Всего за четыре дня до начала парламентских выборов у Египта нет президента, нет правительства, нет даже возможных кандидатур на должность главы правительства, зато есть избыток незанятой молодежи, готовой в любой момент вступить в конфронтацию с полицией. Площадь Тахрир – один из центров Каира – лежит в руинах. В полевых госпиталях добровольцы, в лучшем случае врачи и медсестры, в худшем – люди, имеющие смутное представление о медицине – пытаются помочь раненым.

Но поток калек, возвращающихся с Тахрир, не смущают других людей, которые приходят им на смену. Это в основном молодые мужчины и подростки, хотя порой встречаются и женщины, которые убеждены, что каждый египтянин должен занять сегодня гражданскую позицию по отношению к военному руководству страны. Многие из них считают себя "разочарованными Тахрира" – они были уверены, что после революции Египет сможет дышать полной грудью и уверенно шагать навстречу демократическим процессам, а получилось совсем не так.

Исламисты запугивают население шайтанами, которые неприменно придут в том случае, если оно проголосует за светские партии, египетская армия устраивает участникам демонстраций проверку на девственность, люди Мубарака, коррумпированные до мозга костей, выставляют свои кандидатуры на выборах в качестве "единственной альтернативы исламистам".

Мало кто из молодых идеалистов, которые впервые вышли на демонстрацию протеста против режима Хосни Мубарака 25-го января, думал, что десять месяцев спустя их страна будет выглядеть так. Мало кто из бывалых египетских журналистов и обозревателей думал, что постреволюционный Египет будет выглядеть иначе. Они слишком хорошо отдавали себя отчет в том, что современная египетская пирамида зиждется на насквозь прогнившей основе.

В стране исчез барьер страха, а ведь именно на страхе, а не на уважении были построены отношения начальников и подчиненных, офицеров и солдат, профессоров и студентов. Теперь страх исчез, и поэтому молодежь лезет под пули, называя это геройством, а Высший военный совет безуспешно использует страх для того, чтобы очистить площадь Тахрир от демонстрантов.

При Мубараке человеческая жизнь ничего не стоила: люди сотни гибли у берегов Шарм аш-Шейха возвращаясь с паломничества в Мекку, потому что паром оказался неисправным, а правительство медлило с помощью, автобусы перелетали через мосты, а деревни оказывались раздавленными под обрушившимися скалами, потому что каменоломни, которые давно пора было закрыть, так и не были закрыты. Ничего не стоит она и сегодня, так как Высший военный совет так и не смог вернуть стражей порядка на улицы городов, откуда они бежали в начале революции, и убрать оттуда вооруженных бандитов, пользующихся анархией и безвластием. На страхе и взаимной неприязни были основаны отношения между городом и деревней, между светскими и религиозными египтянами.

Теперь египтянам предстоит начать выстраивать отношения друг с другом с самого начала, однако вряд ли это произойдет моментально, обычно такие перемены занимают годы, если не десятилетия. Долгие годы может занять и оздоровление экономики, которую сегодня трясет и лихорадит от египетской революции: экономика не любит стремительных перемен. Но люди на площади Тахрир, как правило, довольно молодые люди, представители "поколения пепси", хотят "революционных достижений" прямо сейчас, а лучше всего еще вчера. Некоторые из этих людей по-детски наивны, и продолжают настаивать на том, чтобы египетские военные передали власть прямо сейчас неизвестно кому. Когда барьер страха исчез, а понимание того, что такое законная власть еще не пришло, сомнительно, чтобы эту группу населения удовлетворило любое другое правительство, вне зависимости от того, из каких партий оно будет сформировано.

"Братья-мусульмане", бесспорно, являются сегодня фаворитами, однако на Тахрире находятся приемущественно те, кто выступает против этой организации и шариатизации Египта. Ничего не помешает им в будущем выйти на эту же площадь и требовать отставки одного, второго и десятого по счету правительства или президента. Политическая культура не рождается в одночасье. Многие считают, что на сегодняшний день "Братья-мусульмане" – это наихудшее зло, которое может случиться с Египтом, потому что после их победы неприменно наступит конец света. На самом деле, "Братья-мусульмане", которые уже сегодня ведут интенсивные переговоры с американцами (эти переговоры начались еще до революции), в не меньшей мере являются заложниками той же суровой экономической действительности, что и президент Анвар Садат, который в прошлом являлся сочуствующим этой организации, а затем резко изменил свои взгляды и совершил исторический визит в Иерусалим. Если они придут к власти, то и им придется ломать голову над тем, чем накормить 85 миллионов египтян. Отказаться от американской помощи и поднять цены на хлеб также разумно и эффективно, как и совершение харакири. В глубине души, "Братья-мусульмане" готовы к тем или иным вариантам, которые предлагают им американцы, в том числе и к продолжению ледяного мира с Израилем на определенных условиях.

Однако и они, как любая политическая партия в Египте уже обнаружили, что такое власть толпы. Сегодня руководство "Братьев" уже не в состоянии контролировать собственную молодежь, которая идет на Тахрир вопреки рекомендациям старших товарищей (неслыханная дотоле вещь).

Поэтому, наверное, самым страшным сценарием как для Египта, так и для его соседей станет распространение хаоса и анархии в этой стране, которая стремительно теряет ориентиры. Хаос страшен гуманитарной катастрофой в самом Египте, и усилением террора в Синае, вдоль израильских границ, а также ослаблением этого традиционного центра тяжести суннитского мира за счет новых сомнительных кандидатур, таких как Турция, Катар или Саудовская Аравия. Ситуация в Египте не может не отразиться и на палестинской арене, где сегодня ослаблены и ФАТХ, и ХАМАС, возможно, за счет новых сил, которые могут претендовать в будущем на власть в Палестинской автономии.

По сравнению с этим сценарием все остальные варианты кажутся светом в конце туннеля.