Дело Кацава, история с Алеф. Часть пятая
Краткое изложение вердикта суда, продолжение:
Наша работа осталась бы незавершённой, если бы мы не упомянули несколько дополнительных улик из тех многих, что были представлены обеими сторонами. Реальное подтверждение доказательствам обвинения мы обнаружили в журнале иерусалимского Центра помощи женщинам, пострадавшим от сексуальных нападений, включая запись, регистрирующую жалобу А. на сексуальные домогательства. Хотя это не жалоба на изнасилование, но сам факт регистрации, состоявшейся 18.6.2000, отрицает утверждение подсудимого относительно более позднего оговора.
Ещё одно особой важности подтверждение мы видим в документе, который составил адвокат Бен-Тувим сразу после увольнения А., сделанного подсудимым, и согласно этому документу, подсудимый допускал в отношении неё действия, выходящие за рамки обычного домогательства, и когда та ответила отказом, то была уволена. Этот документ (доказательство тав/107 алеф), составленный в реальном времени, хранился в сейфе в его кабинете и был представлен суду в процессе его показаний, и он тоже разрушает основу утверждений подсудимого о более позднем оговоре.
Также «договор о примирении» (вещдок ламед-тав 135(1)), составленный доверенным лицом подсудимого Ури Йоэли по прямому или косвенному указанию подсудимого, свидетельствует о страхе перед А. и о намерении купить её молчание бонусами. В этом документе, подписанном только Ури Йоэли, перечисляется ряд бонусов, которыми будет премирована А., если она уволится «спокойно». Подчеркнём, что А. никак не воспользовалась этим документом, и условия её увольнения в конечном итоге были значительно хуже, чем перечисленные в документе.
Защита также пыталась строить свои утверждения на вещественных уликах и указывала в основном на записи в журнале президентской канцелярии, где записаны многие сообщения А., на диске нун/54, содержащем семь отрывков разговоров, в которых А. разговаривает с Ури Йоэли и выражает желание устроиться на работу в канцелярии президента, а также на письме, которое написала А., и которое впоследствии получило название «новогоднего письма».
В своём вердикте мы посвятили отдельную главу особым, близким отношениям между подсудимым и Ури Йоэли, и об участии последнего в «создании улик» на чёрный день, которые подсудимый мог бы использовать впоследствии, если бы А. нарушила молчание и пожаловалась на совершённые в отношении её действия.
Доказано, что Ури Йоэли создавал у А., которая сидела без работы в то время как подсудимый был избран президентом, ложное впечатление о том, что подсудимый пытается найти ей нормальную работу. Он даже называл респектабельные должности. И хотя впоследствии выяснилось, что в этом направлении ничего не предпринималось, А. полагала, что речь идёт о серьёзных намерениях.
Ури Йоэли даже поощрял А., наивную и чистосердечную, звонить в канцелярию президента и спрашивать, как обстоят дела с тем или иным предложением работы, хотя никаких конкретных предложений на повестке дня не имелось, поскольку обвиняемый и пальцем о палец не ударил, чтобы помочь А. в поисках работы. Так и появилась большая часть сообщений А. в канцелярии президента.
Впоследствии защита будет указывать на эти сообщения как на свидетельство повышенной симпатии А. по отношению к подсудимому и желания работать вместе с ним. Защита будет утверждать, что это не вяжется с заявлениями об изнасиловании. Как сказано выше, у нас нет сомнений, что эти сообщения созданы путём хитрых манипуляций, они никоим образом не свидетельствуют об отношении А. к подсудимому и никак не опровергают достоверность её показаний.
К диску нун/54 есть и претензии посерьёзней.
Как выяснилось, Ури Йоэли не только знал, что подсудимый не собирается принимать А. на работу в канцелярии президента и/или подыскивать для неё другую работу, он ещё и обводил А. вокруг пальца, рассказывая ей выдумки про предложения о работе, которых на самом деле не было, провоцируя её на разговоры об этой теме и записывая эти разговоры.
По свидетельству Ури Йоэли, речь идёт о нескольких микрокассетах, на которые он записывал разговоры с А., со вставленными между ними песнями, в то время как на диске, представленном защитой, имеется всего семь разговоров, выдернутых из контекста, и любой, кто их слышит, понимает, что это монтаж и склейка.
Подчеркнём, что на предварительном слушании обвинению был передан распечатанный экземпляр этих разговоров. Таким образом, обвинение не представляло себе, что это мизерная часть из множества разговоров, которая к тому же прошла процесс монтажа и склейки.
Вот что важно - тот факт, что первоначальные кассеты исчезли, согласно утверждению защиты, за границей, и что распечатка сделана со вторичной улики, был скрыт подсудимым и выяснился только при перекрёстном допросе.
Неудивительно, что мы не допустили предъявления этого диска в качестве полноценной улики, поскольку содержание разговоров, выдернутое из контекста, не отражает цельной картины.
И относительно «новогоднего письма» 109/тав:
Предъявляя его, защита ставила целью показать, что составление этого письма, изобилующего признаниями в любви, не вяжется с утверждением об изнасиловании, а также выдвинуть альтернативное утверждение о том, что А. была влюблена в подсудимого и всё, что между ними было, происходило по согласию.
Обе стороны израсходовали море чернил на аргументы по поводу этого письма, написанного на черновой бумаге без конверта и орнамента, в попытках истолковать его смысл.
В конечном итоге, как подробно изложено в полном вердикте, мы пришли к выводу, что это не любовное послание в обычном смысле, а признание капитуляции и пресмыкания, написанное А. по просьбе подсудимого и по его инициативе («пиши, пиши», - говорил он), в надежде, что это приведёт к улучшению атмосферы, что подсудимый перестанет чинить ей вред, и что она сможет остаться на своей работе. Так или иначе, «новогоднее письмо» не опровергает достоверность показаний А. и не доказывает никаких заявлений подсудимого, а вот то, что подсудимый хранил письмо столько лет, указывает на страх перед А. и на систематическое собирание любых малейших улик, реальных или искусственных, способных помочь подсудимому в судный день.
Ещё отметим, что анализ надёжности свидетельских показаний был для нас нетрудной задачей в свете долгих заседаний, на которых допрашивались главные свидетели. Мы видели множество подтверждений с одной стороны, множество лжи и полуправды с другой стороны, мы также просмотрели кассеты полицейского следствия и очной ставки, когда А. не знала, что её записывают и снимают, и это придаёт аутентичность её показаниям.
Продолжение следует
Часть первая со ссылкой на остальные
Наша работа осталась бы незавершённой, если бы мы не упомянули несколько дополнительных улик из тех многих, что были представлены обеими сторонами. Реальное подтверждение доказательствам обвинения мы обнаружили в журнале иерусалимского Центра помощи женщинам, пострадавшим от сексуальных нападений, включая запись, регистрирующую жалобу А. на сексуальные домогательства. Хотя это не жалоба на изнасилование, но сам факт регистрации, состоявшейся 18.6.2000, отрицает утверждение подсудимого относительно более позднего оговора.
Ещё одно особой важности подтверждение мы видим в документе, который составил адвокат Бен-Тувим сразу после увольнения А., сделанного подсудимым, и согласно этому документу, подсудимый допускал в отношении неё действия, выходящие за рамки обычного домогательства, и когда та ответила отказом, то была уволена. Этот документ (доказательство тав/107 алеф), составленный в реальном времени, хранился в сейфе в его кабинете и был представлен суду в процессе его показаний, и он тоже разрушает основу утверждений подсудимого о более позднем оговоре.
Также «договор о примирении» (вещдок ламед-тав 135(1)), составленный доверенным лицом подсудимого Ури Йоэли по прямому или косвенному указанию подсудимого, свидетельствует о страхе перед А. и о намерении купить её молчание бонусами. В этом документе, подписанном только Ури Йоэли, перечисляется ряд бонусов, которыми будет премирована А., если она уволится «спокойно». Подчеркнём, что А. никак не воспользовалась этим документом, и условия её увольнения в конечном итоге были значительно хуже, чем перечисленные в документе.
Защита также пыталась строить свои утверждения на вещественных уликах и указывала в основном на записи в журнале президентской канцелярии, где записаны многие сообщения А., на диске нун/54, содержащем семь отрывков разговоров, в которых А. разговаривает с Ури Йоэли и выражает желание устроиться на работу в канцелярии президента, а также на письме, которое написала А., и которое впоследствии получило название «новогоднего письма».
В своём вердикте мы посвятили отдельную главу особым, близким отношениям между подсудимым и Ури Йоэли, и об участии последнего в «создании улик» на чёрный день, которые подсудимый мог бы использовать впоследствии, если бы А. нарушила молчание и пожаловалась на совершённые в отношении её действия.
Доказано, что Ури Йоэли создавал у А., которая сидела без работы в то время как подсудимый был избран президентом, ложное впечатление о том, что подсудимый пытается найти ей нормальную работу. Он даже называл респектабельные должности. И хотя впоследствии выяснилось, что в этом направлении ничего не предпринималось, А. полагала, что речь идёт о серьёзных намерениях.
Ури Йоэли даже поощрял А., наивную и чистосердечную, звонить в канцелярию президента и спрашивать, как обстоят дела с тем или иным предложением работы, хотя никаких конкретных предложений на повестке дня не имелось, поскольку обвиняемый и пальцем о палец не ударил, чтобы помочь А. в поисках работы. Так и появилась большая часть сообщений А. в канцелярии президента.
Впоследствии защита будет указывать на эти сообщения как на свидетельство повышенной симпатии А. по отношению к подсудимому и желания работать вместе с ним. Защита будет утверждать, что это не вяжется с заявлениями об изнасиловании. Как сказано выше, у нас нет сомнений, что эти сообщения созданы путём хитрых манипуляций, они никоим образом не свидетельствуют об отношении А. к подсудимому и никак не опровергают достоверность её показаний.
К диску нун/54 есть и претензии посерьёзней.
Как выяснилось, Ури Йоэли не только знал, что подсудимый не собирается принимать А. на работу в канцелярии президента и/или подыскивать для неё другую работу, он ещё и обводил А. вокруг пальца, рассказывая ей выдумки про предложения о работе, которых на самом деле не было, провоцируя её на разговоры об этой теме и записывая эти разговоры.
По свидетельству Ури Йоэли, речь идёт о нескольких микрокассетах, на которые он записывал разговоры с А., со вставленными между ними песнями, в то время как на диске, представленном защитой, имеется всего семь разговоров, выдернутых из контекста, и любой, кто их слышит, понимает, что это монтаж и склейка.
Подчеркнём, что на предварительном слушании обвинению был передан распечатанный экземпляр этих разговоров. Таким образом, обвинение не представляло себе, что это мизерная часть из множества разговоров, которая к тому же прошла процесс монтажа и склейки.
Вот что важно - тот факт, что первоначальные кассеты исчезли, согласно утверждению защиты, за границей, и что распечатка сделана со вторичной улики, был скрыт подсудимым и выяснился только при перекрёстном допросе.
Неудивительно, что мы не допустили предъявления этого диска в качестве полноценной улики, поскольку содержание разговоров, выдернутое из контекста, не отражает цельной картины.
И относительно «новогоднего письма» 109/тав:
Предъявляя его, защита ставила целью показать, что составление этого письма, изобилующего признаниями в любви, не вяжется с утверждением об изнасиловании, а также выдвинуть альтернативное утверждение о том, что А. была влюблена в подсудимого и всё, что между ними было, происходило по согласию.
Обе стороны израсходовали море чернил на аргументы по поводу этого письма, написанного на черновой бумаге без конверта и орнамента, в попытках истолковать его смысл.
В конечном итоге, как подробно изложено в полном вердикте, мы пришли к выводу, что это не любовное послание в обычном смысле, а признание капитуляции и пресмыкания, написанное А. по просьбе подсудимого и по его инициативе («пиши, пиши», - говорил он), в надежде, что это приведёт к улучшению атмосферы, что подсудимый перестанет чинить ей вред, и что она сможет остаться на своей работе. Так или иначе, «новогоднее письмо» не опровергает достоверность показаний А. и не доказывает никаких заявлений подсудимого, а вот то, что подсудимый хранил письмо столько лет, указывает на страх перед А. и на систематическое собирание любых малейших улик, реальных или искусственных, способных помочь подсудимому в судный день.
Ещё отметим, что анализ надёжности свидетельских показаний был для нас нетрудной задачей в свете долгих заседаний, на которых допрашивались главные свидетели. Мы видели множество подтверждений с одной стороны, множество лжи и полуправды с другой стороны, мы также просмотрели кассеты полицейского следствия и очной ставки, когда А. не знала, что её записывают и снимают, и это придаёт аутентичность её показаниям.
Продолжение следует
Часть первая со ссылкой на остальные
