Сейчас самое время слетать на экскурсию в Каир, чтобы почувствовать то, что мы будем чувствовать, живя в границах 67-го года. Все тайное рано или поздно становится явным. Вопрос не столько в том - когда это произойдет, а в том - действительно ли это было тайной. Сейчас мы с таким интересом зачитываемся протоколами миротворческих мудрецов, будто именно катарский телеканал "Аль – Джазира" открыл нам первое высокохудожественное произведение израильской политики.

Во все времена израильские лидеры активно старались разговорить арабских лидеров. После победы в Шестидневной войне мы были уверены, что нам оборвут телефон с просьбой заключить мир. Телефон уже успел покрыться паутиной, а нам все еще никто не звонил. От страха, что где-то что-то произойдет без евреев, мы начали сами накручивать диск. С тех пор и звоним. Звоним не только открыто, средь бела дня, но и тайком, ночью, под одеялом по правительственной связи. Дозвониться можем куда угодно. Многие по звонку из Израиля впервые узнали, о существовании телефона. Тишину воспринимаем, как национальную трагедию.

Годами мы пытались разговорить Хафеза Асада. Весь мир называл его "великим молчальником", потому что никто толком не знал, какой у него тембр голоса, и "великим сидельцем", потому что никто толком не знал, как выглядит его самолет. Только наши лидеры никак не могли вынуть иголки из одного места и постоянно пытались предложить ему лучшего логопеда и лучший самолет, лишь бы он уже, наконец, заговорил.

Уверенность, что политик просто обязан быть мастером разговорного жанра, ничего хорошего не принесла Израилю. Шимон Перес освоил этот жанр в совершенстве, ну и что? Лучше бы он был мимом. Восточные лидеры знают, что политика - это еще и искусство молчать. Хафез Асад своим молчанием притупил бдительность неисправимых израильских миротворцев, которые просыпались по утрам с одним вопросом: "Так что? Так уже-таки он заговорил, или еще-таки не заговорил?". Создавалось впечатление, что в доме израилевом живет новорожденный, который уже давно должен был сказать первое слово и все еще молчит, несмотря на уговоры родных.

Даже наша дальняя родственница Мадлен Олбрайт не раз прилетала к Хафезу Асаду с просьбой сказать хоть словечко, и ставила в пример Арафата, который младше его, а уже так бегло лепечет о мире, что даже не верится, что мальчик вышел из простой террористической семьи. Когда Асад, наконец, произнес что-то невнятное о мире и вполне внятно о том, сколько мы ему за это должны, - самые разговорчивые политики сказали, что лучше бы он и дальше молчал.

Сегодняшние события на Ближнем Востоке - лучшее доказательство того, что периоды молчания были самой большой удачей в истории нашего государства. Зачем нужно было разговаривать с нищими отсталыми странами, готовыми не к миру, а к хаосу, со странами, которые мы давно победили, а они никак не могут это понять и все время, что-то требуют. Все, что мы вернули, хранит в себе следы варварского уничтожения еврейского присутствия. Все, что мы отняли, арабы должны воспринимать как штраф за вероломное нападение, за погромы, за террор, за соучастие в окончательном решении еврейского вопроса. Они отделались легким испугом и должны радоваться жизни.

Требуя что-то вернуть, арабы напоминают мамашу, у которой только что чуть не утонул ребенок, но как только его спасли, она вместо того чтобы радоваться, упрямо доказывает, что на мальчике была панамка.

Сейчас мы пытаемся разговорить Абу-Мазена вместо того, чтобы радоваться, что он молчит. Пусть молчит. Пока он молчит, мы тоже можем, наконец, помолчать. У нас, как выяснилось, своих дел невпроворот. Как выяснилось на днях - не так страшна армия врага, как толпа варваров. С такими соседями любой нормальный хозяин построил бы забор раньше туалета. С такой границей, как на нашем юге, к нам скоро не только все африканцы прибегут, но и все талибы.

Вместо хозяина наш забор строит каденция, но так как забор за одну каденцию не построишь, нет смысла стараться без гарантии, что именно ты этот забор будешь торжественно открывать. Японцы предлагали нам построить опреснительную установку бесплатно, только за разрешение использовать нашу конструкцию у себя дома. Японцам мы отказали, потому что они со своим строительством не укладывались в нашу каденцию. На такую стройку уходит шесть лет, а организовать доставку воды из Турции можно за восемь месяцев. Так что у нас одна каденция постоянно расхлебывает то, что сделала другая каденция, страна всегда находится в состоянии аврала, а народ - в состоянии ожидания трамвая.

Избавление от нефтезависимости - тоже проект долгосрочный, для депутата-однодневки гораздо выгоднее призвать народ пикетировать бензоколонки. Смешней всего мы выглядим, когда и мирный процесс пытаемся втиснуть в рамки одной каденции. Это психология мелких лавочников, но их в еврейском парламенте уже столько, что, как говорят евреи Якутии: "Однако, тенденция!"

Жить, сознавая, что соседям еще хуже, чем тебе, может быть, и легче. Вопрос в том, а действительно ли это жизнь. Чтобы получить ответ, нужно, как минимум, помолчать.