Боюсь обидеть искренно верующих людей и патриотов, но израильтяне, улетающие из страны накануне Судного дня, напоминают мне застенчивых альхенов. Они вежливы и пугливы, вроде улиток, предпочитающих случайным контактам свою надежную раковину. Летишь в таком тихом самолете и вспоминаешь всех евреев — лауреатов Нобелевской премии поименно.

Другое дело мой народ, возвращающийся к разобранным шалашам на исходе праздника Суккот. Не нашлось у Бога для меня другого народа. Орущие, визжащие, требовательные и обидчивые дети, швыряющие в родителей свои гаджеты-пикалки. Это какая-то отдельная, сугубо израильская манера воспитания, не предполагающая наличие оного. Я не видел ни одного ребенка читающего сказки, хотя лично читал интервью с многочисленными отечественными детскими писателями.

Самолетные дети живут в салоне как Маугли. Индивидуальные игры им давно наскучили, а родители выполняют единственную функцию — накормить и напоить, чтобы не вякали. Крики перекрывают сообщения пилота и стюардесс.

Впереди сидит кампания — две пары, у которых, соответственно, двое и трое детей. Это Гиватаим, средний класс плюс. Мужики в дорогущих и уродливых ортопедических сандалиях, обвисших шортах, демонстрирующих худые волосатые ноги. При этом один читает роскошное издание о несчастной судьбе каталонских евреев, другой финансовую газету. Они вместе со мной возвращаются через Стамбул из Барселоны.

Относительно молодые мамаши напрочь лишены третичных половых признаков — обаяния, женственности, кокетства. Такие не бреют ноги и подмышки, чтобы не унижаться перед похотливыми самцами, не стараются им понравиться, категорически отвергают косметику и парфюмы, предпочитая запах здорового и чистого тела. Они сексом исключительно для продолжения рода занимаются. Попробуйте машинально такой феминистке подать руку и отгребете по полной за попытку гендерного унижения.

Мамаши жалуются друг дружке: бесконечно устали от детей за летние каникулы, а теперь и осенних праздников. А на хрена так интенсивно рожать?

Дети-суки беснуются, отцы индифферентно читают, матери дергают свой приплод за руки-ноги и орут, пытаясь привести в чувство. Самолет небольшой, но грудных младенцев понапихали как в самый большой аэробус. Надо купить беруши и таскать с собой.

Возбужденные отпуском взрослые громко делятся впечатлениями. Тычут друг другу селфи на фоне творений Гауди.

Периодически какой-нибудь маленький выблядок бежит по проходу, грохается и заходится в истерике. Абортировать всех!

А ведь еще какие-то пять часов назад мы сидели в Орли, ожидая посадки на Стамбул. Там тоже были пары с детьми, причем самых разных национальностей. Вот сидит европейская пара — папа, судя по обложке, читает детектив, мальчик лет восьми — комиксы, девочка что-то около 4–5-ти на полу занята книжкой-раскраской. У нее пристегнут к книжке такой пластиковый пенальчик с карандашами девичьих тонов — розовым, голубым, сиреневым… Слушайте, в Израиле продаются книжки-раскраски? Если да, то почему их не покупают?

Девочка время от времени беззвучно советуется с мамой по поводу цветовой гаммы раскрашиваемых принцесс. То мама к ней наклонится, и пальцем ткнет в текст сказки, то мальчик поделится впечатлениями от приключений своих мультяшных героев. И только папа читает самостоятельно. Губы у них у всех шевелятся, но звука нет.

Объявляют посадку. Выстраивается очень тихая очередь. Впереди нас молодая, явно традиционно-исламистская пара. Безусый папа с бородкой и в очках занят каким-то богословским трактатом. Красивая, сексуальная мама в прозрачном хиджабе, элегантной тунике, в брючках, на высоких каблуках и очень хорошо одетый мальчик, просто маленький денди, лет 10–11-ти. Родители сидят, мальчик сторожит очередь, тихо жонглируя мячиком. Мама периодически к нему подскакивает и тихо, с улыбкой, но убедительно, на французском языке, просит его этого не делать.

Мы две недели путешествовали по Франции в поездах, автобусах и метро. У них, у французов, другие дети. Вернее, дети везде одинаковы, другие родители. В Парижском метро запомнилась мама с тремя детьми. Маленький и самый вредный то к ужасу родительницы убегал, то садился на пол, то норовил выйти из вагона. Она, бедная, его всякий раз возвращала и тихо-тихо вычитывала. Бутуз только надувал губки, сопел, но молчал. Мы такие жанровые сценки наблюдали часто. По интонациям французской речи, языку жестов понимали, что основной посыл младшему поколению был один:

— Ты своим поведением мешаешь людям.

Да насрать, извините, израильскому ребенку, как и его родителям, что они кому-то мешают.

Младенцы в поездах тоже гадкие, но это семьи мигрантов. У афро и арабо-французов (а быстро начинаешь различать по одежке и языку тела) груднички тихие. А чего ему орать, если напоен, накормлен и памперсы вовремя поменяли?

От размышлений меня отвлекла драка в самолете и призывы отмщения обидчику собственным родителям. Даже отцы отвлеклись от чтения, кинулись к ревущему клубку и попросту его растащили. Успокоили, но конфликт даже разбирать не стали.

Может детей надо воспитывать, общаться, чего-то им рассказывать и читать, а не совать в руки электронную игрушку? Чтобы не росли аутистами-эгоистами.

А вот еще одна жанровая сценка из жизни взрослых: через неширокий проход от меня устроился немолодой, по виду очень советский еврей, такой типичный Борис Наумович.

Вдруг он радостно обратился на иврите с родным неистребимым акцентом к женщине, сидящей позади меня:

— Привет, Ципи! Откуда? Из Барселоны. Великий город, Гауди, Гауди… Как дела? А как кибуц? Шмулик, Нехама, Барух, я его часто вспоминаю. Твой старший, Даник? В Индии, говоришь? Познает себя, не хочет возвращаться? Где я живу? Куда переехал? В Германию, в Ахен. У меня двенадцать учеников, тромбон, кларнет, саксофон. Мне по горло хватает, жалею только, что не перебрался вовремя.

Тут зависает тяжелая, как кирпич, пауза, и больше они не проронили ни слова.

Источник: Facebook