Cтанислав Ежи Лец — писатель, удачно использовавший форму игривого афоризма для утверждения любых, включая и крамольные, истин. Он прожил пёструю, интересную, порой, противоречивую жизнь, часто оказываясь диссидентом, произведения которого запрещались цензурой в разное время при разных режимах.

Его полное имя Станислав Ежи де Туш Лец. Парадокс заключается в том, что он едко высмеивал аристократов и чинуш, сам родившись в семье барона и побывав какое-то, правда, короткое время в чиновниках.

Станислав Ежи Лец родился во Львове 5 марта 1909 года.. Отец его, австрийский дворянин барон Бенон де Туш-Лец — еврей по происхождению, — умер, когда мальчику было четыре года. Воспитывала Станислава мать — баронесса Адель де Туш-Лец (девичья её фамилия Сафрин), родом из еврейской семьи, где царила заметная тяга к искусству и литературе. Его детство прошло во Львове, городе, входившем тогда в состав Австро-Венгерской империи, где мирно уживались польская, украинская,, еврейская, армянская и австрийская культуры. В годы Первой мировой войны они с матерью переселились на время подальше от фронта — в Вену. В 1918 вернулись в родной Львов. В 1927 году Станислав окончил здесь среднюю школу и поступил в университет. Первый год он посвятил полонистике, чтобы затем перейти на юридический факультет. Диплом юриста ему был вручён в 1933 году. Юношей начал сочинять и публиковать стихи.

В студенческие годы Лец был привержен левым политическим взглядам. Баронесса-мать не стала возражать против того, чтобы в ее доме проходили поэтические вечера с участием сына. На одной из встреч было решено выпускать собственный журнал. О содержании журнала можно судить хотя бы по тому, что из первого номера многое было вымарано польской цензурой, а второй был полностью конфискован полицией.

Станислав перебирается в Варшаву. Там он пишет и публикует так называемые “фрашки” — очень короткие, нередко двустрочные эпиграммы, которые пользовались, начиная ещё с XVI века, большой популярностью в Польше. У Леца они получались язвительными и не остались незамеченными. Классик польской литературы Юлиан Тувим, составляя антологию “Четыре века польской фрашки” включил в нее и произведения молодого поэта. (Несколько фрашек Леца приведены ниже). Основу первого поэтического тома Леца составили все же стихи острой социально-политической направленности.

Лец регулярно публикуется в “Варшавском цирюльнике”, становится постоянным автором сатирических “Шпилек”, его произведения помещают на своих страницах многие литературные журналы во главе со “Скамандром”.

В 1936 г. он организовал литературное кабаре “Teatr Kretaczy” (Театр Пересмешников). В этот период он начинает сотрудничать с варшавской газетой “Dziennik Popularny” (“Популярный Ежедневник”) — политическим изданием, пропагандировавшим идею создания антифашистского народного фронта, и вызывавшим особое раздражение “блюстителей порядка”. После приостановки властями издания газеты, чтобы избежать грозившего ему ареста, Лец выехал в Румынию. Спустя некоторое время возвращается на родину, работает в сельском хозяйстве, служит в адвокатской конторе в Чорткове (вблизи Тернополя), затем, вернувшись в Варшаву, продолжает литературную и публицистическую деятельность.

Перед самой войной он завершает подготовку к печати обширного тома фрашек и лирики под названием “Ziemia pachnie” (“Пахнет землей”), но выйти в свет книга уже не успела. Летом 1939 года Станислав вернулся в родной Львов, и здесь застала его Вторая мировая война. Согласно пакту Молотова — Риббентропа во Львов осенью 1939 года вошла Красная армия. И тут последовало то, за что и в сегодняшней Польше, несмотря на всеобщую любовь к нему, его иногда сдержанно, но упрекают. Он стал членом Союза советских писателей, и, что кажется ещё более предосудительным, — оказался автором первого хвалебного стихотворения о Сталине на польском языке. Оно было опубликовано в газете “Czerwony Sztandar” (“Красное знамя”), которая выходила тогда во Львове, и в которой печатались произведения известных авторов: Ванды Василевской, Боя-Желенского, Владислава Броневского и других. Сказались, вероятно, у Леца его “левые” увлечения.

В первые дни гитлеровской оккупации в 1941 Лец был помещён в Яновский концентрационный лагерь, а затем переведен в концлагерь в Тернополе. Сумел бежать, по некоторым сведениям, убив при этом лопатой эсесовского конвоира, в момент, когда тот заставил его копать могилу перед расстрелом. Пробрался в Варшаву, где в подполье работал редактором газет Армии Людовой (движение, связанное с коммунистами). В подпольных газетах печатались и его стихи. Потом ушёл к партизанам в Люблинском воеводстве, а когда подошёл фронт, вступил в ряды Польской Армии. Получил звание майора.

В 1945 г., поселившись в Лодзи, Лец вместе с друзьями — поэтом Леоном Пастернаком и художником-карикатуристом Ежи Зарубой возрождает издание популярнейшего юмористического журнала “Шпильки” (издаётся в Польше и в наши дни). На следующий год вышел его стихотворный сборник “Notatnik polowy” (Полевой блокнот), включавший стихи военных лет и строфы, посвящённые сражениям партизанской поры и павшим товарищам. Тогда же был опубликован томик его сатирических стихов и фрашек, созданных перед войной, “Spacer cynika” (Прогулка циника).

После войны Лец был назначен культурным атташе польского посольства в Вене. Вскоре (1948 г.) на родине был опубликован томик его сатирической поэзии, созданной после войны, — “Zycie jest fraszka” (Жизнь — это фрашка), а затем (1950 г.) сборник “Новых стихов”, написанных в австрийской столице — городе, где прошла часть его детства. В этих стихотворениях много реминисценций, связанных с восприятием памятников искусства и архитектуры этого города.

Пробыл он в Вене недолго и осел в Варшаве, распрощавшись со служебной карьерой.

В Польше тогда утверждалась партийная диктатура, подавлялась творческая свобода.

Лец в 1950 году уезжает в Израиль. За два года, проведенных здесь, им написана “Иерусалимская рукопись” (“Rekopis jerozolimski”), в которой доминирует мотив переживаемой им острой тоски по родине. Содержанием этих стихов стали также строки, вдохновлённые библейской темой, и неотвязная память об погибших в огне Холокоста сородичах. Существование вне стихии польского языка и культуры, вдали от родных и друзей, привычного пейзажа становится мучительно-тягостным:

“Туда, на север дальний, где некогда лежал я в колыбели,
Туда стремлюсь теперь, чтоб там же и отпели”.

В 1952 году Лец вернулся в Польшу. Он демонстрирует оппозиционность режиму и, как следствие, его не публикуют. Средства к существованию он добывает, как и многие опальные писатели стран социализма, переводами. Переводит И.В.Гете, Г.Гейне, Б.Брехта, а также многих современных немецких, русских, белорусских и украинских поэтов. В 1956-м — году политической “оттепели” в Польше, — был значительно ослаблен идеологический контроль над творчеством. На волне частичного возрождения демократии, когда Польша превращалась, как потом кто-то удачно сказал, “в самый веселый барак социалистического лагеря”, Лец и стал, по сути, одним из идейных вдохновителей польской “оттепели”. У него одна за другой рождались фрашки и афоризмы. В 1956 году в Варшаве вышла из печати его “Иерусалимская рукопись”, которую он считал самой лиричной из его книг. В следующем году на прилавках книжных магазинов появились его знаменитые “Непричёсанные мысли” — сборник иронических афоризмов.

В 1972 году в магазине “Дружба” в Киеве на Крещатике мне удалось приобрести одно из варшавских изданий этой книги на языке оригинала. Уже достаточно заметно закручивались после оттепели идеологические гайки в СССР, не отставала в этом отношении и Польша, а в книге Леца можно было прочесть афоризмы, которые истолковывались далеко не в пользу властей — “Не всякая ночь заканчивается рассветом”, или “ Сезам откройся — я хочу выйти”, или “Слышите бормотание? Это хор согласных, после элиминации гласных” и много им подобных. На произведениях Леца выросла большая плеяда польских писателей. Он, вне сомнения, оказал влияние на Эрика Липинского, Славомира Врублевского, Веслава Брудзинского и других, чьи афоризмы пользуются неизменной популярностью в Польше. Леца называют “Королём афористов”. Существует мнение, что содержание некоторых романов можно изложить в одном удачном афоризме.

И в СССР было немало мастеров этого жанра. Афоризмы Зиновия Паперного, Бориса Крутиера, Владимира Колечицкого, Михаила Генина, Бориса Замятина и многих других не устарели и сегодня. Последние поэтические томики Леца — “Kpie i pytam о droge?” (“Насмехаюсь и спрашиваю дорогу” — 1959), “Do Abla i Kaina” (Авелю и Каину — 1961), “List gonczy” (“Объявление о розыске” — 1963), “Poematy gotowe do skoku” (“Поэмы, готовые к прыжку” — 1964) — отмечены, по свидетельству самого автора, наблюдаемой им у себя “склонностью ко все большей конденсации художественной формы”. Это относится и к опубликованному на страницах литературной прессы циклу “Ксении”, состоящему из коротких лирико-философских стихотворений, и к серии прозаических миниатюр “Маленькие мифы”, форму которых Лец определил как “новый вариантик непричёсанных мыслей”.

В 1964 г. появилось второе издание “Непричёсанных мыслей”, а через два года поэт успел ещё подготовить том “Новые непричёсанные мысли”, содержащий огромное богатство тем, среди которых особой популярностью пользовались его историософские афоризмы.

Станислав Ежи Лец скончался 7 мая 1966 года в Варшаве. Похоронен на мемориальном воинском кладбище “Повонзки”.

* В заголовок вынесен один из афоризмов Станислава Ежи Леца

Источник: ”Исрагео"

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта