В начале беседы я напомнил Кабакову про разговор, который с ним еще при советской власти вела наша сотрудница ― сперва его, потом моя ― Алла Глебова. Как раз все ехали, и она собиралась, и в итоге переселилась-таки в Германию. И вот она его спрашивает:

— А вы почему не едете, Александр Абрамыч? Вы же еврей.

— Я не могу. Потому что я ― русский писатель!

Русский писатель

Игорь Свинаренко : Помнишь тот разговор?

Александр Кабаков Конечно. Под этими словами я могу и сейчас подписаться. Аллу помню. Мне тогда разрешили взять в отдел человека, я стал его искать, и тут вот с улицы зашла какая-то девушка...

Игорь Свинаренко С хорошим бюстом.

Александр Кабаков Не заметил. Шла она, видимо, в туалет, но он оказался мужским, и она оттуда быстро выскочила. И увидела меня, ― дверь как раз была открыта, а комната моя была рядом с сортиром, только вдвое меньше его. “Здрасьте, а вот я хотела бы заметки писать”. Ну, хотели, так пишите. Я что-то ей поручил, она написала, и получилось довольно смешно. И я ее взял на работу. Она собирала заметки, немножко их правила ― или писала свои. Я вел полосу “Клуб Ильфа и Петрова”. Пять лет выходила моя полоса. По престижности в ней опубликоваться она была на третьем месте ― после “12 стульев” “Литгазеты” и “Сатиры и юмора” “МК”. Про евреев вот что скажу. Был я на книжной ярмарке в Израиле, в 2007-м или 2008-м. За мое там выступление до сих пор меня поносят последними словами газеты их патриотического толка. “Выкрест! Подонок!” Одна газета написала: “Кабаков и Улицкая демонстративно крестились у входа в храм”.

Игорь Свинаренко Это у храма Гроба Господня?

Александр Кабаков Нет, Рождества. Скандал инициировал Дима Быков. Дима повел себя... Скажем, странно. В своем выступлении сказал, что Израиль ― это политическое недоразумение, ошибка. Что соль хороша в супе, а не в солонке. И так далее.

Игорь Свинаренко Ну, а что же писатель должен говорить в выступлении перед публикой? “Ребята, давайте жить дружно и политкорректно?”

Александр Кабаков Да, в Израиле, стране воюющей и патриотической, можно говорить только это. И на Диму набросились! А я ничего такого не говорил, потому что так не считаю. Я сказал про Израиль свои слова ― и был не понят. Меня спросили: “Как вы относитесь к Израилю?” Я ответил: “С уважением. И еще больше его уважал, когда он был передовой линией борьбы с варварами. Но сейчас, поскольку западные левые и просто антисемиты сковали всех по рукам и ногам своей политкорректностью ― типа палестинцы бедный страдающий народ, а израильтяне убийцы, ― теперь Израиль утратил эту свою роль, и мне очень жаль, что так вышло”.

Эта мысль оказалась слишком сложной для аудитории. И она сделала странный вывод: Кабаков ― антисемит. Один закричал: “Вы что, не еврей?” Другой: “Выкрест!” Но ведь выкрест ― это иудей, крестившийся в православие. А я не был иудеем. Я необрезанный! Я был никто, я был вне религий. Потом я выбрал себе религию ― и крестился. “Кем же вы себя считаете?” Мне вообще безразлично, кем меня считают антисемиты, мне вообще неинтересно их мнение по любому вопросу. “А кто же вы?” Я ― русский писатель! “А, вы еврейский писатель, который пишет по-русски”.

Игорь Свинаренко Русскоязычный.

Александр Кабаков В той поездке был покойный Асар Эппель. Вот, пишет по-русски, но еврейский писатель же? А если бы он писал не про евреев, а про пожарных ― он был бы пожарный писатель? А если бы он по-русски писал про работников ЖКХ ― он был бы ЖКХ-ёвый писатель? Я вступил с ними в дискуссию. Вот Норман Мейлер, Доктороу, Филип Рот ― они какие писатели, еврейские?

Игорь Свинаренко Скорей американские.

Александр Кабаков Совершенно верно. Один писал на идиш, другой на иврите, а лауреат Нобелевской премии Зингер только о евреях на идиш ― но считался тоже американским, потому что жил в Америке и писал также и по-английски. Мейлер был не просто еврей, а практикующий иудей, ходил в синагогу, отмечал праздники, покрывал голову и так далее, и был при этом знаменитым американским писателем... Ну, никому же не придет в голову назвать его писателем еврейским!

Там, на встрече в Израиле, был один вменяемый человек, и он потом написал самую злобную статью “Выкрест из Москвы”. Сколько лет прошло, а меня там до сих пор поносят! Вот я ездил в Америку ― и там про тот скандал вспомнили, в Бруклинской библиотеке! Я уже привык к тому, что меня поносят. “Сколько ж выкрестов! Кроме Кабакова, еще Улицкая и Быков. Им мало было Пастернака и Мандельштама!” ― вот так писали. Ну, попасть в такую компанию выкрестов ― это нормально. Мне говорят, что я еврей ― а я считаю себя, конечно, евреем, но русским патриотом.

Игорь Свинаренко Почему?

Александр Кабаков А я где живу? Я где родился? Я родился тут и ассоциирую себя с Россией.

Игорь Свинаренко А вот я родился в СССР, точнее, в УССР. Их нету.

Александр Кабаков То, что ты перечислил, ― этого не существует. Но вот я впервые сформулирую: то, что ты перечислил, существовало недолго, и существовало по злому умыслу Владимира Ульянова и его подручного Иосифа Джугашвили. Последнему было поручено написать фундаментальную концепцию по национальному вопросу ― и он ее написал. Благодаря чему мы имеем то, что мы имеем.

Игорь Свинаренко А что мы имеем?

Александр Кабаков Войну на Украине, войну на Кавказе и так далее. Была великая страна, она называлась Российская империя. Кроме империи и армии, которые были российские, все остальное называлось русским. Русское государство, русский флаг... Это была великая страна, и если б она такой оставалась, Ульянов-Ленин с ней бы не справился. Этого пидараса скинули бы в два счета. Но среди многих вещей, которые он сделал для укрепления своей власти успешно и хитрожопо, ― это разделение бывшей Российской империи по национальному признаку.

Игорь Свинаренко Чтобы что?

Александр Кабаков Чтобы держать ее в руках. Раньше было деление по губернскому признаку! А губерния ― что Саратовская, что Львовская, все равно. Так их держала законная власть. А беззаконная власть, бандитская, держит как? Ссорит всех со всеми. И стоит на этом. Делением по национальному признаку подложили мину под страну. И взрыватель этой мины держали в кулаке: “Если что, щас нажмем ― и все разнесет!” Так оно и произошло. Как только большевиков поперли, в 91-м, все начало взрываться. Карабах, Бессарабия, тын-тын-тын...

Игорь Свинаренко Ты так увлеченно это все излагаешь! Тебе давно уже, опираясь на это знание, надо б было свалить.

Александр Кабаков Почему?

Игорь Свинаренко Потому что есть логика в том, чтоб перебраться туда, где все устаканено и тихо.

Александр Кабаков Так я не тамошний, я здешний!

Игорь Свинаренко Ну так сколько уже людей уехало ― и счастливы!

Александр Кабаков Это их проблемы. И уезжали все-таки ― когда первая волна была, в 60-х годах ― евреи, носители технических и естественно-научных знаний. А я — писатель! Я ― гуманитарий. Что я там забыл со своим русским языком?

Игорь Свинаренко Там многие знают русский!

Александр Кабаков Ну да. Губерман.

Игорь Свинаренко Не последний, кстати, человек в русской литературе.

Александр Кабаков Им хватает этой русской литературы.

Игорь Свинаренко Ну а что? Четверостишие ― это даже длинней, чем хокку.

Александр Кабаков Это еврейский хокку. С запасом.

Все уехали

Игорь Свинаренко А у тебя кто уехал? Из тех, с кем ты общался?

Александр Кабаков Все.

Игорь Свинаренко Ну что значит ― все?

Александр Кабаков Первым уехал мой ближайший друг ― я не знаю, жив ли он сейчас, давно потерялся его след ― художник Толя Урьев. Его никто не знает. Он уехал в 1972-м. У меня есть в одном рассказе этот эпизод. Когда мы его провожали, напились. Я был очень расстроен тем, что он уезжает. И я по пьяни, расстроенный, сказал: “Здесь у тебя нет персональной выставки ― и не будет. Я знаю почему, и ты знаешь: потому что большевики. А если и там не будет?” Он полез драться, но мы потом помирились.

Игорь Свинаренко Успели.

Александр Кабаков Да. Но выставки у него так и не было! Закончил он деятельную часть своей жизни в Нью-Йорке, ремонтируя квартиры очень богатым евреям. Две-три квартиры, бывало, отремонтирует ― и этого хватало на год жизни. Потом он получил американскую пенсию по старости и переехал в Барселону.

Игорь Свинаренко Ты завидовал ему?

Александр Кабаков Как художнику или как уехавшему?

Игорь Свинаренко Всяко. У него ремесло как раз для жизни за границей ― рисуй себе! Никаких переводов не надо.

Александр Кабаков Как уехавшему я ему не завидовал, а вот ремеслу художника... или музыканта? Я в молодости дружил только с художниками и музыкантами. Очень хорошо ― без языка. Вот они и ехали ― художники, музыканты, математики, физики. Я им завидовал не потому, что они могут уехать, а потому, что их жизнь не зависит от языковых смыслов. И, как правило, художники очень рукастые и все могут сделать сами.

Игорь Свинаренко Стоп, стоп! Ты конечно писатель, но как-то забыл про свою основную специальность. Ты же ракеты можешь делать, а они везде пригодятся! Тебя этому учили в институте. Ты работал на ракетном заводе. В том же Израиле это очень бы пригодилось.

Александр Кабаков Ракеты я делать не могу. Потому что я был очень плохим инженером.

Игорь Свинаренко Кто еще у тебя уехал?

Александр Кабаков Уехал Сережа Юрьерен. Блистательный изумительный прозаик. Это лучший эротический писатель, которого я знаю (из тех что писали по-русски). Тут мы с ним не были знакомы, а когда он уехал и стал работать на “Свободе”, и читал моего “Невозвращенца”, и я туда стал приезжать — мы подружились. Уехал однофамилец мой Илюша Кабаков. Аксенов. Я считаю, что Аксенов уехал правильно. Оценивать то, что он там написал, я не буду. Но это было движение! Войнович, Вадимов ― уехали, писали там, печатались, но это не моя литература.

Игорь Свинаренко Вот ты говоришь ― куда ж писателю ехать? И тут же рассказал мне про русских писателей, которые на Западе жили и работали. И это мы еще не берем Тургенева с Достоевским и Гоголем и прочими, а про Довлатова так и вовсе молчим изо всех сил. Там расцвела такая литература!

Александр Кабаков Что там расцвело? Мы как раз видим подтверждение тому, что все люди, которые уехали туда писателями, никуда особенно не двинулись. Кроме Аксенова, конечно.

Игорь Свинаренко А Гладилина ты ведь знаешь?

Александр Кабаков Да. Он написал там одну остроумную умную вещь ― повесть “Французская социалистическая республика”. Но он никуда не двинулся! Лучшее, что он написал, ― это была “Хроника времен Виктора Подгурского”. 1957 год.

Игорь Свинаренко Да, положив тем самым начало так называемой молодежной прозе.

Александр Кабаков Назови мне блестящую писательскую судьбу, когда человек уехал и стал там подниматься, подниматься... Не назовешь! И все их выступления там были направлены на то, чтоб доказать резонность отъезда: “Мы правильно уехали!” И вся их концепция жизни ― вокруг этого.

Игорь Свинаренко Тот же Гладилин говорил: если б знал, что начнут печатать то, что он стал писать в последнее время тут, то не уехал бы.

Александр Кабаков Он очень честно сказал. А я тебе скажу еще такую вещь: мне и жизнь здесь подходит.

Трижды неуезжанец

Игорь Свинаренко И ты никогда не думал уехать?

Александр Кабаков Я трижды собирался уезжать.

Игорь Свинаренко Трижды! Это интересно. И ― да, как говорится, Бог троицу любит. А как это было и в связи с чем?

Александр Кабаков Я не фиксировал этих моментов, просто думал: все надоело, надо увольняться с работы и уезжать. Мне из инженеров предложили уволиться: “Саш, ну ты ж понимаешь...”

Игорь Свинаренко По пятой?

Александр Кабаков Нет! За бездарность!

Игорь Свинаренко То есть все делают ракеты, а ты в носу ковыряешь? Или твои ракеты падали, как это сейчас стало модно?

Александр Кабаков Не все. Работал я во Всесоюзном НИИ электромеханики. Нашей группой руководил отец известного человека ― Алексея Плуцера-Сарно, автора словаря русского мата, Юрий Никодимович. И вот вся эта группа ничего не делала. Они все были склонны к экзистенциальным размышлениям и ощущениям.

Игорь Свинаренко То есть бухали?

Александр Кабаков Нет-нет. Кто смысл жизни искал, кто свою биографию переживал... И тут взяли меня на работу. По блату. И группа решила: этот молодой нам все сделает, а мы так и будем смысл жизни искать. ВПК ― там были десятки миллионов человек, из которых что-то эффективно делавших была десятая часть, этого хватало. Люди там не работали, а пропадали в КВН, КСП, в театральных студиях, литобъединениях, сплавлялись на байдарках и так далее. В свое время они все в силу памяти и способностей поступили на дефицитные физмат, физтех, мехмат, но инженерами были такими же, как я. Но даже среди них я был выдающимся! Потому что не умел вообще ничего.

Игорь Свинаренко Но тебя же учили!

Александр Кабаков Диплом с одними пятерками я получил благодаря своей памяти, я тексты запоминал страницами, по учебнику близко к тексту шпарил. “Все-все, достаточно!” И так я получил диплом, защитив его на отлично. А потом оказалось, что работа и учеба ― это разные вещи.

Игорь Свинаренко Та же херня была у нас на журфаке.

Александр Кабаков И вот они думали, что я за них напишу все отчеты. А я даже по сравнению с ними был бездельником. Мне следовало уйти, чтоб всех не разогнали. Надо было принести человеческую жертву. Принесли меня. Я тогда первый раз подумал: “Уеду!” Это приблизительно 1972 год. Начал собираться. Я уже без работы, без прописки, без денег, без ничего ― только с алиментами. И тут перед отъездом Урьев говорит мне: “Знаешь, у меня есть приятель, который когда-то учился в Литинституте. Мы раньше собирались и бухали, но давно не виделись, а сейчас он работает, кажется, корректором в ”Гудке””. А я, еще когда жил в Днепропетровске, то печатался в местной газете. Я созвонился с тем парнем, он оказался добрый человек, мы встретились. Оказалось, что он не корректор, а старший литсотрудник. В отделе информации. И он меня привел к главному, и меня взяли, несмотря на то что я был еврей, беспартийный, разведенный и с некоторым досье по линии КГБ, потому что я был замечен на джазовых концертах и так далее. Несмотря на все это, меня взяли старшим литсотрудником в отдел движения, потому что туда никто не шел! Там работа была нудная и бесперспективная.

Игорь Свинаренко Ребята уехали, и у них там не было движения, а у тебя аж целый отдел движения!

Александр Кабаков Там отделы назывались параллельно главкам министерства. Я был очень удивлен, что газета “Гудок” еще существует. Я помнил легенды, Ильф и Петров и все такое.

Игорь Свинаренко А зачем ты писал заметки в газету в Днепропетровске?

Александр Кабаков Первую я написал потому, что у моей тогдашней жены был сослуживец ― она работала в отделе информации в институте переводчиком, и там один мужик интеллигентный писал рецензии. И вот он заболел. Она ему рассказывала, что я что-то там корябаю, рассказики, то-се. И он говорит: “Может, твой напишет за меня рецензию, а? А то я подвожу редакцию”. И я написал, как сейчас помню, рецензию на книгу Александра Борщаговского “Одноэтажный небоскреб”. Про жизнь в Америке. Тут же за меня ухватились: “Ой, пишите нам!” А писал я без правки... Так вот в “Гудок” меня взяли за то, на что обычно не обращали внимания, принимая людей на работу в СМИ ― за умение хоть как-то мало-мальски складывать слова. Вообще туда брали пьяниц, беспартийных, разведенных и прочих.

Игорь Свинаренко Сброд.

Александр Кабаков Я и был сброд. 140 рублей плюс гонорар. И еще гонорары из разных изданий: от “Правды” до “Нашего современника”. Очерки я писал. Первая моя книжка ― это был сборник очерков. За нее мне заплатили 3100. А за квартиру надо было заплатить 2100. На остаток я собирался купить еще машину “Запорожец”, но мне отсоветовали. Так вот на гонорар за сборник очерков я купил квартиру ― дополнительную к той, которая была у моей жены.

Игорь Свинаренко Вы съехались и поселились на Белорусской.

Александр Кабаков Ну, еще был проспект Мира, и после еще Останкино. С Володей покойным, Орловым ― “Альтист Данилов” — мы жили в соседних домах... Это были дома ЦК ВЛКСМ. Пончиковая, которую он описывал, была в торце моего дома. И вот: работа есть, все есть, все в порядке ― куда ехать?

Игорь Свинаренко Я, кстати, вспомнил одну твою раннюю повесть под названием “Кафе Юность”. И там была любовная сцена на лавке... Не ты ли первым в советской литературе описал минет?

Александр Кабаков Это совершенно не важно. Что ты пристебался ко мне с этим минетом? Такого слова там и близко нет. Близко нет! Я могу ручаться. Более того, такого слова нет в 10-томнике моих текстов (правда, он еще не издан, пока есть только пятитомник). Как нету там и слова “член”...

Дальше я написал повесть. Потом вторую. Обе молодежные. Меня с ними отовсюду послали. Лежат у меня, напечатанные на машинке, на желтой бумаге. И вот когда мои повести не стали печатать, я собрался уезжать. Ну их в жопу! Все надоели, видеть не могу! Афганистан к тому же...

Игорь Свинаренко Так, это уже второй раз... А повести про что?

Александр Кабаков Одна про молодого человека, который мучается, что он зять высокопоставленного советского чиновника, еще и военного. Это просто про меня. Повесть жесткая такая.

Игорь Свинаренко И чем там кончилось?

Александр Кабаков Смертью. Тестя. И зять, который фрондировал, подумал, что придется все брать в свои руки, а он ничего не умел. Он кто? Никто. Говно. Это был первый текст, в котором как бы прогрессивный ― точнее, западно-ориентированный ― молодой человек представал никем. Я был не на стороне своего героя. Не против, но не на стороне. В “Юности” рукопись благополучно потеряли. Я возмутился, а Витя Славкин, царствие ему небесное, сказал: “Скажи спасибо, что она потерялась, по инструкции мы такой текст должны были послать в КГБ”.

Игорь Свинаренко Да... Ты саморазоблачился перед партией.

Александр Кабаков И вдруг ― начинают публиковать мои рассказы! Как юмористические. Хотя на самом деле они фантастические, ну, или иронические. И мне дают все мыслимые юмористические премии! И “МК”, которая была самая престижная, и “12-й страницы”, и “Крокодила”. Меня на руках носили! Я принес первый рассказ Виктору Васильевичу Веселовскому, царствие ему небесное, он прочел тут же и сказал: “Мы берем”. И рассказ был опубликован через две недели, притом что люди ждали своей очереди по два года! В течение года было опубликовано три моих рассказа ― и я получил первую премию “Золотой теленок”.

Игорь Свинаренко Ну, куда ж тут ехать?

Александр Кабаков В третий раз я собрался ехать в девяностом году. Когда очень сильно поперли контрперестройщики ― Бондарев и так далее. “Свернут они шею Михаилу Сергеевичу! ― думал я. ― И здесь будет хуже, чем было. Надо бежать”. Но тут я принял решение: никуда не ехать. Если я при коммунистах, которые у власти были, не уехал, то что ж от этих бежать, которые рвутся и, может, еще не дорвутся? Я перешел в “МН”, стал штатным бойцом перестройки. Вот, три раза я собирался уехать ― и не уехал.

Игорь Свинаренко Остался ― и стал большим демократом.

Александр Кабаков Я никогда не был демократом. Я был антикоммунистом. Как ты считаешь, Колчак был демократом? А коммунистов не любил. Вот и я так. Я был просто демократом по месту работы в “МН”.

Игорь Свинаренко Ты по записи в трудовой был демократом.

Александр Кабаков А демократов из Межрегиональной группы я не любил. Они были культурные коммунисты. Коммуняки, только покультурнее. Помню, мы от “МН” ездили — как выражалась наша молодая поросль, теперь они уж давно отставные медиамагнаты, — торговать гласностью. Так они называли выступления перед читателями. Едем мы с Егором Яковлевым в машине, спорим, и на повороте с бульваров на Новый Арбат я сказал: “И Ленин ваш ― говно”. Егор Владимирович бросил руль ― и мы чуть не въехали под 89-й автобус. Ха-ха-ха! Так что я не был демократом. Не пришлось мне меняться.

(читать дальше)

Источник: "Сноб"

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта