x
channel 9
Автор: Рами Крупник Фото: 9 Канал

Трава

Наши новые знакомые уже ждут нас в минивэне возле гостиницы. Двое бедуинов, которые привезли нас в Дахаб от границы, и еще один, тоже весь в грязно-белом, изношенном, курят рядом с машиной, громко переговариваясь на арабском с хозяином гостиницы — он сидит на табурете тут же у порога.

Гостиница — это, конечно, громко сказано. Тут даже не две звезды: комната на втором этаже для троих, без кондиционера, под потолком шумный вентилятор, лопасти которого крутятся медленной каруселью для мух, и душевая. Комната за пятнадцать баксов в сутки в десяти минут ходьбы через рынок от променада — это как раз то, что нужно для студентов, и намного лучше, чем шалаш за пять баксов, с общими на сорок человек удобствами, душевыми и умывальниками, напоминающими колхоз восьмидесятых.

Нас тоже трое, мы все служили в армии и видели таких бедуинов, терпеливо стоящих в очередях к блокпостам, но в чужой стране нам уже не так комфортно.

Пока ехали от границы в Дахаб, мы разговорились и подружились. Мухамад работал у евреев-поселенцев на Синайском полуострове и хорошо говорит на иврите, его родственники живут в пустыне Негев в Израиле, и он рассказывает, что часто навещает их.

— У вас хорошая страна, — говорит мне Мухамад.

— Я не знал, что вы можете ездить в Израиль.— А мы и не можем, — Мухамад смеётся, предпочитая не развивать тему, и рассказывает, как египетские полицейские придираются к бедуинам. — Чуть что, они сразу стреляют, не предупреждая.

Слово за слово, и нас приглашают поужинать и покурить шишу (кальян) — отказывать было неудобно, и мы согласились. Но одно дело ехать на такси от границы за установленную с таксистом цену, говорить на иврите, чувствовать настороженность каждый раз, когда машина проезжает мимо блокпостов со строгими египетскими полицейскими в снежно-белой форме и слушать, что в Синае бедуинам было хорошо, пока здесь был Израиль, а совсем другое дело ехать по незнакомому египетскому городу-лабиринту в потёмках, с чужими людьми, которых мы встретили впервые четыре часа тому назад, и слышать только арабский.

Вспоминаем, что в Египте строгие наказания за наркотики, и было бы неприятно ввязаться в историю с незнакомыми людьми. Игаль предлагает никуда не ехать, Коби подозрительно смотрит на меня, и я уже готов идти на попятную, когда Мухамад — это наш водитель — зовёт меня: "Йалла, Абу Рами!" и, улыбаясь, тянет за рукав футболки в машину. Бедуины в восторге от моего имени — израильское имя Рами, заимствованное мной когда-то по рекомендации моего классного руководителя, вместо непонятного в Леванте "Роман", ещё более популярно среди арабов. "Абу Рами, ну давай, поехали!" На мне вся ответственность, я неуверенно сажусь в минивэн, бывший танкист и бывший пехотинец неохотно следуют за мной.

Мухамад и Фаузи садятся вперёд и второй Мухамад — это имя нашего нового знакомого — тоже теснится с ними на переднем сидении. Хозяин гостиницы машет нам рукой вслед, улыбаясь беззубым ртом. Бедуины всю дорогу что-то оживлённо говорят между собой на арабском, и первый Мухамад ведёт машину за пределы туристического центра, мимо базара и автобусной станции, кружит в потёмках по лабиринту переулков, время от времени тормозит, пропуская то верблюда, то осла. Мы кружим так минут пятнадцать между куч мусора, мимо длинных полуразваленных каменных заборов и темных лачуг, наши новые друзья о чём-то спорят, ссорятся, второй Мухамад обиженно выходит, хлопая дверью, а мы уже едем обратно в центр города, но не туда где променад, а влево, к автобусной станции, возле стоянки такси — здесь припаркованы десятки старых мерседесов и минивэнов. Все водители бедуины — они стоят шумной толпой возле кафе или сидят за столиками с кальяном, по телевизору показывают футбол. Фаузи выходит и теряется в толпе, а мы остаёмся с Мухамадом.

Возле стоянки такси мы долго ждём. Через десять минут Игаль и Коби начинают проявлять признаки беспокойства, подначивая меня пойти обратно в гостиницу. Мы долго кружили, но, похоже, вернулись чуть ли не в исходную точку — отсюда видна главная улица, которая ведёт к променаду. Мухамад говорит, что Фаузи вот-вот вернется, и включает радио. Мы неохотно соглашаемся ждать. По радио заунывно играет арабская музыка. Фаузи возвращается ещё через пятнадцать минут в сопровождении худого мальчика в рваной футболке.

Оба садятся на переднее сидение, и вот мы уже снова едем, всё так же наворачивая круги по тёмным переулкам. Кривые переулки Дахаба совсем тёмные — мы останавливаемся, наконец, около каменного забора. За забором ничего не видно и везде кучи мусора. Рядом, кажется, пасется осёл — его силуэт высвечивает светлым под одиноким столбом с тусклой лампой. Сидим минут пять — Мухамад о чём-то договаривается-спорит с мальчиком, потом мальчик выходит, идёт к забору и вытаскивает из мусора стершуюся до металлического цвета банку "Пепси-Колы". Мухамад одобряюще кивает головой и даёт мальчику деньги.

К дому Мухамада мы подъезжаем быстро, за каких-то три минуты. Уже никаких кругов — мы больше не колесим вокруг да около. Оглядываясь по сторонам, но не останавливаясь, мы проходим через небольшой дом — кажется, в нём всего одна большая комната — и садимся во дворике на подстилках. Кроме нас троих, Мухамада и Фаузи, во дворе еще два молодых бедуина и два старика — они курят кальян. Все сидят на корточках и молча отодвигаются, освобождая нам место. Старик слева от меня протягивает мне наконечник кальяна — в темноте мне кажется, что он блестит влагой и я жестами показываю старику, что не курю. Мы стараемся сесть все трое рядом, но Мухамад садится между мной и Коби.

Пока мы оглядываемся вокруг, полная женщина в чёрном с полностью закрытым лицом приносит кувшин — бедуины выставляют руки лодочками, и женщина молча льёт им воду на руки. Кто-то достаёт небольшой сероватый огрызок мыла. Мухамад жестом приглашает нас омыть руки. Руки женщины грубые и неухоженные, в синих наколках на темной коже. Тем временем другая женщина, кажется, чуть моложе, тоже в чёрном и с закрытым лицом, вносит огромный поднос с жареным рисом и рыбой и кладёт его на камни посреди ковра на полу. Обе женщины молча уходят обратно в дом.

Одно блюдо на всех, вилок нет. Коби отодвигается. Бедуины начинают забирать руками рис. Мухамад зовёт: "Абу Рами!" и показывает мне, как правильно набирать рыбу с рисом тремя пальцами. Куски рыбы сочные и сами отваливаются в руку. Рис очень жирный. Стараясь никого не обидеть, выбираю край подноса, где никто не прикасался к еде, и зачерпываю. Рис с рыбой тают во рту — мне кажется, что никогда раньше и никогда потом я не ел такого вкусного жареного риса с рыбой. Постепенно брезгливость проходит, и я уже зачерпываю остатки вместе со всеми. Игаль и Коби тоже едят с удовольствием. Рис заканчивается, и до того, как нам снова приносят кувшин для омовения рук, мы довольно облизываем жирные пальцы. Все улыбаются. Мы переговариваемся между собой на иврите, наши хозяева на арабском, но это не создаёт дисгармонии.

После ужина мы сидим еще немного во дворе, но потом Мухамад встаёт и зовёт нас с собой. Мы выходим из дома, и вот мы уже снова в его минивэне — два бедуина и трое израильских парней. Через несколько минут мы выезжаем за пределы Дахаба, и машину долго трясёт по камням на неасфальтированной дороге среди песчаных дюн. Освещения нет, и мы не знаем куда едем, пока не останавливаемся и не видим дорожку лунного света через штиль и покой за дюной.

К морю мы несколько минут идём пешком. Видно, что Мухамад и Фаузи тут раньше были — камни разложены, чтобы на них было удобно сидеть, рядом сухие ветки, аккуратно сложены в охапку. Фаузи умело разводит костёр, расстилает коврик и подогревает чай. Мы садимся вокруг костра, чай горячий и очень сладкий. Мухамад достаёт ту самую старую банку из-под "Пепси", вытаскивает из неё и разворачивает целлофановый мешочек с травой. Мы ошарашено смотрим, как Мухамад готовит толстый джоинт, — никто из нас до сих пор не курил траву, и джоинт кажется очень большим, по ширине раза в три шире обыкновенной сигареты.

Джоинт пускают по кругу, каждый затягивается и передаёт дальше. Мухамад показывает мне, как правильно затягиваться. Я кашляю, в глазах слёзы, а он, смеясь, хлопает меня по спине. Мы выкуриваем первый джоинт, и Мухамад заворачивает новый, а потом ещё один.

— Я совсем ничего не чувствую, — улыбаясь, говорит Коби.

— Тогда почему ты смеёшься? — спрашивает его Мухамад.

Коби заливается смехом в ответ. Всем нам хорошо, мы смеёмся по каждому поводу.

— Это не из-за травы, — говорит Коби. — Просто очень хорошее настроение.

Через час мы очень весёлой компанией едем домой. Такое впечатление, что даже минивэн подтанцовывает вместе с нами по ухабам, и наш водитель совсем не боится страшных египетских полицейских в белом. Из радиоприёмника громко и ушещипательно орёт какая-то заунывная арабская мелодия, но нам это абсолютно не мешает — кажется, каждый из нас напевает что-то своё.

— Политики все должны хорошо обкуриться и делать мир, Абу Рами! — говорит Мухамад.

Я протягиваю ему три купюры по десять долларов, он берет две, комкает и засовывает их обратно в карман моих же брюк. Всё это очень смешно, мне позавчера исполнилось двадцать два и, кажется, я только сейчас начинаю познавать жизнь.

Через год я снова был в Дахабе. Долго искал Мухамада, но никто не мог ничего сказать о нем. В самый последний день я услышал знакомое "Абу Рами!" Это был Фаузи. Он рассказал, что за несколько месяцев до моего приезда Мухамада застрелили неподалёку от израильской границы…


Источник: "Сноб"

authorАвтор: Рами Крупник

Адвокат и нотариус из Хайфы, Начинающий литератор. www.facebook.com/krupniklaw
comments powered by HyperComments