"Зоны" Грузии
Нет, я не знакомился с грузинскими ворами в законе, и в этой статье вы не найдете карты расположения исправительных заведений Грузии. Слово "зоны" я употребляю скорее в смысле, введенном братьями Стругацкими, и обозначаю им заброшенные сооружения одновременно постапокалиптического и пасторального вида.
Должен сразу предупредить, что нынешняя статья получится скорее грустной, и Боже упаси читателя обвинять меня в злонамеренности кадров, запечатленных фотокамерой. Если меня можно упрекнуть в пристрастности к этой стране и ее жителям – то только в неравнодушии положительного свойства. Просто новейшая история Грузии сложилась таким образом, что подобных реликтов не так давно ушедшей эпохи на ее территории осталось не так уж мало. Не далее как в прошлой статье я был готов обвинить во всех бедах туристов, которые больше не ездят в эту страну в прежних количествах (и не подпитывают ее своими деньгами). Каюсь, я принял следствие за причину и один-единственный фрагмент мозаики – за общую картину. На деле же главной причиной превращения жилых зданий в памятники недавнему прошлому является произошедшая еще на памяти нынешнего поколения смена эпох – исчезновение крупнейшей в мире империи, одной из пограничных провинций которой являлась Грузия. К этому катаклизму можно относиться по-разному, но с его масштабностью не поспоришь, как и со значением социальных, экономических и политических последствий, которые он повлек за собой.
Чтобы не быть голословным, начнем с милого поселка Степанцминда (бывшего райцентром Казбеги до 2007 года и селением Степанцминда - до 1921 года).
В советские времена это был популярный курорт с туристическими маршрутами, нарзанами и канатной дорогой к церкви Святой Троицы. С минеральной водой, положим, ничего страшного не случилось, исчез только завод по ее розливу. Что касается канатной дороги, то от нее уцелел только остов нижней станции; куда делся кабель и вагончики – можно только догадываться (металлический лом, кстати, является одной из главных статей экспорта Грузии).
По поводу же туристических маршрутов – была здесь и популярная турбаза: судя по документам, сюда приезжали отдыхающие и из Северной Осетии, и из Прибалтики, и из Москвы. Собственно, с документами турбазы можно ознакомиться вот в этой ее комнате.
Вероятно, сюда в 1989 году (это последний сезон работы турбазы, судя по бухгалтерским документам) собрали весь ее архив – и так и оставили. Вперемешку со строительным мусором и штукатуркой лежат буклеты всесоюзного маршрута "Кахетинский", проходившего по Военно-грузинской дороге; газеты 1987 года с речами Н. И. Рыжкова и журнал "Крокодил" со статьями о мебельном дефиците; бухгалтерские книги и заявки групп на заселение; меню столовой с давно забытыми названиями и приказы о приеме на работу – вероятно, самые интересные экспонаты отсюда уже давно изъяты, но и оставшегося вполне хватает, чтобы почувствовать себя археологом в Помпеях.
А сама турбаза выглядит сегодня вот так
и так.
Это кухня.
А это банкетный зал.
Здание явно посещается любознательными местными жителями: тут и там заботливо сложены "на потом" кучки плиток и кирпичей, выломанных из стен с ощетинившейся арматурой, в номерах встречаются останки мебели – диваны, тумбочки, в некоторых помещениях устраиваются вечеринки –
если это, конечно, не следы последнего торжественного банкета тридцатилетней давности.
Вероятно, по этой причине власти позаботились срезать нижний пролет ближайшей к воротам лестницы в здании. Впрочем, это нисколько не мешает воспользоваться другой лестницей, чтобы подняться на четвертый этаж мертвого здания, с которого открывается удивительный вид на Казбек и селение Гергети на другом берегу Терека.
Нам рассказывали, что лучше всего экскурсии здесь устраивать после захода солнца, но, если вынести за скобки объективно опасный характер полуразрушенного здания, то и при свете солнца картина выглядит довольно зловеще, особенно если бросить взгляд на мирно раскинувшееся в 50 метрах отсюда кладбище поселка.
Оставим милый поселок Казбеги, совершенно не виновный в произошедших с ним метаморфозах, и поднимемся вверх по течению Терека в Трусовское ущелье. Селение Окрокана в самом начале ущелья когда-то, возможно, заслуживало звания населенного пункта, но сейчас от него остались лишь несколько дворов не вполне ясного статуса.
Наш водитель привел нас в дом, где сам вырос, чтобы убедить использовать его в будущих поездках. В углу бывшего сада, заросшего крапивой и репейником двухметровой высоты, приютился рукомойник. С другой стороны за этой естественной живой изгородью пряталось покосившееся здание, только часть которого можно было назвать жилой, и то лишь потому, что на дверях висел замок. От одной из пристроек его осталась лишь дверь, ведущая из ниоткуда в никуда и затянутая узорами правильной паутины.
Покинув двор, невдалеке мы заметили более старый, а оттого, вероятно, более величественный, хотя и не менее разрушенный памятник.
Прогулка отсюда к истокам Терека заняла несколько часов и прервалась встречей с еще одной зоной; на сей раз это слово можно написать без кавычек, поскольку зона была пограничная. Речь об одной из тех самых границ, которые Грузия никоим образом не признает, но существование которых от этого не становится менее осязаемым. Сначала вдали открылись символично соседствующие старые сторожевые башни и современная пограничная застава.
Затем мы вошли на территорию бывшего осетинского селения Кетриси, жители которого присоединились к 300 тысячам беженцев, покинувших свои дома в результате тянущегося уже не первый десяток лет грузино-осетинского конфликта.
А дальше потянулись уже характерные для сельской Грузии картины оставленных хозяевами домов и зарастающих крапивой то ли дворов, то ли комнат.
И только мысль о том, что люди уходили отсюда не по доброй воле, добавляла зловещего характера каждой стене, равнодушно взирающей на дорогу ярко-зелеными сорняками в слепых глазницах окон.
Пройдя сквозь строй безмолвных домов, мы практически уперлись в шлагбаум с будкой, из которой к нам вышел растерянный солдат, явно не имеющий представления, что ему делать с оравой гражданских лиц, намеревающихся вторгнуться на территорию враждебных сепаратистов.
Собственно Южная Осетия была еще не здесь, а в облаках за перевалом, но выяснилось, что в этом году пограничникам приказали закрыть доступ в верховья Терека гораздо ниже, чем обычно. Возможно, причиной тому был визит президента, который весь этот день летал над ущельем в белом вертолетике, раскрашенном в цвета национального флага и с номером 001 на борту. На всякий случай я не стал снимать его крупным планом, ограничившись военным вертолетом сопровождения, который вился над нами всю дорогу, пока не пошел дождь.
И чтобы совсем уж закончить тему президентов, упомяну о том, что неугомонный южно-осетинский Кокойты не собирается примиряться с изгнанием осетинов из Трусовского ущелья и намерен когда-нибудь потребовать признания административных прав на него за Южной Осетией. Так что пасторальные тишина и спокойствие в этом районе еще могут оказаться временными – пока кто-нибудь, по ту или по другую сторону границы, не почувствует себя в силах «навести порядок» по своему разумению.
Продолжение следует
На фото в начале статьи: дом в Трусовском ущелье, уже нежилой и постепенно утопающий в речке
Должен сразу предупредить, что нынешняя статья получится скорее грустной, и Боже упаси читателя обвинять меня в злонамеренности кадров, запечатленных фотокамерой. Если меня можно упрекнуть в пристрастности к этой стране и ее жителям – то только в неравнодушии положительного свойства. Просто новейшая история Грузии сложилась таким образом, что подобных реликтов не так давно ушедшей эпохи на ее территории осталось не так уж мало. Не далее как в прошлой статье я был готов обвинить во всех бедах туристов, которые больше не ездят в эту страну в прежних количествах (и не подпитывают ее своими деньгами). Каюсь, я принял следствие за причину и один-единственный фрагмент мозаики – за общую картину. На деле же главной причиной превращения жилых зданий в памятники недавнему прошлому является произошедшая еще на памяти нынешнего поколения смена эпох – исчезновение крупнейшей в мире империи, одной из пограничных провинций которой являлась Грузия. К этому катаклизму можно относиться по-разному, но с его масштабностью не поспоришь, как и со значением социальных, экономических и политических последствий, которые он повлек за собой.
Чтобы не быть голословным, начнем с милого поселка Степанцминда (бывшего райцентром Казбеги до 2007 года и селением Степанцминда - до 1921 года).
В советские времена это был популярный курорт с туристическими маршрутами, нарзанами и канатной дорогой к церкви Святой Троицы. С минеральной водой, положим, ничего страшного не случилось, исчез только завод по ее розливу. Что касается канатной дороги, то от нее уцелел только остов нижней станции; куда делся кабель и вагончики – можно только догадываться (металлический лом, кстати, является одной из главных статей экспорта Грузии).
По поводу же туристических маршрутов – была здесь и популярная турбаза: судя по документам, сюда приезжали отдыхающие и из Северной Осетии, и из Прибалтики, и из Москвы. Собственно, с документами турбазы можно ознакомиться вот в этой ее комнате.
Вероятно, сюда в 1989 году (это последний сезон работы турбазы, судя по бухгалтерским документам) собрали весь ее архив – и так и оставили. Вперемешку со строительным мусором и штукатуркой лежат буклеты всесоюзного маршрута "Кахетинский", проходившего по Военно-грузинской дороге; газеты 1987 года с речами Н. И. Рыжкова и журнал "Крокодил" со статьями о мебельном дефиците; бухгалтерские книги и заявки групп на заселение; меню столовой с давно забытыми названиями и приказы о приеме на работу – вероятно, самые интересные экспонаты отсюда уже давно изъяты, но и оставшегося вполне хватает, чтобы почувствовать себя археологом в Помпеях.
А сама турбаза выглядит сегодня вот так
и так.
Это кухня.
А это банкетный зал.
Здание явно посещается любознательными местными жителями: тут и там заботливо сложены "на потом" кучки плиток и кирпичей, выломанных из стен с ощетинившейся арматурой, в номерах встречаются останки мебели – диваны, тумбочки, в некоторых помещениях устраиваются вечеринки –
если это, конечно, не следы последнего торжественного банкета тридцатилетней давности.
Вероятно, по этой причине власти позаботились срезать нижний пролет ближайшей к воротам лестницы в здании. Впрочем, это нисколько не мешает воспользоваться другой лестницей, чтобы подняться на четвертый этаж мертвого здания, с которого открывается удивительный вид на Казбек и селение Гергети на другом берегу Терека.
Нам рассказывали, что лучше всего экскурсии здесь устраивать после захода солнца, но, если вынести за скобки объективно опасный характер полуразрушенного здания, то и при свете солнца картина выглядит довольно зловеще, особенно если бросить взгляд на мирно раскинувшееся в 50 метрах отсюда кладбище поселка.
Оставим милый поселок Казбеги, совершенно не виновный в произошедших с ним метаморфозах, и поднимемся вверх по течению Терека в Трусовское ущелье. Селение Окрокана в самом начале ущелья когда-то, возможно, заслуживало звания населенного пункта, но сейчас от него остались лишь несколько дворов не вполне ясного статуса.
Наш водитель привел нас в дом, где сам вырос, чтобы убедить использовать его в будущих поездках. В углу бывшего сада, заросшего крапивой и репейником двухметровой высоты, приютился рукомойник. С другой стороны за этой естественной живой изгородью пряталось покосившееся здание, только часть которого можно было назвать жилой, и то лишь потому, что на дверях висел замок. От одной из пристроек его осталась лишь дверь, ведущая из ниоткуда в никуда и затянутая узорами правильной паутины.
Покинув двор, невдалеке мы заметили более старый, а оттого, вероятно, более величественный, хотя и не менее разрушенный памятник.
Прогулка отсюда к истокам Терека заняла несколько часов и прервалась встречей с еще одной зоной; на сей раз это слово можно написать без кавычек, поскольку зона была пограничная. Речь об одной из тех самых границ, которые Грузия никоим образом не признает, но существование которых от этого не становится менее осязаемым. Сначала вдали открылись символично соседствующие старые сторожевые башни и современная пограничная застава.
Затем мы вошли на территорию бывшего осетинского селения Кетриси, жители которого присоединились к 300 тысячам беженцев, покинувших свои дома в результате тянущегося уже не первый десяток лет грузино-осетинского конфликта.
А дальше потянулись уже характерные для сельской Грузии картины оставленных хозяевами домов и зарастающих крапивой то ли дворов, то ли комнат.
И только мысль о том, что люди уходили отсюда не по доброй воле, добавляла зловещего характера каждой стене, равнодушно взирающей на дорогу ярко-зелеными сорняками в слепых глазницах окон.
Пройдя сквозь строй безмолвных домов, мы практически уперлись в шлагбаум с будкой, из которой к нам вышел растерянный солдат, явно не имеющий представления, что ему делать с оравой гражданских лиц, намеревающихся вторгнуться на территорию враждебных сепаратистов.
Собственно Южная Осетия была еще не здесь, а в облаках за перевалом, но выяснилось, что в этом году пограничникам приказали закрыть доступ в верховья Терека гораздо ниже, чем обычно. Возможно, причиной тому был визит президента, который весь этот день летал над ущельем в белом вертолетике, раскрашенном в цвета национального флага и с номером 001 на борту. На всякий случай я не стал снимать его крупным планом, ограничившись военным вертолетом сопровождения, который вился над нами всю дорогу, пока не пошел дождь.
И чтобы совсем уж закончить тему президентов, упомяну о том, что неугомонный южно-осетинский Кокойты не собирается примиряться с изгнанием осетинов из Трусовского ущелья и намерен когда-нибудь потребовать признания административных прав на него за Южной Осетией. Так что пасторальные тишина и спокойствие в этом районе еще могут оказаться временными – пока кто-нибудь, по ту или по другую сторону границы, не почувствует себя в силах «навести порядок» по своему разумению.
Продолжение следует
На фото в начале статьи: дом в Трусовском ущелье, уже нежилой и постепенно утопающий в речке
