Когда вы едете на машине по Иерусалиму в сторону Гиват Царфатит, то можете увидеть небольшой холм между кварталом Рамат Эшколь и Гиват Царфатит. Это Арсенальная горка, взятие которой 7 июня 1967 года было одним из символов освобождения еврейской столицы.

Согласно свидетельству участника боя за этот холм, схватка была рукопашной. Солдаты Иорданского легиона сражались насмерть, хотя есть данные о том, что некоторые пулеметчики легиона были прикованы цепями к своим огневым точкам. Мв не будем здесь о них, об этих людях, потому что мы не все знаем и понимаем про них. Это не наша жизнь, нам бы со своей разобраться.

Так или иначе, в траншее шириной в полтора метра было невозможно развернуться, невозможно было идти назад. Возглавлявший шеренгу солдат все принимал на себя, если падал, то следовавшие за ним шли по нему дальше. Дрались ножами, прикладами, кулаками, зубами. В том бою погибло 36 солдат десантников-резервистов 55 бригады ЦАХАЛа полковника Моты Гуры.

История, рассказанная сержантом-резервистом 68 пехотного полка Шломо Зильберманом о том времени, довольно проста.

За несколько дней до начала Шестидневной войны 33-летний сержант Зильберман получил от своего ротного 12-часовой отпуск. Часть его находилась недалеко от Иерусалима, но заменить Зильбермана было некем, и ротный велел ему вернуться через 12 часов. Никого домой не отпускали, потому что война, начала которой ожидали все в стране, должна была вот-вот начаться. Паники особой не было, так, наблюдалось известное напряжение у людей.

Несколько ребят из роты Зильбермана, жители Иерусалима, попросили отпускника зайти в их дома и сказать родственникам, что все в порядке. Дело это было святое, так как ни у кого телефонов в 1967 году не было, люди стояли в очередях на подключение к линии 6-7 лет.

Зильберман добрался на попутных машинах в город из-под Бейт-Шемеша довольно быстро. Иерусалим был тогда совсем небольшим, очень уютным — без тех районов, которые были созданы уже после 67-го. В Иерусалиме были улица Яффо, Кнессет, вокзал, кинотеатр «Эдисон» — и в принципе все. Остальное присоединилось к городу позже — Гило, Рамот, Гиват Царфатит, Рамот, Мизрах Талпиот, Рамат-Эшкол, Старый город, Храмовая гора, все это — позже.

Зильберман жил в районе Абу Тор. Первой семьей, в которую Зильберман зашел в столичном районе Кирьят-Моше у самого въезда в город, была семья его старшины, религиозного, уже немолодого человека. Был пятничный вечер. Зильбермана очень хорошо встретили, усадили за стол, но есть он не стал, времени у него не было. Когда хозяйка узнала, что у него есть еще несколько адресов в Иерусалиме, где он должен передать приветы от солдат, то она сказала, чтобы он подождал. Она зашла с ним к соседу, ортодоксальному еврею, который ел свой пятничный ужин в окружении семьи. Узнав, в чем дело, этот человек сказал Зильберману: «Дай мне три минуты», встал из-за стола, пошел, вымыл руки, взял ключи с буфета, и они вышли во двор. Человек этот, повторяю, ортодоксальный еврей, вероятно, состоятельный человек, потому что у него была машина. Человек завел машину, и они поехали по адресам солдат. Для спасения души, как известно, можно нарушить субботние запреты на труд. Человек этот решил, что привет с фронта равен спасению души. Уже совсем поздно ночью, когда он привез Зильбермана в его дом на другом конце города, они простились. Человек оставил двигатель автомобиля невыключенным, все добрые дела по спасению душ были выполнены и работать больше было нельзя (то есть выключать мотор нельзя), и он пошел пешком домой через свой небольшой город.

Когда будете сегодня праздновать и вспоминать героев столицы, вспомните Шломика Зильбермана, его сослуживцев и того ортодокса, который возил его в пятницу по пустому, темному городу в мае 1967 года.