Мне несколько раз довелось посещать Египет в составе группы журналистов, сопровождавших премьер-министра Израиля. Я был и на конференции миротворцев в Шарм а-Шейхе, и в Каире. Сегодня, когда эра президента Мубарака осталась позади, я хочу поделиться своими впечатлениями от этого человека, для которого лучше всего подходит определение - двуликий Янус.



В первый раз я оказался в Египте в декабре 1995 года, когда тогдашний премьер-министр Израиля Шимон Перес отправился в Каир на переговоры с президентом Мубараком.

С воздуха Каир выглядит нагромождением грязно-желтых жилых массивов, почти лишенных зелени; кажется, что все дома сделаны из глины. В новых районах деревьев побольше и дома получше, но они очень смахивают на безликие советские массивы из серого бетона, над которыми в свое время так издевался Эльдар Рязанов.

В аэропорту главу израильского кабинета встречал премьер-министр Египта. Дело было сразу после убийства Рабина, поэтому были предприняты беспрецедентные меры безопасности: израильский военный самолет доставил в Каир бронированный лимузин Переса, все улицы по дороге в резиденцию Мубарака — дворец «Иттихадия» были перекрыты, на протяжении всего пути следования с интервалом в 10—15 метров стояли солдаты и агенты службы безопасности. Автомобильные пробки растянулись на несколько километров, но египтяне покорно ждали, пока проедет израильский кортеж.

Я обратил внимание на еще один признак тоталитаризма — огромные портреты Мубарака на улицах. Под ними красовались подписи на арабском, но, даже не зная языка, я мог с большой долей вероятности предположить: написано там было нечто вроде «Все для блага народа, все во имя народа», «Президент и народ едины».



Название дворца — «Иттихадия» переводится как «Объединение». Именно этот дворец стал резиденцией президента Объединенной Арабской Республики — когда несколько десятилетий назад Сирия надумала объединиться с Египтом. «Иттихадия» — огромное здание, насчитывающее 365 комнат — по количеству дней в году. Построен дворец в мавританском стиле — с пузатыми куполами, причудливыми восточными башенками, похожими на минареты. Внутри он смахивает на декорацию к американскому фильму по мотивам «Тысяча и одной ночи» — красные толстые ковры, мраморные полы, алебастровая лепка на стенах, цветные узорчатые витражи, гигантские хрустальные люстры. Тем не менее система кондиционирования воздуха отсутствует, только в кабинете Мубарака было прохладно. В углу одного из залов, будто сошедшего со страниц, описывающих дворец Гаруна аль-Рашида, я обнаружил уродливый красный огнетушитель, на котором красовалась надпись на латинице «Бавария».

Видимо, для того, чтобы летом не так ощущалась жара, стены дворца были увешаны картинами европейских художников, изображающими то парусник в бушующем море, то французскую армию, погибающую в российских снегах. Между картинами стояли солдаты в форме и мордастые молодцы в штатском, пиджаки которых многозначительно оттопыривались. Но, несмотря на весь свой грозный вид, когда журналистам были любезно предложены бутерброды, каждый солдат, оказавшийся возле официантов, не преминул ухватить сэндвич с подноса.

В кабинет, где с глазу на глаз совещались Перес и Мубарак, разрешили войти на несколько минут лишь пятерым израильским журналистам. Египетские работники службы безопасности предупредили: никаких вопросов, разрешается лишь сделать несколько снимков. Тем не менее, девица, представлявшая израильскую арабскую газету, неожиданно обратилась к Мубараку: «Я из Фалястын». «Добро пожаловать, — улыбнулся Мубарак. — Ты хочешь со мной сфотографироваться?» «Конечно», — обрадовалась журналистка. «Иди сюда, — махнул рукой президент. — Сколько ты берешь за одну фотографию?» «Одну гину», — ответила девица. «Согласен», — сказал Мубарак. Журналистка подбежала к нему и чуть ли не уселась на президентские колени. Защелкали камеры, Перес и Мубарак улыбались, девица просто сияла от восторга. Между тем это было вовсе не смешно: проживала она в Назарете, который все еще находится в государстве Израиль, а не в Фалястын.



Дорога из дворца в аэропорт заняла более часа — Перес обедал с Мубараком, а журналистов решили отправить пораньше. И вот тут мы оценили всю предусмотрительность египетских властей, утром перекрывших город для проезда кортежа Переса. Улицы Каира забиты автомашинами. Светофоры работают, но внимания на них не обращает никто, и движение регулируется полицейскими, стоящими почему-то не в центре перекрестка, а на тротуаре. Машины в основном старые, но представлены все марки — и японские, и западноевропейские, очень много «Лад» и «Жигулей». Зато почти не встречаются мотоциклисты, к которым так привыкли жители большого Тель-Авива. Водители отчаянно и беспрерывно сигналят, но пробки от этого меньше не становятся.

Мы долго пробивались через заторы, а перед воротами аэропорта наткнулись на еще одно препятствие, которое, правда, преодолели быстро, — тройной заслон египетских солдат с автоматами наизготовку и с касками на голове. Солдаты разместились и на крышах здания аэропорта; я заметил, что в самом центре крыши, возле флагштока с египетским флагом, тоже стоял солдат и что-то держал в вытянутых руках. С помощью мощного фототелескопа, который любезно дал мне знакомый фоторепортер, я разглядел, что солдат держит сложенный израильский флаг. Мы ожидали Переса на борту самолета около получаса, и за все это время солдат даже не пошевелился. Лишь в тот момент, когда черный лимузин главы израильского правительства въехал на летное поле, он поднял на флагштоке бело-голубое знамя и тут же спустил его, как только Перес поднялся на борт самолета. По-видимому, при всем дружелюбии и приветливости, египтяне хотели, чтобы израильский флаг развевался над зданием столичного аэропорта как можно меньше. После этого мне пришлось еще дважды побывать в Каире, сопровождая Биньямина Нетаниягу, и каждый раз я наблюдал одну и ту же сцену: израильский флаг взмывал над каирским аэропортом буквально на считанные секунды.

Второй раз я оказался в Египте в конце июля 1996 года, уже с премьер-министром Нетаниягу. С тех пор я дважды побывал вместе с ним в Египте: в марте 1997-го вновь в Каире и через год — в Шарм-а-Шейхе. Поводы для посещения этой страны каждый раз были иные, но поведение президента Мубарака отличалось завидной стабильностью: он занимал позицию этакого двуликого Януса, с израильтянами говорившего на одном языке, а со своими соотечественниками — на другом.



В первый раз Нетаниягу отправился в Каир, чтобы лично познакомиться с Мубараком и изложить ему свое политическое кредо. В салоне самолета номер один израильских ВВС настроение у большинства журналистов было невеселым. На переговорах с Мубараком они ожидали взрыва, как минимум дальнейшего охлаждения отношений. Масла в огонь подлили статьи, посвященные визиту, в утренних египетских газетах — все они критиковали Нетаниягу. А одна газета даже поместила заголовок на иврите: «Нетаниягу — мы не хотим тебя видеть в Каире».

На каирском аэродроме Нетаниягу был оказан прием по самому высокому разряду: красная ковровая дорожка, почетный караул, у трапа самолета его ожидал премьер-министр Египта, военный оркестр исполнил гимны обоих государств. Затем кортеж направился в «Иттихадия». Меры безопасности были еще более жесткими, чем во время приезда Переса. Израильская спецслужба вновь пригнала в Каир грузовой самолет с бронированным «кадиллаком» премьера. Все движение на пути кортежа было остановлено, по обеим сторонам дороги через каждые пятнадцать — двадцать метров стояли солдаты и агенты службы безопасности. Движение перекрыли и под мостами, по которым проезжал кортеж, — на протяжении десяти с лишним километров была создана «стерильная зона».

Встреча Нетаниягу с Мубараком непредвиденно затянулась. На нее и на последующую пресс-конференцию были запланированы полтора часа, но только разговор двух лидеров длился более двух часов. Десятки журналистов со всего мира, толпившиеся в коридорах «Иттихадии», пытались понять, что происходит, и общий вывод был таков: разногласия очень серьезны, Мубарак и Нетаниягу пытаются найти хоть какие-то точки соприкосновения. Драматизм заключался еще и в том, что беседа велась с глазу на глаз и на нее не допустили даже ближайших советников, как это обычно происходит во время таких переговоров.

Наконец журналистов пригласили в главный зал дворца, украшенный гигантской люстрой из горного хрусталя и настенным орнаментом из шестиугольных звезд. То, что мы увидели и услышали на пресс-конференции, действительно не внушало оптимизма. Нетаниягу был весел и пребывал в подчеркнуто хорошем настроении. Мубарак же ни разу не улыбнулся, даже не отпустил ни одной шуточки, как он любит на встречах с прессой. Поэтому создавалось впечатление, что израильский премьер делает хорошую мину при плохой игре. Оба лидера тщательно избегали острых углов. В конце пресс-конференции Нетаниягу и Мубарак обменялись рукопожатием, а когда выходили из зала и повернулись к журналистам спиной, то повторили жест Клинтона, обняв друг друга за плечи.

Хоть взрыва не произошло, все же ни о каком успехе говорить было нельзя. Об этом израильские журналисты бросились сообщать в свои редакции. Мы столпились в полуподвальном помещении, где размещался пресс-центр, и нетерпеливо ждали своей очереди к телефонам. Собственно говоря, пресс-центром эти несколько комнаток даже и назвать трудно — в них нет ни компьютеров, ни факса и установлены всего четыре простых телефонных аппарата. «Иттихадия» — президентский дворец, но кондиционирование в нем отсутствует. Только в кабинете Мубарака температура была сносная, о чем журналисты, обливаясь потом, не преминули вспомнить. И вот тут случилось нечто неожиданное: в пресс-центр зашел египетский офицер и пригласил израильскую прессу на дополнительную, незапланированную встречу с президентом.

Нас завели в зал заседаний правительства и усадили за стол, за которым располагаются египетские министры. Тут стало известно, что Нетаниягу со свитой отправился посмотреть пирамиды на трех вертолетах египетских ВВС, любезно предложенных Мубараком. Такой дружеский жест никак не вязался с холодной атмосферой, царившей на пресс-конференции. В зал вошел Мубарак, и наше недоумение достигло предела: египетского президента словно подменили. Всего двадцать минут назад он был, как сфинкс, угрожающе-загадочен и даже мрачен, теперь перед нами предстал радушный улыбчивый хозяин, сыпавший шутками, тепло пожимавший руки журналистам.



«Беседа была открытой и теплой, — сразу же заявил Мубарак. — Когда я слышал выступления Нетаниягу во время предвыборной кампании и в американском конгрессе, то не мог понять, чего хочет этот человек. Теперь напряжение снято».

Наш разговор с Мубараком длился минут сорок, атмосфера была демонстративно дружелюбной. После завершения встречи Мубарак пожал руку каждому израильскому журналисту и даже обнял Уди Сегаля — политического обозревателя армейской (!) радиостанции «Галей ЦАХАЛ».

Как объяснить такое поведение Мубарака? Почему на общей пресс-конференции он был хмур, а затем изменил тон на 180 градусов? Это не было случайностью: когда в марте следующего года мне вновь пришлось сопровождать Нетаниягу в Каир, Мубарак повел себя точно так же — во время общей пресс-конференции в большом зале «Итихадии» был холоден и мрачен, а затем, беседуя с израильской прессой, добр и весел.

Думается, разгадка заключается в том, что Мубарак вел себя как восточный политик, заявления которого соответствуют аудитории, к которой он обращается. Общая пресс-конференция всегда транслировалась в прямом эфире на Египет и большинство арабских стран, и хмурый вид Мубарака должен был продемонстрировать арабскому миру, что Египет стоит во главе фронта сопротивления Израилю. А для израильтян у Мубарака было заготовлено совершенно другое послание: отношения между двумя странами нормальные, более того, они должны улучшаться.

Когда во время второго визита состоялась встреча Мубарака с израильскими бизнесменами, то президент постарался сделать все возможное, чтобы привлечь их капиталы в свою страну, хотя всего за час до этой встречи метал громы и молнии в сторону Израиля.

- Египет открыт перед вами, — сказал им Мубарак. — Я даю зеленый свет всем совместным проектам». Один из бизнесменов спросил, как он может рисковать своими капиталами, вкладывая их в совместные проекты, если горизонт затянут тучами. Бизнесмен, естественно, имел в виду политический горизонт. Мубарак рассмеялся: «Тучи могут быть только на небе. Вам следует научиться отделять политику от экономики».

Но, несмотря на постоянное и публичное декларирование таких принципов со стороны самого президента, отношение к Израилю египетской интеллигенции оставляло желать лучшего. В этом мне не раз пришлось убеждаться во время посещений Каира, особенно во время второго визита Нетаниягу, когда во дворце «Тахара» прошли его встречи с представителями деловых кругов и местными интеллектуалами.

Дворец был построен последним королем Египта Фуадом после развода с очередной женой — Фаридой и подарен ей в качестве компенсации. Я прогулялся немного по дворцу и обратил внимание на огромный гобелен, занимавший всю стену одного из залов. Гобелен представлял собой искусно вытканную карту Египта и окружающих его стран. На месте Израиля границы не были обозначены, лишь красовалась витиеватая надпись. Я попросил владеющего арабским языком военного атташе Нетаниягу генерал-лейтенанта Зэева Ливни перевести эту надпись. «Фалястын», — сказал генерал и горько усмехнулся.

Во время встречи в «Тахара» с египетскими интеллектуалами Нетаниягу подвергся чрезвычайно резким атакам, его собеседники почти не выбирали выражений. «Израиль глубоко ошибается, если считает, что с помощью США станет хозяином в регионе, — заявил профессор Каирского университета. — Вы ведете себя так, как будто находитесь на ферме в Луизиане. Почему вы смотрите на нас свысока? Гитлер тоже относился с высокомерием ко всему миру; всем хорошо известно, чем закончилось его правление. Да, пока экономическое положение Египта оставляет желать лучшего, но мы богатая страна с огромным потенциалом, и будущее за нами».

Египетские журналисты всегда задавали Нетаниягу острые вопросы. Вообще, египетская пресса не жаловала израильского премьера, и карикатуры на него в местных газетах могли бы составить честь пресловутой геббельсовской «Дер Штюрмер». Нетаниягу несколько раз поднимал вопрос об этом во время бесед с Мубараком, но всегда получал стандартный ответ: пресса в Египте свободная, и у президента нет на нее никакого влияния. В том, что это утверждение не соответствует действительности, я лично убедился во время одной из пресс-конференций в «Иттихадии». Египетский журналист спросил Нетаниягу, почему он решил вразрез с ословскими соглашениями строить новое поселение на Хар-Хома.

«Это вовсе не поселение, — ответил премьер, — это жилой район Иерусалима, а в соответствии с договором в Осло Израиль имеет полное право строить в городе жилые кварталы». И вот тут Мубарак вдруг вытащил из кармана лист бумаги и, ткнув в него пальцем, сказал: «Передо мной пятый пункт договора, и он гласит, что все спорные вопросы, — а Иерусалим, несомненно, является одним из них, — должны быть вынесены на обсуждение в ходе переговоров о постоянном урегулировании».

Да, странно, очень странно выглядело такое совпадение вопроса «независимого» египетского журналиста и наличия в кармане у Мубарака листа именно с пятым пунктом ословского договора…

Завершая рассказ о двуликом Янусе, не могу не упомянуть одну интересную деталь, также характеризующую его отношения с прессой. Я обратил внимание, что на пресс-конференциях Мубарака, где бы они ни происходили — в «Иттихадии» или в Шарм-а-шейхе, — всегда присутствовало большое количество египетских журналисток. Причем все они, как на подбор, были длинноногие, ухоженные красавицы, с прекрасными прическами, надушенные дорогими духами. Одевались журналистки всегда по последней европейской моде, но почему-то с преобладанием красного цвета: то это был красный деловой костюм, то юбка, как минимум красный головной платок. Пристрастие к этому цвету было бы еще как-то понятно в Москве, но вовсе не в Египте, тут скорей можно было ожидать обилия зеленого — символа ислама. Но, по-видимому, Мубарак предпочитает в женской одежде именно красный цвет.

В качестве хозяина он всегда руководил ходом пресс-конференций и лично выбирал представителя прессы для очередного вопроса. Когда дело касалось египтян, Мубарак всегда давал право голоса одной из красавиц, в одежде которой присутствовал красный цвет.

Во время одной из таких пресс-конференций возле меня оказалась израильская журналистка, представлявшая ультраортодоксальную газету, которая очень хотела задать вопрос Мубараку — тянула вверх руку, даже привставала с места. Увы, все ее усилия не увенчались успехом. «О, если бы я только знала, — сокрушалась она, когда поняла, что красный цвет открывает дорогу к сердцу «раиса». — Почему никто не предупредил, я бы надела что-нибудь красное».

Я тоже готовил для Мубарака несколько ехидных вопросов, но до меня очередь так ни разу и не дошла: кипа на моей голове сразу же выдавала национальную принадлежность, а надевать красную юбку, даже чтобы угодить двуликому Янусу, я не собирался...