«Ужасно, наверное, в этом признаваться, но с умным антисемитом мне есть о чем поговорить, а с глупым евреем — не о чем. С какой стати еврейский националист должен быть мне родней и милей русского — подавно не постигаю. Напротив, еврейский хуже, потому что от ксенофобии больше натерпелся и мог бы, кажется, не увлекаться этой опасной ересью.

Скажу больше: если антисемит высказывает здравые мысли, это не делает их менее здравыми — таблица умножения одинакова для всех. Антисемитами были Гоголь, Вагнер, Розанов — что не мешает мне наслаждаться их сочинениями; антисемитом был Форд, что не мешает мне иногда ездить на «Форде», хотя у меня «Жигули».

Антисемитизм омерзителен, но это стыдная болезнь, которая проходит; куда реже исцеляются националисты, а исцелившегося правого израильтянина вообще следовало бы выставить в музее рядом с плачущим большевиком. Все эти ребята, ждущие, когда нас тут начнут громить и мы с покаянными слезами сбежим к ним туда, до сих пор не поняли: куда угодно, хоть в пасть крокодилу, — только не к ним.

Для мирового антисемитизма они делают больше, чем любой ахмадинеджад. И все это — в сочетании с такой оглушительной бездарностью, что, право, начинаешь понимать Куприна с его единственным антисемитским письмом (тоже вовсе не мешающим мне считать его лучшим русским прозаиком Серебряного века).

Все это, конечно, никого не убедит. Но я и не тщусь никого убеждать — я лишь поясняю свою позицию... Мысль, в которую глубоко верят, излагают без визга».

Так пишет Дмитрий Быков, полный мужчина со сверкающими глазами.

Мой пронзительно умный товарищ назвал его «грандиозно талантливым», наверное, так оно и есть. «Без визга», по словам Быкова.

Но здесь мы реагируем не на его дарование. Я бы сказал, что приводимые заметки - это ответ на возбуждение господина Быкова, непонятное, необъяснимое, с трудом воспринимаемое в далеком от Москвы месте моего проживания. Израиль, напомню, для Быкова, Израиль. Так называется эта страна.

Не удивил, нервный господин. Я зарекался реагировать на подобные фразы и мысли, не сдержался. Не даю здесь оценок. Да Быков, вполне, обойдется без моих за и против. Тем более, что честно признается, что сбежит при необходимости куда угодно, «хоть в пасть к крокодилу», только не к ним, то есть к нам. Честно пишет Д. Л. Быков. Его оценки чужого дарования или отсутствия дарования суровы и безнадежны.

Хотелось бы сказать не так тяжко в отношении Быкова. Допускаю, что он, лихо выскажется на любую тему, по любому поводу. Он может быть резким и смелым культуртрегером, Дмитрий Львович.
Всегда он будет прав, бедный. Тяжело жить с постоянным большим грузом правоты на плечах.

Боже мой, Дмитрий Львович, ну что ломиться в раскрытые двери. Вы уверены что Вас здесь в Израиле так уж ждут? Так уж Вы здесь нужны? Примут, конечно, куда денутся, но поизойдет все рутинно и обыденно. Получите в аэропорту паспорт, какие-то деньги на первое время и все.

Узнает вас девушка из кассы и спросит: «Простите , а вы не тот Быков который в телевизоре?». И все. Потом вы дадите яркое интервью на русском радио, темпераментное интервью на русском ТВ, потом газетный разворот. И все. Живите как хотите, пишите как умеете, говорите что хотите. До вас ли будет населению, которое занято жизнью, а не отношениями с тем или иным литератором, даже самым скандальным, самым рассамым.

Не стоит переоценивать собственное значение и роль в литературе, простите меня за столь жесткую оценку. Как вы душите оппонентов, так и вас, Дмитрий Львович, так и вас, в принципе, берут на удушение. Вы уверены, что у вас есть право на осуждение кого-либо, вообще? Кто вам это право дал? Где ваш документ? Предъявите его, пожалуйста. И подпись и печать.

Очень много вопросов вызвал у меня Ваш небольшой текст в московском еврейском журнале. Почему такой большой пыл? Кто Вас обидел, Дмитрий Львович, в этой небольшой, но солнечной стране? Стоит ли тратить слова и дарование на «правых израильтян, на их оглушительную бездарность»? Почему Вы обижаете людей скопом, как-то это неправильно, по моему. У Вас тоже есть, я уверен в этом, душа, мама, большое сердце русского писателя.

Даже с врагами нужно обращаться, помня, что и они люди, что и у них есть душа, что и у них есть мама. Впрочем, Вам решать, Вам жить. Я Вас ни в коем случае не учу. Сам мало чего знаю. Ни в чем не уверен, кроме вашей сумрачной злобы.

Понятно, что для Вас крокодилы и ахмадинежады лучше ненавистных Вам Абрамов и Биньеминов, Шмуликов, Сруликов и Осиков, могу даже догадаться почему. Но так как это лишь частные догадки, то не буду их приводить, чтобы не помогать Вам, не играть с Вами в одну игру.

Как говорил один достойный человек, любить молодых, красивых, сильных и талантливых легко. А вы полюбите старых, хромых, подслеповатых и осторожных людей из провинции, плохо выговаривающих буквы на всех языках. Если сможете, то может быть заслужите любовь этих самых вышеозначенных стариков. Или нелюбовь их, не знаю.

Главный вопрос, почему Вы считаете, что мы только и ждем, когда вас (кого вас, вы же с ними, с антисемитами, не брезгуя под ручку ходите, как сами написали) начнут в Москве громить? Я здесь живу давно и могу Вам уверенно сказать: Вы неправы, Дмитрий Львович в этом. Совершенно не так это.

Здесь живут, как и в любом другом месте, разные люди. Почему Вы озвучиваете наши мысли и надежды, столь неприязненно к нам относясь изначально. Опять возникает вопрос о праве на написание Вами подобных слов. Кто Вам выдал разрешение, Дмитрий Львович, оскорблять, предполагать и догадываться, утверждать заведомо неверные положения?

Выглядит все это не очень хорошо. Я знаю, что люди меняются, изменяют свои взгляды, внешний вид, да и чувства. Сдается мне, что придет время и Вы будете с неловким недоумением и даже раздражением читать собственные заметки относительно евреев и евреек, Израиля и Ирана, по поводу Гоголя и Куприна, Розанова и Вагнера, неприязненно заглядывая в зеркало.

Впрочем, я могу и ошибаться, конечно, Дмитрий Львович. И недоумевать Вы не будете, и раздражаться, конечно, тоже нет, и тем более смотреться в зеркало. Что там можно увидеть нового, обольстительного, замечательного, а? Что Вас там может обрадовать?

Фото Сергея Бережного