Празднование Нового года – предмет двадцатилетнего спора новых репатриантов с коренными израильтянами. Уроженец страны, даже вполне светский, от новогодней елки шарахается, как , простите за сравнение, черт от ладана. Двадцать лет мы с пеной у рта доказывали, что Новый год в Советском Союзе не имел никакого отношения к религии, разве что был единственным некоммунистическим праздником, и надо признать, что сегодня, не без наших усилий, в Израиле отмечают Новый год все шире.
За неделю до наступления Нового, 2011 года, Елена Лагутина размышляет о новогодней погоде, новогоднем настроении, и совсем немножко – о религии.

Двадцать лет назад сосед-израильтянин спросил меня, какая погода была в городе, откуда я приехала. И я подробно ответила, что климат там был резко континентальный, и потому летом очень жарко, почти как здесь, а зимой до минус двадцати, а иногда и ниже. Он только покачал головой и пробормотал себе под нос – мда, иврит ты еще не очень хорошо знаешь, путаешься в числах, потому что при таких температурах люди не живут. А что, если б я рассказала ему не про Волгоград, а про Оймякон, где люди живут при минус семидесяти? Его бы, наверное, хватил тепловой удар.

В двадцатый раз с неизменным удивлением наблюдая круглогодичный погодный цикл в Израиле, скажу так: мы – страна-неженка, господа, не приспособленная ни к какой погоде, и потому никакая погода нам не хороша.

Летом у нас чересчур жарко. Ну и что, что мы Африка и пустыня.
Все равно недоработка. К примеру, засуха.в пустыне, это, согласно израильскому правительству, - нонсенс, аномалия. С засухой эффективный способ борьбы только один – поднять цены на воду и на овощи. Причем резко.

На место засухи приходит дождь. Долгожданный, намоленный. Однако после дождя сразу уходит под воду весь густонаселенный южный Тель-Авив и все низменности в пустыне, где пролегают наши шоссе.

Или не ровен час снег. Не вся же страна Хермон, не вся же страна на лыжах. В Иерусалиме как только снегом запахнет издалека, как ударит страшный мороз плюс один-два, как проберет до костей, так уже за два дня накануне отменяются занятия в школах и объявляется штормовое предупреждение по степени как американская Катрина. А вдруг и правда выпадет?!

Опять же хамсины, не к ночи будут помянуты – их сезон приходится на оставшиеся незанятыми стихийными бедствиями весну и осень. Так и живем.

Вот и декабрь заканчивается, весь мир готовится к Рождеству и Новому году, а у нас за окном что? Это что, новогодняя погода, к которой мы привыкли, рождественская?!

Но только если задуматься, а где же, если не именно здесь и именно сейчас, у нас – настоящая рождественская погода и есть?

Но нет, нам все кажется - вон там, там, где нас нет, там жизнь. Всюду. Всюду идет снег, люди вешают за балконными перилами новогодние елки, бабушки прячут в шкафах, далеко за постельным бельем шоколадные конфеты «Мишка на севере» и трюфели «Вечерний звон», дети все равно находят их по запаху, но оставляют, потому что дети уже доросли до такого возраста, когда понимают, как сделать бабушке приятное. В троллейбусах пахнет талым снегом и мандаринами.

Там бегут по холодным улицам по последним спешным старогодним делам озабоченные прохожие, пряча носы в воротники и шарфы, витрины ярко горят все в елочной мишуре, и отражаются в мокром асфальте, который топчут тысячи предновогодних торопливых счастливых ног.

Там салат оливье, холодец и селедка под шубой, конечно, они есть и тут, но там, ТАМ, они вкуснее всего, и ах, как же можно забыть про мамин фирменный наполеон, на новогоднем столе.
По телевизору сборники новогодних мультиков, получасовые, которых ждешь с утра. Помните эти мультики – «Варежка», «Морозко», «Двенадцать месяцев»? И снег, снег за окном, любимый.

Там. Всюду. Где нас нет, и никогда уже не будет. Под Новый год я всегда особенно отчетливо понимаю, что я человек глубоко религиозный. Религия моя - детство.