x
channel 9

Автор: Вадим Фельдман Фото: 9 Канал

Павел Грушко: "Домогаясь еврея в себе"

85 лет исполнилось крупнейшему российскому испанисту, поэту, драматургу, переводчику, уроженцу Одессы Павлу Моисеевичу Грушко.


Павел Грушко в 1945 году


О редкой фамилии и еврейских мотивах в творчестве, встречах с Евгением Евтушенко, Марком Захаровым и Пабло Нерудой, цензуре и отношениях с власть предержащими — в эксклюзивном интервью для "Хадашот".


Иосиф и Ципора Грушко (из архива Павла Грушко)

Вадим Фельдман Павел Моисеевич, как ваше библейское отчество оказалось "в паре" с украинской фамилией?

Павел Грушко Эту фамилию, помимо украинцев, носят и евреи, и существуют две версии ее происхождения. По одной — это перевод испанской фамилии Перейра (от la pera — груша, исп.) — как известно, многие еврейские фамилии образовывались от названия растений и фруктов. Так что, возможно, мои предки — сефарды. По второй версии фамилия Грушко относится к так называемым "топонимическим" и происходит от местечка Грушка в Подолии. Мой отец — Моисей Иосифович Грушко — родом из Чуднова-Волынского (ныне Житомирская область), что на реке Тетерев. Так что Грушко — не псевдоним, как думают некоторые, а фамилия моего рода, и я ею горжусь.

Вадим Фельдман Кроме переводов с испанского, за что вы удостоены нескольких наград, вы известны своим поэтическим творчеством. Насколько сильны в нем еврейские мотивы?

Павел Грушко Дома на идише говорили редко. Отец хорошо знал еврейскую историю, читал на идише и иврите, помню с каким мрачным выражением лица, сквозь зубы он произносил слово мэлиха ("власть"). Помню и нежное мамино "майне нешумэ" ("моя душа"), "трейстелэ" ("утешение моё"). Мама была домохозяйкой, но прекрасно играла на пианино. Осознание своей национальности пришло в эвакуации — "помогли" косые взгляды и разговоры о том, что евреи не воюют, а отсиживаются в тылу. Впрочем, я по сей день отыскиваю еврея в себе, как писал когда-то в стихотворении "Миньян":


Подмосковье. Зима. Сорок пятый.

Мне неполных четырнадцать лет.

Я в молитвенном доме десятый.

"Посиди", — попросил наш сосед.

Вносят свиток. Тревожные лица.

В серебристых узорах окно.

Без меня девять взрослых молиться

почему-то не могут. Чудно!

Приобщенье к высокому плачу, —

то ли к жалобе, то ли к мольбе, —

я до смерти теперь не утрачу,

домогаясь еврея в себе…

У меня есть несколько стихотворений на еврейские темы, пьеса-либретто. В стихах "Звёзды блуждают…" по мотивам Шолом-Алейхема со ставшей широко известной арией "Каждый еврей — король". Кроме того, я перевел с испанского и английского несколько десятков стихотворений, затрагивающих эту тему, в том числе — поэта XIV века раввина Шем Това из Карриона — первого еврея, замечательно писавшего на испанском языке.


С Марком Захаровым в театре "Ленком"

Вадим Фельдман Большую часть жизни вы прожили в России, главный ваш рабочий язык — испанский. А что для вас значит Украина, откуда родом родители?

Павел Грушко Моя мама, в девичестве Хиня Яковлевна Левенштейн, родила меня в своей родной Одессе, чем я незаслуженно горжусь, поскольку уже через пару недель мама со мной на руках вернулась в Москву. Дед Яков был известным в городе краснодеревщиком, каждой из трех своих дочерей он подарил к свадьбе пианино и комплект мебели. Дед по отцу, Иосиф Грушко, жил в Чуднове-Волынском и владел небольшим магазином по продаже сельскохозяйственных инструментов. В начале прошлого века Чуднов был одним из важных центров Волынской губернии по торговле хлебом, скотом и лесом, половину жителей которого составляли евреи. Украина для меня — это две поездки до войны в Чуднов-Волынский. Это переводы из замечательной украинской поэтессы, лауреата премии Олеся Гончара, Софии Майданской. Но это и Бабий Яр, где нашли смерть дедушка Иосиф и бабушка Ципора.

— В этом году в Украине на государственном уровне отмечается 75-летие трагедии Бабьего Яра. Как, на ваш взгляд, должна быть увековечена память об этих событиях?

Павел Грушко Она уже увековечена мемуарами свидетелей этой трагедии, "Черной книгой", многими литературными произведениями на разных языках. Но, конечно, разумно было бы создать в этом месте мемориальный комплекс и исследовательский центр, что важно не только для евреев, но не менее важно, если вдуматься, и для Украины в целом. В свое время я посвятил памяти сгинувшего в Бабьем Яру деда стихотворение:


Ты старым был, но не от ветхих лет

утратил жизнь, а от визжащей пули…

И до сих пор меня терзает, дед,

не смерть, а то последнее мгновенье,

когда чужое рвение сочло

излишней роскошью твоё тепло на белом свете…

Какой туман, ручей или трава

приют последних мыслей в чистом поле?

Чем одолеть виденье это, дед?

Куда я спрячу этот ужас вечный —

то, как ты ждёшь отправки на конечный

тот свет, где неизвестно, есть ли свет?


Вадим Фельдман Ваша молодость пришлась на послевоенные годы, эпоху борьбы с "космополитами". Государственный антисемитизм как-то повлиял на выбор профессии?

Павел Грушко В 1949 году я не поступил на журфак МГУ, хотя уже имел публикации.

Отец моего одноклассника — парторг Московского пединститута иностранных языков Петр Сергеевич Бычков — посоветовал подать документы в этот вуз, благоразумно указав в графе национальность: украинец. Действительно, шла борьба с "космополитами", я внял его заботливому совету, но через год во всех анкетах начал писать "еврей". Приходилось сталкиваться с антисемитизмом и после института, в том числе среди писательской братии. Это, впрочем, меня не ожесточало, а вызывало чувство презрения, а иногда и жалости к антисемитам.

Вадим Фельдман Как складывались отношения с властями предержащими? Вы ведь были выездным, и не только на Кубу, которая стала вашей первой заграницей.

Павел Грушко Куба стала моей первой заграницей благодаря режиссеру фильма "Я — Куба" Михаилу Константиновичу Калатозову (лауреат Каннского фестиваля, автор картины "Летят журавли", — прим. ред.). Он понял, что я нужен фильму как испанист и переводчик. Его авторитетными стараниями я был оформлен на выезд буквально за неделю, что в те времена было своеобразным "рекордом Гиннесса". В титрах фильма я значусь старшим переводчиком. Во время создания сценария Евгением Евтушенко и кубинцем Энрике Пинедой Барнетом я переводил фрагменты, из которых складывался текст. А главное — на протяжении двух лет на Кубе находился рядом с кинокамерой выдающегося оператора Сергея Павловича Урусевского. Думаю, это в определенной степени отразилось на моем творчестве поэта и драматурга. После Кубы я был несколько раз в Испании, во многих странах Латинской Америки. Проблем с выездом у меня не было, я ведь переводчик Гильена, Пабло Неруды (с которым встречался четыре раза) и многих видных писателей, творивших на испанском языке.

Вадим Фельдман Цензура не допекала?

Павел Грушко Не очень. Разве что мою пьесу-либретто по мотивам Пабло Неруды "Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты" "заворачивали" одиннадцать раз. Из-за хора проституток, из-за образа Смерти, из-за фраз "Выправляй скорей бумаги и — айда!", "Здесь пустые миски, там рекою виски". Хотя потом в постановке Марка Захарова она 17 сезонов шла на сцене театра Ленком — состав был звездным — Абдулов, Караченцев, Алфёрова, Шанина. Результат творческого общения с Марком Захаровым, думаю, прослеживается во многих моих стихотворных пьесах, написанных после "Мурьеты".

Вадим Фельдман Вы живете в Америке пятнадцать лет. Насколько последней волне эмиграции из бывшего СССР присущи неистребимый черно-белый взгляд на мир, непримиримость в суждениях, уверенность в своем культурном и ментальном превосходстве?

Павел Грушко Люди старших поколений, конечно, не изменились. Я живу почти в центре Бостона, где много латиноамериканцев, что только радует — я ведь всю жизнь связан с испанским языком. А от соотечественников порой слышу, мол, там же много "черных"! Впрочем, и одна прелестная русская женщина в Нью-Йорке как-то обмолвилась, что одна из православных церквей находится в районе, где "синим-синё". Я не понял, и она разъяснила: "Ну, где одни баклажаны". И видя недоумение на моем лице, уточнила: "Ну, где негры". Вот вам и советское интернациональное воспитание…

А молодежь уходит в Америку. Жизнь здесь непростая, но рациональная, достойная, и люди, имеющие цель, добиваются ее легче, чем где бы то ни было. Признаюсь, мне хорошо живется и работается в Бостоне — удивительно красивом и улыбчивом городе. На письменном столе — книга воспоминаний и второй том моих избранных переводов — так что работа продолжается.

Вадим Фельдман Читатели "Хадашот" поздравляют вас с 85-летием, желают здоровья и успехов в творчестве.


Источник: "Хадашот"

Автор: Вадим Фельдман

Бостон
comments powered by HyperComments