Вот он выходит на солнышко из-за угла трехэтажного здания, из какого-то своего теневого укрытия, странно одетый в черный тренировочный костюм и белоснежную рубашку, видит тебя и широко улыбается, как близкому человеку.

- Ну, вос из гишен, Мотэ, вос хэрцах, Мотэ? (Ну что случилось, что слышно? - идиш).

Его пригожее лицо выглядит дружелюбным и радостным. Шай Кушелевич, борец высочайшего класса в недавнем прошлом, средних лет человек семитской внешности, не агрессивный, склонный к компромиссу и быстро излагающий свою оригинальную, самостоятельную мысль, хочет общаться и дружить.

- Вос дафстэ фор мазл, Мотэ? (Чего тебе надо для счастья, Мотэ? - идиш) – говорит он.

За годы, прошедшие с его боевых лет, Шай не поправился, выглядит цепким и уверенным бойцом по-прежнему. Он много говорит, но это не раздражает, потому что в нем отсутствует агрессивность и злоба. Хотя можно предположить, что Шай может взорваться и превратиться в сурового человека, наблюдающего за соперником взвешенно, отстраненно и холодно, как на борцовском ковре.

Я помню как 32 года назад 20-летний Шайке Кушелевич, новый репатриант из Молдавии из ласкового города Котовск, поехал на чемпионат мира по самбо, представляя еврейскую страну. По его словам, организаторы чемпионата никак не знали, как относиться к жилистому пацану из Израиля. Шай не уступал никому на ковре, ни в технике самбо, ни в стратегии. Он буквально потряс борцовский мир своей борьбой, которая казалась проявлением некоей победной национальной еврейской идеи. Израиль был на подъеме в те годы. Эта страна еще вернется к своим лучшим дням, я уверен в этом. Потому что все в этом мире идет, как известно, чередой и полосами, черными, белыми, розовыми и красными, все возвращается. Только Шай вернуться уже не сможет, разве что в нашей памяти. Это совсем немало.

Шай говорил мне на языке идиш, который не был его родным языком, но владел он им очень хорошо, говорил на нем с удовольствием, почти с тем же, с каким боролся:

- Мотэ, ну вос из зайн? (Ну что будет? - идиш)

Ответа у меня на этот вопрос не было, вряд ли будет.

Шай, как мне казалось со стороны, принял ход своей жизни не без смирения, не без горечи, хотя и с уверенностью сильного человека как физически, так и психологически. Я общался с ним не слишком часто, но всегда с удовольствием, которое не мог скрыть от него. Мне нравятся такие люди, как Шай. Он производил впечатление, при всей ранимости и впечатлительности, мужчины, который мог обойтись без всех вокруг себя. Никто ему был не нужен. Но необъяснимая горечь в нем копилась, скапливалась, это было заметно и очевидно.

Иногда мы с Шаем пели разные песни на разных языках, иногда разговаривали о жизни, без особой надежды на очевидный общий знаменатель. Шай был человеком умным и сообразительным, который понимал смысл жизни, ее суть. Так мне казалось и так, наверное, было и на самом деле. Горечь свою он скрывал, как это и полагается мужчине. Я его любил по понятным причинам, он вызывал у меня симпатию своей схожестью со столь знакомым местечковым идеалом, который я обожал на генетическом что ли уровне. Я имею в виду того самого молодого человека в котелке и сюртуке, который летел над штетлом в черте оседлости, над его единственной кривой улицей, в картине художника Шагала, держа за руку свою счастливую растерянную невесту. Прошу мне простить это известное преувеличение, но так это видится мне.

Очевидно, что Кушелевич не смог смириться с уходом с борцовского ковра, от схваток с равными соперниками, которые пожимали ему руки до и после проигранного или выигранного поединка.

Шай Кушелевич, нервный, отзывчивый и добрый человек из Котовска, погиб так внезапно и необратимо, что остается не согласиться с этой жизнью, с ее сумасшедшими законами, с ее кровью, с ее страшным завершением, которое никак невозможно принять и понять. И похоронили его родные и друзья 9-го июня в Земле Израилевой, в Баркане.

И все равно, совершенно невозможно понять слова хозяина-хранителя Саши То-на, который оставил в тот вечер свой номер телефона на запертых дверях магазина, в котором мы встречались с Шаем.

- Я на похоронах, Марк, похоронили Шайку, его задавила машина вчера на набережной, скоро приеду, дождитесь, - сказал мне Саша, суровый, социально активный человек с ослабленной нервной системой. Мне показалось, что он был близок к истерике.

52-летний Шай Кушелевич, родившийся 6 января 1959 года, оставил после себя, после своей скорой, почти неизбежной и быстрой смерти, множество скорбящих и страдающих от нестерпимой боли утраты людей – Андрея, Игоря, Мишу, Леву, Сашу, Оскара и остальных всех. И это ужасно, ужасно и просто невыносимо.

Вос из гишен Шайке, а? Незамысловатый вопрос этот ясен и без перевода всем.