Быть светом для других народов и исправить наш несовершенный мир, - так повелел Творец еврейскому народу и так определил его предназначение в этом мире. Бремя такой ответственности испокон веков усложняло жизнь каждого еврея и всего народа, вынуждая решать вопросы этики и выживания в столь характерной для нашего народа ситуации раскола изнутри и враждебности извне, переживания тяжелых испытаний и ожидания новых бед – но все же с вечным упованием на Спасение и вечной борьбой за него.

Необходимость сочетать высокую планку нравственности и жесткую борьбу за выживание беспрестанно ставили наш народ перед сложнейшими дилеммами, решение которых никогда не было возможным одним лишь позывом разума – без услышанного и осознанного мистического зова сердца и души. А когда звонкий голос разума вступал в противоречие с голоском сердца и души, дилемма становилась столь тяжелой, что разрешить её можно было только с привлечением неожиданного, «перпендикулярного» арбитра, выводящего всю ситуацию в иное измерение, где все вдруг проясняется и самое абсурдное, порою, обретает смысл, а самое разумное его теряет. И если в личном плане этим стержневым арбитром служит осознание собственного смысла жизни и призвания, то в национальном его роль играет принятие смысла существования всего народа, его предназначения и сверхзадачи. И потому только через ответ на вопрос: какое разрешение дилеммы способствует предназначению «быть светом» и «исправить мир», заложен, на мой взгляд, прорыв к ответу.
,
Сделка Шалита – яркий пример такой дилеммы, в которой перемешался не только выбор между спасением жизни одного реального человека сейчас и потенциальным спасением жизней многих в будущем, но и выбор между, что называется, разумом и «сердцем». Я специально взяла слово «сердце» в кавычки, потому что вовсе не об отдельном «простом человеческом» пойдет речь. Но об этом позже. А пока - о логике. Заранее признаюсь, - не железной, но все же.

Я всегда была принципиальным противникам такого рода сделок, как способствующих террору. Террор – коммерческое предприятие, и существует он до тех пор, пока приносит выгоду. А такие сделки, безусловно, делают его выгодным, скрепляя порочный кровавый круг. Но в этой ситуации что-то мешало. И это «что-то» - не бабьи сантименты, раззадориваемые смотрящими из-за каждого угла глазами Шалита, а прежде всего – нестыковки в привычной ястребиной логической оценке ситуации. Не голос сердца, но голос разума говорил, что нынешняя ситуация существенно отличается от прежних общим контекстом, раскладом внешних обстоятельств, которые не позволяют вписать её в ставший уже привычным за последние 18 лет (с момента подписания Норвежских соглашений) шаблон рефлекторных реакций.

Сегодня Израиль стоит перед двумя угрозами, ставящими в опасность само его существование. Это полномасштабная война и уже развязанная против нас война дипломатическая.

Появление в Газе террористического государства, боевики которого получили в свое распоряжение ракеты дальнего радиуса полета и другие виды современного оружия – вместо привычных поясов со взрывчаткой, - а также назревающее появление такого же анклава в Иудее и Самарии неумолимо ведут нас к военной развязке. Альтернативой войне может стать только чудо, которое нельзя не брать в расчет в нашей Стране, но которое нельзя и в расчет брать, ибо чудо не только приходит свыше, - его ещё надо со-творять снизу, а мы пока такие признаки почти не подаем.

Дипломатическая война Абу-Мазена вывела палестинцев на новый уровень признания, открыв новые возможности продавливания своих интересов мирными методами. Этот урок хорошо усвоил и ХАМАС, поняв, что теперь для него верен не только принцип Клаузевица, что «война – это продолжение дипломатии другими методами», но и его перевертыш - что «дипломатия – это продолжение войны другими методами».

Эта новая война Абу-Мазена и ХАМАСа, в которой у них появилось много союзников в мировом сообществе и СМИ, усугубляет масштаб опасности для Израиля, но одновременно – сводит к минимуму угрозу применения против нас тактики точечных терактов, специалисты по которому сидели в тюрьме, пока их коллеги повышали уровень квалификации и орудий труда. Это не значит, что такой террор исчезнет вовсе – он «на маленьком огне» продолжается и сейчас в Негеве, в Иудее и Самарии, - но в свете появление более эффективной тактики дипломатической войны и гонки вооружений, он в последние годы перестает быть выгодным руководству как ФАТХа, так и ХАМАСа. Так что не удержание в тюрьме 1027 террористов остановило волну террора, и не их освобождение её возобновит.

Конечно, сделка увеличивает угрозу похищений, Но она никогда и не спадала. Сделка Шалита – не прецедентна, равно как и переговоры с террористами, которые, в частности, вылились в Норвежские соглашения, с которых и начался обратный отсчет до войны.

Поэтому в данном плане для Израиля их освобождение ничего не меняет: мы движемся не к новой волне террора, а к большой войне. Если не будет чуда. А чудом, сотворенным снизу, было бы, среди прочего, кардинальное изменение политики по отношению к террористам, какие бы должности они не занимали. Такое стратегическое изменение политики к террору подразумевает многоплановые и систематические меры, а не случайные шаги.

И здесь я задаюсь вопросом: может ли заключение этой сделки так существенно ухудшить нынешнюю ситуацию? Или иначе: мог ли отказ от сделки стать тем переломным моментом, который бы вернул нам сдерживающую силу, разорвал замкнутый кровавый круг?

Я уверена, что нет. И фраза «надо же с чего-то начинать» тут тоже не проходит, потому, что если с чего-то начинать, то нужно знать, как это продолжать и чем закончить - таков закон стратегического выбора. А у Израиля пока такой новой стратегии нет. Есть только старая инертная политика «допустимых потерь» в тактическом лавировании, основанная на неверии в свое безоговорочное право на эту Страну, неверии в свою самодостаточность, в свою независимость от общественного мнения и американского капитала, неверии в возможность самим предложить такое решение палестинской проблемы, которое будет принято и одобрено всеми. Неверии в способность построить свой Храм – этический и духовный центр мира - и в способность доказать всему миру его необходимость именно в наше время. Да что там миру – себе! Неверии в то, что все зависит только от нас, и что мы в силах – и вправе – принять решение, не оглядываясь на остальных, хотя и учитывая интересы этих остальных. Потому что от нас этого ждут, потому что весь все ещё цивилизованный мир находится в такой же растерянности, он также тактически лавирует – и также ждет ясного примера решительной политики, которая позволит остановить развал того, что принято называть «западной цивилизацией». И ждут этого от нас не случайно, ибо даже самый отъявленный антисемит исходит из затаенного завистливого убеждения, что отсюда, из центра мира, прольется свет для других народов и осветит путь к исправлению мира.

А пока. А пока мы можем преподнести хотя бы другой пример. И сделка Шалита дала нам такую возможность. Это пример человечности вопреки всему.

Но до того, я бы хотела затронуть другой тяжелый вопрос – о предательстве жертв террора, чьи убийцы выходят в рамках сделки на свободу. Противники сделки ждали от родителей Шалита великого, героического благородства - подавить в себе родительский эгоизм и сказать: «Мы готовы пожертвовать своим сыном ради безопасности других людей. Мы готовы принести его в жертву борьбы с террором. Мы не требуем его освобождения любой ценой». Но они сделали другой выбор – тоже достойный, абсолютно понятный – выбор неустанной борьбы за своего мальчика, за спасение его мира - даже если потом перевернутся другие миры, да и весь большой мир.

А значит, выбор переходит к родственникам жертв освобождаемый сейчас убийц. Может быть, как бы кошмарно это ни звучало, но пришло время обратиться с просьбой к ним: проявить героическое человеческое благородство и ради спасения одной конкретной жизни поступиться справедливой жаждой возмездия. Тем более, что возмездие это такое жалкое – израильская тюрьма. Если бы этим возмездием была пуля в лоб террористам – от такого отказываться было бы никак нельзя, - и не только потому, что «убей Амалека» – святая заповедь, но и потому, что оно бы свело на нет необходимость вообще когда-либо стоять перед подобными дилеммами. Но пока мы не созрели для выполнения этой заповеди, которая, безусловно, приблизила бы нас к исправлению мира и спасению его от зла. А до тех пор, может быть, благородный отказ от жалкого возмездия тюрьмой в отношении к освобождаемым за Шалита заключенным мог бы стать тем маленьким актом спасения мира, пусть даже это маленький мир Гилада…

Первое интервью Гилада Шалита египетской журналистке стало откровением, позволившим всему Израилю увидеть человека, ради спасения которого пришлось заплатить столь высокую цену. Нам открылся удивительно достойный человек, не сломавшийся в самых немыслимых испытаниях и ставший доказательством силы человеческого и еврейского духа. «Будешь ли ты бороться за освобождение палестинских заключенных?» - спросила его, измученного и ослабленного, арабская журналистка. «Я буду рад, если они выйдут на свободу, но только если потом они не будут воевать против Израиля», - подумав, сказал он, будучи всего на полпути из плена, ещё в стане врагов Израиля и в полной неизвестности. И эта формулировка в тех страшных обстоятельствах дорогого стоит. Стоит всех 1027.

Теперь последнее. И, на мой взгляд, главное. То, что в нынешнем споре получило название «выбор сердца».

…Комментируя новость о сделке Шалита на одном из российских сайтов, русская бабушка из Рязани написала: «Только Божий народ мог сделать такой выбор»…

Бывают в жизни моменты, которые иначе как проявлением величия духа не назовешь. Оно всегда вопреки – вопреки обстоятельствам, вопреки здравом смыслу, вопреки разуму. Вопреки инстинкту физического самосохранения – но благодаря инстинкту самосохранения личностного (к сожалению, зачастую эти разновидности одного инстинкта друг другу противоречат). В сделке Шалита – в принятии решения о заключении сделки - мне ясно увиделось величие еврейского духа, всплеск жизни вопреки всему – ибо «Я даю тебе выбор: жизнь или смерть. Так выбери жизнь!».

История знала много случаев такого величия. Когда вопреки всему - вопреки устоявшимся мыслям и привычкам, вопреки логике внешних событий и общепринятых норм, вопреки ненависти и вопреки усталости от борьбы за выживание, в ситуации абсурда, несправедливости и нелепости, перед лицом смерти – еврейский народ вдруг делал нечто несуразное, этакий инстинктивный вдох, черпая силу для него из глубины вечной еврейской души и самой вечности Народа Израиля, из глубокой веры в то, что Вечность Израиля – есть, и она не обманет. А потому так невозможно обмануть её, отказавшись от таких вот нелепых, но исконно присущих еврейскому народу жестов, даже если жизнь была – и обещала быть в будущем – так тяжела, что и не хочется жить под грузом тяжкого бремени ответственности за решение новых дилемм и за ведение новых войн.

Вдох жизненной силы никогда не сулил немедленного спасения. Напротив, он оборачивался новыми трудностями, новой борьбой за выживание, новым отчаянием и – да – новой расплатой. Все это требовало огромного терпения и выносливости - чтобы на каком-то этапе вдруг воспрянуть, «вдарить» по врагам всей мощью, увидеть свет и смысл в пережитых трагедиях – и указать его другим, осуществляя заповеданное предназначение.

Я верю, что во многом благодаря таким вот отчаянным, неразумным выборам жизни вопреки всему еврейский народ остается тем, кем и для чего он был создан. Благодаря им, сохраняет силу пронесенного через века таинственного еврейского духа.

Потому что кто мы и что мы без него? Лишь народ как все остальные народы, делающие выбор из хладнокровного расчета "реал-политик" - от неверия в незыблемость почвы под ногами и в прочность внутренней духовной вертикали. И только с ним обретает всю полноту смысла избитая фраза «Народ Израиля жив».