Путешествие корреспондента Zman.com в горы Средней Азии. Начало см. вот здесь.

Еще когда мы спускались после первой, неудачной попытки восхождения, я в полной мере оценил предусмотрительность Димы, который предложил рассчитывать время поездки в расчете на две попытки. Фактически это выливалось в добавление к плану восхождения лишней недели, и я, даже будучи в полной мере знакомым с капризностью погоды в этом районе, по собственной инициативе не решился бы на это из меркантильных соображений (работа, семья и т.п.) Собственно, я и так периодически прикидывал, что же мы будем делать в лагере еще неделю, удайся нам восхождение с первой попытки. К счастью или несчастью, но эта забота теперь отпала, и нужно было рассчитывать, когда выходить на штурм в следующий, последний раз – так, чтобы и отдохнуть как следует, и успеть на вертолет, назначенный на 20 августа.

Я уже упоминал о том, что последние два дня мы следили за прогнозом погоды, как герои боевика за развитием его сюжета. Непраздное любопытство не оставляло нас и на отдыхе в лагере 9, 10 и 11 августа. И тут нам несказанно повезло. Была в лагере группа итальянцев, которые по своему расписанию также собирались выходить на Победу. Они, как выяснилось, были серьезнее других обеспокоены вопросом погоды и решили не отпускать его на самотек. На одном из сайтов, предоставляющих метеорологические услуги, они заказали платный прогноз на ближайшие дни. Ходили слухи, что прогноз Карла Габбла «волшебным образом» становится намного точнее, если заплатить за него (такса не упоминалась, но речь шла не о запредельных суммах). Итальянцы скинулись и сообщили о результатах Грекову; через несколько часов уже весь лагерь знал о том, что с 12-го по 14-е число на горе ожидается приличная рабочая погода. Кроме нас, это напрямую касалось только тройки москвичей-энергетиков, остальные желающие либо были уже на склонах, пробиваясь сквозь снегопад, кто вверх, кто вниз, либо еще не спустились с Хана, либо еще не прилетели снизу (была и такая группа – тройка эквадорцев во главе с известным гималайцем Иваном Валехой. Мы встретим их через неделю, уже на спуске). Москвичи решили сделать себе запас хорошей погоды и вышли на ледник 11-го, не дожидаясь обещанного прекращения снегопада.

Мы позавидовали их выдержке, поскольку на улице все так же мело, дул пронизывающий ветер, и всякие признаки тропы давно замело и похоронило. В эти дни с наступлением темноты температура и в самом лагере падала особенно низко, однажды ночью достигнув 20 градусов ниже нуля.

Мы же не решились повторить героический поступок москвичей и долго прикидывали и подсчитывали, как лучше всего распорядиться предстоящими тремя сутками. Ясно было, что с нашим темпом до вершины за это время не дойти, не говоря уже о возвращении; надежда была лишь на то, что на четвертый день после "окна Габбла" погода позволит нам штурмовать вершину.

12 августа с утра было еще холодно, но зато ярко светило солнце, подтверждая репутацию австрийского метеоролога из старейшей в мире метеослужбы (австрийская служба метеорологии и геодинамики, как сообщает интернет, основана в 1851 году). В последнем приступе мозгового штурма мы решили не торопиться с выходом: до первого лагеря на леднике 4-5 часов ходу, а выше нам за один день все равно не уйти: безответственно было бы лезть среди бела дня по ледопаду, прогреваемому солнцем. Поэтому мы не торопясь собрались после завтрака и вышли около полудня, попрощавшись с Игорем, который должен был увозить свою команду через пару дней. К нашей троице присоединился уже упоминавшийся выше Женя Чуканов из Киева, и вчетвером мы в четвертый раз отправились в путь - по уже досконально изученным, но неузнаваемо меняющимся после каждого снегопада каменным моренам, ледяным надолбам и снежным холмам – все к той же стене Победы.


13 августа мы проделали тот же путь, что и в прошлый раз с ледника через ледопад и перевал Дикий к пещерам на высоте 5800 м. На этот раз удалось подойти к пещерам до темноты; но это был единственный плюс по сравнению с прошлым разом. Погода все так же испортилась на полпути между перевалом и пещерами, тропу все так же мгновенно замело, и повторились все приключения со склоном, уходящим в бесконечность – как в пространстве, так и во времени. Только бесконечность на этот раз была серо-пепельного, а не черного-хоть-глаз-выколи цвета. Добравшись до пещеры (подробности опускаю, полагая достаточно убедительным описание в предыдущей части), я обнаружил, что она занята хозяевами – вырывшими ее в свое время казахами, а Дима с Владом ухитрились поставить палатку на площадке сбоку от входа. После некоторых дипломатических препирательств с четырьмя казахами, которые не были особенно рады увеличению плотности населения в пещере, меня условно поселили в ту комнату, которую мы в прошлый раз с переменным успехом расширяли. Хозяева ожидали еще одного члена команды, литовца Эрнеста, который сильно отстал и появился только после полуночи, безнадежно больной и крайне пессимистично настроенный. Около получаса Эрнест сидел в проходе, явно намереваясь там же и спать. Он упорно отказывался подняться наверх и спать как все нормальные люди (в тесной и низкой снежной каморке), мотивируя это тем, что вдвоем мы все равно сюда не влезем. В итоге он все же дал себя уговорить, и мы прекрасно поместились в каморке вдвоем. Я до рассвета сползал по наклонной к входу и гусеницей карабкался обратно, а Эрнест тем временем развлекал меня, всю ночь надрывно и раскатисто кашляя в ухо.

Усиленные попытки глубоко заснуть прекратились с бодрым призывом руководителя казахов Асылбека: "По спортивно-оздоровительному лагерю "Пять-восемьсот" объявляется подъем". Я почти с облегчением перестал делать вид, что сплю, и занялся решением задачи из сферы логистики: как с использованием минимального количества операций эффективно переместить в заиндевевший рюкзак свой спальный мешок с великим множеством лежащих в нем еще сырых вещей – оставив в то же время снаружи тело, лежащее в этом же спальном мешке. Предвидя эту ежеутреннюю проблему ограниченного пространства и учитывая совершенно некомфортную температуру и беспорядочную ночную капель со стен пещеры, вечером я не стал переодеваться и остался спать в штормовых брюках. Это внесло свою лепту в общий неприятный осадок от ночи, но утром сэкономило энергию на сборы.

Дольше всего, разумеется, пришлось обуваться в оставленные вне спальника (есть же какие-то пределы собственной самоотверженности) и основательно замерзшие ботинки. Затем собранный рюкзак был проволочен сквозь узкий туннель входа в пещеру. Снаружи щипался мороз, но погода была терпимая и более-менее солнечная. После завтрака собрали палатку у входа в пещеру и вскоре вышли, опередив замешкавшихся казахов.


Впоследствии выяснилось, что Эрнест и Виолетта, одна из участниц казахской команды, по состоянию здоровья отправились в этот день вниз, а за нами рванула тройка оставшихся – Керим, Асылбек и Виталий. Кроме них параллельно с нами (но не проявляя никаких поползновений к соучастию в проживании или принятии пищи) из самого базового лагеря вверх двигался иранец Мехди Амиди. Он два месяца назад поднялся на Эверест и теперь собирался взойти на Победу без дополнительных акклиматизационных выходов.

Правду сказать, у иранских альпинистов в Средней Азии не слишком хорошая, а зачастую и скандальная репутация. Они частые гости и на Памире и на Тянь-Шане, приезжают обычно большими командами, но в глаза, как правило, бросаются их отрицательные особенности: неравноценная подготовка и вытекающая из этого (и из недисциплинированности) безответственность. Если в районе есть иранская группа, можно поручиться, что в ближайшие дни не обойдется без курьезов в лучшем случае и трагедий – в худшем. На моей памяти история о том, как несколько лет назад на пике Ленина иранская группа целеустремленно перла вверх без акклиматизации, невзирая на зеленые лица участников и советы гидов, а когда один из них окончательно лег на полпути, оставили его дожидаться спуска команды. Живым его спустить уже не удалось. Менее мрачны, но не менее характерны истории о том, как иранцы поднимались в верхние лагеря без спальников и палаток, после чего ничтоже сумняшеся напрашивались в гости к хозяевам последних и выпрашивали "попользоваться" первые. Три года назад один из гидов лагеря повел пару иранцев на Хан-Тенгри. Где-то выше седла они застряли из-за ухудшения самочувствия обоих. Увлекательный диалог клиентов с гидом я по прошествии времени не смогу восстановить по памяти, но суть была в том, что вверх они идти не могли, а вниз не хотели; и сколько гид ни старался взывать к их логике, ему не удалось сдвинуть их с места ни в одну, ни в другую сторону, даже угрозами – пока они не переночевали на высоте шести с лишним тысяч и не заболели окончательно.

Последняя из "иранских историй" произошла в этом году – уже после нашего спуска с горы, но я расскажу о ней сейчас, раз уж мы так далеко отклонились от линии повествования. Друзья нашего Мехди (о нем ниже, но он оказался счастливым исключением из правила), муж и жена, отправились на Хан-Тенгри вдвоем. В штурмовой день они шли медленно и вовремя вниз не повернули (обычно в день штурма устанавливается крайний срок – как правило, два часа дня – после которого следует поворачивать назад вне зависимости от того, дошел ты до вершины или нет). На связь в течение дня они также не выходили, и только в шесть вечера панический голос Мохаммеда вдруг сообщил, что они находятся на вершине и собираются там замерзать. К вечеру и так негостеприимная температура наверху быстро падает в преддверии космического ночного холода, а время уже клонилось к закату. Весь лагерь мгновенно переполошился, потому что незапланированная ночевка на вершине в большинстве случаев приводит к серьезным обморожениям (часто с ампутациями), а учитывая явную некомпетентность наших героев, можно было опасаться, что они и вовсе не спустятся вниз. Всю ночь продолжались радиопереговоры с целью выяснить, насколько плохо состояние иранцев. Мохаммед настаивал на том, что умирает, что больше не может двигаться, требовал немедленно подать вертолет; его жена разговаривала более адекватно, описывая их положение. В конечном счете, их удалось убедить, что вертолет на вершину не попадет никак, а спасатели не доберутся в ближайшие сутки, и им в любом случае придется начать спуск самостоятельно.

За ночь иранская семья самостоятельно спустилась до последнего лагеря на 6400 и там осталась до утра. Утром из базового лагеря к ним навстречу неохотно вышли гиды – уже ясно было, что у клиентов все не так плохо, если они самостоятельно передвигаются. Параллельно Греков поторапливал иранцев, уговаривая их спускаться дальше, до седла. Несмотря на постоянные уверения Мохаммеда в своем полном бессилии и периодические напоминания о вертолете, за день оба спустились на седло и там остались, ожидая спасения. Это было их ошибкой. Грекову уже стало ясно из переговоров и активности "ирокезов" (прижившееся общее прозвище иранцев в лагере), что их жизни и здоровью ничего не угрожает. Вертолет был снят с повестки дня, да и гидам, которых вытащили из домашней обстановки лагеря, вовсе не улыбалось просто так подниматься на полтора километра вверх, просто чтобы сопровождать вниз неадекватных, но очень даже живых клиентов.

Окончание истории я услышал уже по ее окончании, поскольку к тому времени мы уже улетели из лагеря. Иранцев, продолжающих настаивать на транспортировке вниз, уговорили спуститься из третьего во второй лагерь, а там уже гиды популярно объяснили им, как следует себя вести. Говорят, что Мохаммед потом жаловался на "меры умеренного физического воздействия" со стороны кого-то из гидов; но более никакого физического ущерба иранцы, к счастью, не понесли.

Да, так вернемся к нашей истории и Мехди. Он владелец турагентства в Тегеране, в мае поднялся на Эверест и Лхоцзе без кислорода, а теперь приехал с друзьями на Тянь-Шань, чтобы взойти на Победу. Соседством израильтян не тяготился и на провокации не велся, хотя были любопытные россияне, которые ставили вопрос ребром: как же, мол, ты, гордый иранец, вот так запросто приближаешься к сионистам? Он улыбался и реагировал аполитично, отвечая, что ему все это до лампочки. В лагере-5800 он ночевал в собственной палатке, вырубив для нее площадку в склоне рядом с нашей пещерой, а утром неторопливо вышел вслед за нами и казахами.
В этот раз мы обнаружили провешенные веревки сбоку от снежного склона, прямо на языке скального пояса, спускавшемся почти до пещеры.

Подъем по живописным мраморным скалам был не особенно проблематичным: единственное, что необъяснимо нервировало, это постепенно догонявшие казахи. Недалеко от окончания первого скального пояса и выхода на снежное поле Асылбек культурно попросил меня "уступить лыжню" и прошел вверх, обещая догнать и вставить по первое число моим спутникам, кто-то из которых сломал у пещеры его треккинговую палку, пытаясь выдернуть из закаменевшего за ночь снега. Добравшись до нашей прошлой стоянки на высоте 6100 м, сели отдохнуть и перекусить вместе с Асылбеком. Чуть погодя подошел его напарник Виталий, а за ним Мехди. Дима, Влад и третий казах Керим (впоследствии оказавшийся жителем киргизской столицы, который просто шел вместе с казахской командой) давно исчезли где-то вверху.

Отдых на высоте 6100 м. Слева Асылбек, справа Мехди

Посидев полчаса, отправились дальше вверх по крутому снежному склону, по дуге выводившему к очередному скальному поясу. Около часа вылезали по склону пояса на узкий гребень-нож (как у классика: чуть левее наклон, чуть правее наклон…); по ножу прошли метров двести до следующего, еще более крутого снежного склона. В полусотне метров справа висела веревка с одиноко привязанным к ней рюкзаком. Уже когда мы поднялись вверх, выяснилось (уже не припомню, от кого), что рюкзак висит с прошлого года, а ниже по веревке привязано тело его хозяина – одного из погибших прошлым летом альпинистов. Веревка висела на склоне крутизной "мой дорогой сэр, абсолютно перпендикулярно", и выполаживание в 30 метрах надо мной скрывало происходящее выше. Усердно подтягиваясь на веревке метр за метром, я уже настроился на то, что долгожданный лагерь-6400 уже здесь, за перегибом; поэтому был чрезвычайно разочарован, когда вылез, совершенно сбив дыхание, на пустынное наклонное поле, посреди которого одиноко заканчивалась перильная веревка. Поле было наискосок прорезано тропой, которая уводила на очередной взлет склона. Еще несколько утомительно крутых сугробов (практически лицом в пробитые в снегу следы), и вверху сбоку показались разноцветные шевелящиеся фигуры. По характеру шевелений я с некоторым облегчением понял, что здесь разбивается лагерь.


Я не ощущал особого прилива сил и порядком утомился, хотя психологически был настроен подниматься дальше – утром мы специально не оговаривали точные границы плана на сегодня, но втайне надеялись подняться до самого гребня хребта на высоте 6900 м. Чрезмерная оптимистичность таких ожиданий стала ясна только назавтра, когда мы потратили полдня на оставшиеся полкилометра по высоте. А пока Дима объяснил мне, что выше тропа еще не протоптана, и вперед пошли только гиды Дима и Андрей. Казахи и подошедший вскоре Мехди, маячивший весь день вслед за мной своей ярко-оранжевой курткой, разбили палатки здесь же, на пять метров выше нас.


Солнце продолжало баловать нас своим присутствием, хотя морозец не давал особо расслабляться и ближе к вечеру становился все крепче. Димина палатка стояла невдалеке от здорового валуна-скалы, под которым явно было намного уютнее. Однако площадка под камнем была занята: здесь валялись какие-то обрывки ткани, древние остатки снаряжения – видимо, палатки. Позже (снова позже – оглядываясь назад, в который раз удивляюсь отсутствию у себя всякого любопытства) мне объяснили, что это была очередная могила.


На ужин собрались вчетвером в относительно просторном лагерном "Ред Фоксе", который поставил Женя. За байками о тяжелых украинских буднях уговорили очередную порцию американского сухого корма, превратив его на огне в мясное блюдо сомнительной привлекательности, выпили чаю и расползлись по домам (точнее мы с Димой уползли в желтую палаточку, а Влад с Женей остались делить простор "Ред Фокса" на двоих). Ночью палатку довольно ощутимо мотало, мне почему-то долго не удавалось спрятаться в спальник целиком и найти удобное положение, я постоянно просыпался и ворочался. К утру на вещи, оставшиеся вне спальников, лег тонкий слой инея, который не удерживался на стегающих по голове стенках палатки.

15 августа "окно Габбла" к нашей несказанной радости оставалось открытым. Мы продолжили топтать крутые снежные склоны, на которых все реже встречались скальные островки. Один из них, впрочем, стоил большей части остальных вместе взятых. Боюсь, что там без перил нам делать было бы нечего. Веревка шла сначала вдоль границы снега и скал, где теоретически можно было подниматься по снегу, просто придерживаясь рукой; но затем сверху нависла гряда, где другого выхода не оставалось – пришлось выжиматься на жумаре, а в какой-то момент и вылезать отчаянным жуком из-под нависания (по той же известной классификации Литтлвуда, то есть 70°) – во всей зимней экипировке и со всем оставшимся скарбом на спине на высоте 6500 м. Эти пятьдесят метров отняли у меня не меньше полутора часов, большую часть которых пришлось стоять в очереди на это сомнительное удовольствие (благо очередь состояла только из наших "казахов", да Димы с Владом).
Затем очередное выполаживание склона – и подход под новый взлет, на этот раз исключительно снежный и исключительно крутой. Где-то здесь сбоку впервые появились новые, невиданные ранее (мной невиданные) ракурсы вершины Победы.

Отсюда она смотрелась гораздо элегантнее, чем вся северная стена из базового лагеря – вот только подножие этой милой пирамиды все еще было метров на 300 выше меня. И опять выполаживание, сменяемое очередным взлетом.

Теперь двигаемся по скалам, изрядно разбавленным плотным слежавшимся снегом. Сверху слышу предостерегающий крик "веревку не нагружать" – с кратким односложным объяснением, ёмко характеризующим эту самую веревку. Поднимаюсь по снегу на передних зубьях кошек, отдыхая каждые 15-20 шагов, в какой-то момент миную этот самый участок веревки, где она больше напоминает мочалку, изгрызенную неведомой высотной Жучкой. Еще несколько десятков метров, и перила заканчиваются совсем.

Выход на вершинный купол. Справа виден снежный хвост, сметаемый с гребня ветром

Под небольшим скальным выходом площадка, отсюда следы уводят влево, а затем вверх, в обход другого валуна – и снова забирают влево, все так же карабкаясь вверх. Впереди снежный купол гребня. Выше нет больше никаких скал, все ярко-белое и заглаженное ветром; на нетронутой мраморно-сверкающей корке снега, отутюженной ветрами, застыла голубоватая рябь. Под ударом ноги снег немного вибрирует и утробно гудит; будь склон покруче, а снег посвежее, я бы счел за лучшее убраться отсюда. Но лавины тут не ходят, снег отшлифован и уплотнен до каменного состояния, а все, что легло сюда во время последних снегопадов, давно было сдуто китайскими ветрами вниз по склону.


Конца подъему не видно, тропа все так же ведет вверх, я бреду все в том же режиме, через каждые пару десятков шагов повисая на палках (где-то читал: классическая поза высотника). Казахско-израильская пятерка скрывается за очередным перегибом. Добираясь до него через полчаса, обнаруживаю, что они повернули вправо-вверх по слегка выдающемуся гребешку, огибая огромный ледовый гребень, вздымающийся метрах в ста впереди. Конца-края этим полям все еще не было видно. Тяжело вздохнув – сколько можно – сворачиваю по следам… И через десять-пятнадцать шагов оказываюсь в Китае. Пожалуй, затруднюсь объяснить, как это произошло, и в чем заключался обман зрения, но огромный ледовый гребень в ста метрах впереди вдруг оказался трехметровой стенкой сбоку на расстоянии броска камня. Еще недоверчиво глядя на нее и на открывающийся за ней вид, я постепенно понял, что да, это все; я на гребне Победы, на высоте 6918 м, а дальше на юг расстилаются китайские горы. Далеко внизу мощный ледник закручивался вокруг огромных вершин, самые высокие из которых были так же далеко внизу.

Где-то там вдали начиналась пустыня Такла-Макан – но не так близко, чтобы ее было видно невооруженным глазом. С этой стороны было более облачно, чем с севера, но это не мешало разглядеть все подробности рельефа – а позже, после захода солнца мне даже почудились огни поселка где-то далеко вниз по течению ледника. Еще сотня шагов уже по ровному гребню, без подъема, и вот она, пещера – больше никуда не нужно идти, хотя солнце еще в небе. Программа на сегодня выполнена, а завтрашняя расстилалась впереди далее по гребню.


Окончание следует. Теперь уже точно.