раскрашен в виде рощи,
Сам толст, его артисты тощи».[/b]

Это вполне может сойти за сатиру: если человек мучает артистов – то сам Бог велел над ним посмеяться. То же самое – следующая инвектива:

[b]«А тот чахоточный, родня вам, книгам враг,
В ученый комитет который поселился
И с криком требовал присяг,
Чтоб грамоте никто не знал и не учился?» [/b]

Такого нужно заклеймить, если он "книгам враг". Но в том, что он чахоточный, тот человек не виноват.

Софья пытается превратить все в шутку:

«Вот вас бы с тетушкою свесть…»

Чацкий:

«А тетушка? все девушкой, Минервой?»

Это говорит молодой человек о старой женщине, потешаясь над тем, что она – девственница? И с кем говорит? С девушкой? С племянницей о ее родственнице? Что это за поведение? Где он воспитывался? Чему его учили? И все это – при служанке, которая может ведь и передать – своим товаркам на господской кухне, а те дальше, и сказанное непременно дойдет до тетушки.
Скажу вам честно – после первой же беседы с таким молодцом, или просто услышав его тирады, я постарался бы больше с ним не встречаться.

Здоровый лоботряс – смеется над чахоточным человеком, ловелас – над девственницей. Как будто эта тетушка в то время могла взять и пуститься во все тяжкие, не вызвав всеобщего презрения и осуждения!

Далее Чацкий похваляется своей естественной простотой.

[b]ЧАЦКИЙ:
Господствует еще смешенье языков:
Французского с нижегородским?
СОФИЯ
Смесь языков?
ЧАЦКИЙ
Да, двух, без этого нельзя ж.
СОФИЯ
Но мудрено из них один скроить, как ваш.
ЧАЦКИЙ
По крайней мере не надутой». [/b]

И тут же продолжает:

[b]«Я говорлив; а разве нет времен,
Что я Молчалина глупее? Где он, кстати?
Еще ли не сломил безмолвия печати?
Бывало песенок где новеньких тетрадь
Увидит, пристает: пожалуйте списать.
А впрочем, он дойдет до степеней известных,
Ведь нынче любят бессловесных». [/b]

Что это такое?! – возмущаюсь я. «Я Молчалина глупее» – это чистой воды самодовольное самолюбование. Чацкий говорит тут, что он сам умен, но бывают редкие минуты, когда он, видите ли, - тут приводится эталон глупости – Молчалина глупее! И почему это он называет другого молодого человека за глаза – скотиной? («Ведь нынче любят бессловесных») Это пример его естественной простоты?

И Софья совершенно точно дает оценку Чацкому:

«Не человек, змея!»

Нет, я ошибся, это неточная оценка. «Змея» звучит чересчур благородно для человека такого поведения. Подколодная, разве. Это невоспитанный хам, злобный, подлый, неприятный в общении.

Софья, до глубины души оскорбленная за любимого человека:

[b]«Хочу у вас спросить:
Случалось ли, чтоб вы, смеясь? или в печали?
Ошибкою? добро о ком-нибудь сказали?
Хоть не теперь, а в детстве, может быть». [/b]

И Чацкий приводит пример своего благородства: он скакал без остановки, чтобы увидеть ее. Ей-то от этого какая радость? Он мчался исполнить свой каприз, ему вдруг захотелось побыть рядом с чистой невинной юной красавицей. Да будь это достоинством – сколько ловеласов слыли бы достойными людьми!

Минутное молчание – даже Чацкий понимает, что переборщил – и оправдывается:

[b]«Послушайте, ужли слова мои все колки?
И клонятся к чьему-нибудь вреду?
Но если так: ум с сердцем не в ладу.
Я в чудаках иному чуду
Раз посмеюсь, потом забуду:
Велите ж мне в огонь: пойду как на обед». [/b]

Оскорбленная (за Молчалина) Софья язвит:

«Да, хорошо - сгорите, если ж нет?»

Но это сделано честно: она говорит ему это в глаза, и он знает, чем заслужил это.

Ладно, примем его извинения, простим, поймем.

Читаем дальше, и опять понемногу нарастает раздражение к нашему герою. Вот он беседует с отцом Софьи. Не знаю, как тогда, но в мои времена подобное отцам юных особ не говорили, таких разговоров с ними не затевали!

«Как Софья Павловна у вас похорошела…»

Он что, с содержателем борделя беседует?
Дальше:

[b]«Век не встречал, подписку дам,
Чтоб было ей хоть несколько подобно!»[/b]

Говори он это своему приятелю - можно понять, но отцу девушки? Молодой неженатый человек может говорить отцу девушки комплименты его дочери, только если он тут же делает предложение, просит ее руки и сердца. В любой другой ситуации эти фразы – верх бестактности, даже в наш просвещенный и раскрепощенный век.

И уходя, Чацкий снова бросает:

«Как хороша!»

Фамусов выходит встретить Скалозуба, Чацкий:

«Как суетится! что за прыть?»

Не знаю, как вы, но я всегда относился с недоверием к тем, кто злословит вслед вышедшим из комнаты людям.

Чацкий жалуется на непонимание, аттестует себя:

[b]«Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдется - враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам Бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным, -
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! опасным!!»[/b]

Нет, прав народ – злодеи не видят себя со стороны.
Чацкий давно понял, что у Софьи что-то с Молчалиным:

[b]Смятенье! обморок! поспешность! гнев! испуга!
Так можно только ощущать,
Когда лишаешься единственного друга.[/b]

Чего еще он хочет? Чего он ошивается в чужом доме, лезет не в свои дела, раздавая непрошенные оценки направо и налево? Ну, хочешь услышать от нее – спроси в лоб. Если ты порядочный человек, выслушай ответ, выскажи свои соображения – похвали себя, пообещай, обрисуй; убедишь – она твоя, не убедишь – уходи.

Но нет, он продолжает назойливо ухаживать. Он приписывает себе геройство:

[b]«Моим усерднейшим стараньем,
И прысканьем, и оттираньем;
Не знаю для кого, но вас я воскресил!»[/b]

(Это он делал, когда Софья упала в обморок, увидев, как Молчалин свалился с лошади).

Чацкий упрекает Софью в том, что его за это не полюбили, не прижали к сердцу. Упрекает за неблагодарность. Какая высокая оценка своей грошовой помощи!

А вот Чацкий один, рассуждает сам с собой. Нам как бы не следует судить его за мысли, высказанные ни при ком. Но как они характеризуют его! Они, эти мысли, столь же неприглядны, как и его характер и поведение:

[b]«Молчалин прежде был так глуп!..
Жалчайшее созданье!
Уж разве поумнел?.. А тот -
Хрипун, удавленник, фагот,
Созвездие маневров и мазурки!»[/b]

Почти вся роль Чацкого состоит из оскорблений:

[b]«Я странен, а не странен кто ж?
Тот, кто на всех глупцов похож;
Молчалин, например...»[/b]

В какой-то момент он вдруг понимает, что своим злословием может оттолкнуть любимую девушку, как бы трезвеет на мгновение:

[b]«Перед Молчалиным не прав я, виноват;
Быть может он не то, что три года назад:
Есть на земле такие превращенья
Правлений, климатов, и нравов, и умов…» [/b]

Но знаете, чем он предваряет этот свой порядочный монолог?: «Раз в жизни притворюсь». И поскольку долго притворяться не может, опять срывается на злость.

Софья пытается открыть ему свои чувства (к другому), говорит – яснее нельзя для девушки ее положения, ее сословия:

[b]«Молчалин вам наскучил бы едва ли,
Когда б сошлись короче с ним».
ЧАЦКИЙ (с жаром)
Зачем же вы его так коротко узнали?
СОФИЯ
Я не старалась, Бог нас свел». [/b]

Она ушла – а Чацкий вновь злословит:

[b]«Ах! Софья! Неужли Молчалин избран ей!
А чем не муж? Ума в нем только мало;
Но чтоб иметь детей,
Кому ума недоставало?
Услужлив, скромненький, в лице румянец есть[/b].
(Входит Молчалин.)
Вон он на цыпочках, и не богат словами».

Каждый из нас может столкнуться с ситуацией, когда ему нужно вытеснить из сердца понравившейся девушки другого. Но обливать этого другого грязью? Это недостойно умного, образованного – каким он себя считает и представляет - человека. И так поступает тот, кто подвергает уничижительной критике поведение других!

В школе, желая убедить нас, что Молчалин - плохой, указывали на его отношения с Лизой, служанкой. А почему? Он, несчастный секретарь Фамусова, против своей воли понравился избалованной хозяйской дочери. Молчалин умен, понимает, что он ей не пара. Оставили бы его в покое, он приударил бы за Лизой и женился бы на ней.

Молчалин по крайней мере честен.

[b]«МОЛЧАЛИН
Свой талант у всех»
ЧАЦКИЙ
У вас?
МОЛЧАЛИН
Два-с –
умеренность и аккуратность».[/b]

Вот знаменитый диалог, из которого должно следовать величие Чацкого и низость Молчалина!

А я говорю: И что в этом плохого?

Плохое в другом. В поведении и словах Чацкого, который говорит Молчалину:

«Я езжу к женщинам, да только не за этим».

А за чем он ездит к женщинам? Чем он хвастает? Что он там с ними делает? За что его должна полюбить Софья?

И ценности, которые он исповедует, весьма сомнительны. Почему-то ни с того ни с сего он набросился на фраки, на моду бриться среди стариков:

[b]«Хвост сзади, спереди какой-то чудный выем,
Рассудку вопреки, наперекор стихиям;
Смешные, бритые, седые подбородки!
Как платья, волосы, так и умы коротки!»[/b]

Узнав, что его объявили сумасшедшим, Чацкий жалуется:

[b]«Что это? слышал ли моими я ушами!
Не смех, а явно злость».[/b]

А что должны сказать те, о ком он сам злословил за глаза? Правильно сказала Софья:

«Угодно ль на себе примерить?»

А ведь Чацкий может быть вежливым, воспитанным, тактичным, любезным. Значит, тогда, 200 лет назад, знали, что такое приличия. Вот его диалог с дамой, который может войти в пособия по этикету. Наталья Дмитриевна хочет познакомить Чацкого со своим мужем.

[b]«НАТАЛЬЯ ДМИТРИЕВНА
И знаю наперед,
Что вам понравится. Взгляните и судите!
ЧАЦКИЙ
Я верю, он вам муж».[/b]

К чести Чацкого следует отметить, что он хамит и в глаза:

[b]«Молчалин:
Не сочинитель я…
Чацкий
И по всему заметно».[/b]

Хамит нагло, зная, что положение Молчалина не позволяет ему нахамить в ответ. Это же не Наталья Дмитриевна.

Один раз Чацкий пытается сказать доброе слово о Молчалине, но в результате опять скатывается до брани и злословья:

[b]«Сказать вам, что я думал? Вот:
Старушки все - народ сердитый;
Не худо, чтоб при них услужник знаменитый
Тут был, как громовой отвод.
Молчалин! - Кто другой так мирно все уладит!
Там моську вовремя погладит!
Тут в пору карточку вотрет!
В нем Загорецкий не умрет!
Вы давиче его мне исчисляли свойства,
Но многие забыли? - да? (Уходит.)» [/b]

Ах, если бы уж он ушел насовсем! Потому что дальше он ведет себя совершенно ужасно, просто безобразно. В 4 последнем акте что ни поступок – то подлость, что ни фраза – то мерзость.

Репетилов рассказывает ему об истинных вольнодумцах – и Чацкий, выступая царским доносителем, оценивает их:

[b]«Вот меры чрезвычайны,
Чтоб взашеи прогнать и вас, и ваши тайны». [/b]

Увидев, что Софья сверху хочет спуститься к Молчалину, Чацкий принимает самое подлое за всю комедию решение: остаться и подглядывать. За девушкой. Не своей невестой – что тоже плохо, не за женой – за свободной девушкой. Он прячется за колонной. (Именно этот его поступок и смутил меня, когда я прочел комедию в первый раз).

Молчалин, не зная, что за ним следят благородный Чацкий и непорочная Софья, жалуется Лизе на ситуацию, в которой оказался против своей воли, говорит, что вынужден лицемерить. И Софья оценивает: «Какие низости», Чацкий за колонной вторит: «Подлец!»

Софья поступает жестоко и несправедливо: изгоняет Молчалина, губит его карьеру, пригрозив все выдать отцу.

И Чацкий водевильно выступает из-за колонны: «Я здесь!» Софья падает в обморок, а бесчувственный Чацкий разражается очередным гневным монологом:

[b]«Довольно, с вами я горжусь
своим разрывом!»[/b]

Какой разрыв? Да кто с ним связывался? «Горе от ума» называется комедия. Кто здесь блещет умом?

Все запомнили и цитируют его последний монолог:

[b]«Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!..
Карету мне, карету!»[/b]

А меня ошарашили в этой сцене его подлые намеки на то, что у Софьи шашни со слугой, Молчалиным.

[b]«А вы, сударь отец, вы, страстные к чинам:
Желаю вам дремать в неведенье счастливом,
Я сватаньем моим не угрожаю вам.
Другой найдется, благонравный,
Низкопоклонник и делец,
Достоинствами, наконец,
Он будущему тестю равный». [/b]

Мало того, что низко следил за девушкой, теперь еще подло выдает ее отцу! Да при слугах, которые завтра разнесут увиденное и услышанное по всей Москве!
И последний вопрос: а что умеет сам Чацкий? Чем он занимается?

Великосветский бездельник. Хорошо еще на дуэль никого не вызывает и не палит почем зря по живым людям.

Вы хотите сказать, что нельзя с нынешними мерками подходить к людям, жившим 200 лет назад? Я подумаю над этим. Но будь я театральным режиссером, мне не составило бы большого труда поставить такой спектакль по этой пьесе, в котором Молчалин получился бы симпатичным героем, а Чацкий – отъявленным и отвратительным типом. Хам, негодяй, бестактный, безнравственный, разболтанный человек. Этого легко достигнуть, верно подобрав актеров, немного изменив акценты… И поручик Ржевский из анекдотов на его фоне будет образцом галантности и такта.