Проституция, как известно, появилась задолго до появления сионизма, но о первопроходцах, о ее наследии, мы так толком ничего и не знаем. В результате, евреи, которые всегда отличались повышенным чувством справедливости, вдруг начали обсуждать проект закона об ужесточении борьбы с проституцией, даже не подумав, а справедливо ли, что музей сионизма в Израиле есть, а музея проституции все нет и нет.

В Тель-Авиве первый еврейский публичный дом появился раньше, чем первая еврейская публика, и раньше чем первый еврейский полицейский. Это была банальная, малогабаритная квартира, в которой проживали мама и дочка из Одессы. Когда "публика" наконец-то появилась, дом все равно не стал публичным, потому что у подъезда постоянно стоял мотоцикл полицейского начальника, который так увлекся семьей из Одессы, что забросил собственную семью и государственную службу.

С тех пор, в качестве исторического наследия, мы получили публичные дома, владельцы которых в банальных условиях больше рассчитывают на старые связи с полицией, чем на новые идеи и творческий подход.

Когда посещение публичного дома превращается в обыденность, в Кнессете всегда найдется тот, для кого обыденностью стал зал заседаний, принятие законов и человеческие потребности. У нового законопроекта, об уголовной ответственности тех, кто пользуется платными сексуальными услугами, есть только один положительный момент – дебаты на эту тему. Своей увлеченностью очередной глупой затеей политологи дали понять, что на самом деле они – сексопатологи; а парламентарии – что, на самом деле, войны с Ираном не будет. Это то, что могло бы успокоить, если бы не настораживало то, что евреи, которые изобрели не только противозачаточные таблетки и феминизм, но еще и психоанализ, разучились включать фантазию и находить неожиданное решение.

Великий режиссер Товстоногов утверждал, что тот, кто не генерирует идеи, не может руководить театром – это в равной степени относится и к тем, кто руководит государством.

Если президент идет в тюрьму за изнасилование, не нужно на государственном уровне решать вопрос – устанавливать его бюст в саду резиденции или не устанавливать. Чтобы гости не задавали лишних вопросов, лучше согласно традиции поставить ему бюст, но рядом поставить скульптуру "писающего мальчика" - со струйкой на его голову. Счета за воду можно отправлять ему прямо в камеру, а на вырученные деньги создать еще одну штатную единицу госслужащего, который будет раз в году, в случае заморозков, перекрывать воду, чтобы мальчика не вырвало. В такой ситуации никому не придет в голову спрашивать нового президента, что будет стоять рядом с его бюстом.

Евреи, которые изобрели связь между языком, мышлением и действием, никак не могут понять, что в тех местах, где бессмысленно искать мораль, нужно искать творческое решение.

Если театр может напоминать публичный дом, то почему публичный дом не может напоминать театр? Постройте публичный дом в стиле ампир в центре города, с фонтаном и цветочным киоском у входа, и пусть клиенты входят в него у всех на виду. Пусть в каждой комнате будет женщина не похожая на соседок - ни размерами, ни возрастом, ни характером. Пусть каждая комната не будет похожа на соседнюю - ни размерами, ни мебелью, ни атмосферой. Пусть каждый мужчина найдет в этом доме то, чего ему не хватает в жизни или в данный период и то, что для него важней косых взглядов. Пусть он идет туда на час, на весь день, на весь отпуск. Пусть его на выходе ждет с бутылкой жена, и пусть по дороге домой она ему объясняет, что она уже не устает на работе, что у нее уже не болит голова и что она уже совсем не хочет спать.

Где взять деньги? Сэкономить на партиях типа ШАС и ШИНУЙ. Проституция в чистом виде. Разница только в цене и в том, что в отличие от проституток про них не пишут романы.

Что делать тем, у кого этот дом будет под окнами? Выходить на балкон и молиться за девочек.

Причем здесь молитва? - Потому что это тоже еврейское изобретение.

Можно ли попробовать решать в этом доме вопросы бездетных семей? Вот это то, чего делать не надо. Наш праотец Авраам уже однажды это попробовал.

На фото: Владимир Халемский под куполом цирка, Нью-Йорк, Бродвей