Евреям, нельзя не признать, кровавый большевистский режим, при всех его ужасах, был несравненно более благоприятным, чем социализм с немецким лицом. Даже сравнивать невозможно, благодаря тому, что Г-сподь в последний момент товарища Сталина прибрал руками его верных последователей.

И вот резко покрасневший, румяный такой Львов. В городе полно адмурим — а профессии такой больше нет. А статья за тунеядство есть. Стали устраиваться кто куда. В том числе несколько чело... адмурим пошли в страховые агенты. Тут сразу, пока не забыл, нужно отдать должное их чувству юмора и самоиронии: не в фонарщики какие-нибудь, а именно в страховые агенты.

При социализме как при социализме. У страховых агентов тоже план: сто человек в месяц, между прочим. По десять рублей с носа. Кое-кто из хсидим у своих адмурим страховался, причем не в порядке партийной дисциплины, а от души. Большую часть остальных составляли "мертвые души", взносы за которых адмуры платили из своего кармана. Плата за относительный покой.

И вот 25 декабря (точнее, 24-го вечером) должны были состояться два события: зажигание первой свечи Хануки и, не будь рядом помянута, конференция страховых агентов Львова и Львовской области с обязательной явкой.

И вот двум совслужащим последнего на тот момент призыва пришла в голову одна и та же счастливая мысль: сказаться больным и попробовать получить разрешение на конференции не присутствовать.

Первый — р.Исроэль Шапиро, адмур из Блажова (Польша, Подкарпатское воеводство, Жешувский повят), пра-правнук "Бней Иссахар" из Динова. А второй — вообще р.Авраѓам-Яаков Фридман, адмур из Боянов (Лембергский), пра-пра-праправнук (надеюсь, не обсчитался с "пра") Магида, сын садигурского принца и рахмистровской принцессы.

И вот сошлись эти двое с разных сторон в одну точку в приемной комиссара, ответственного то ли за проведение конференции, то ли за страховых агентов. И даже разойтись не смогли. Так вдвоем и пошли отпрашиваться. Думали, не догадается нееврейская комиссарская морда, что у них за эпидемия такая.

А комиссар, даже не дослушав, говорит:
— Знаю я, что с вами, граждане. У папы моего то же самое. Потому что мой папа — шойхет в Мезриче.

И дал освобождение.

Судьба двух адмуров сложилась совсем по-разному. Р.Авраѓам-Яаков вместе с домочадцами был расстрелян немцами во дворе своего дома 15 августа (2-го элуля) 1942 года. От него осталась книга "Нахлат Ицхак", которую в электронном виде я нигде не нахожу. А р.Исроэль чудом выжил, единственный из всей своей семьи. После войны перебрался в США, где реставрировал двор и прожил, с б-жьей помощью до ста лет 30 октября (1-го хешвана) 1989 года.

О чем эта майса? О том, как два адмура с километровыми родословными, не признали еврея в одном сыне шойхета? Или о том, что сын мезрического шойхета подался в большевики, да сотрется память о них? Или про то, что "пока костер горит, каждый его по-своему хранит"? Хранил. Или все-таки опять, как все у меня, про то что "наша-то лууууучше", хотя я нигде и словом об этом не обмолвился?

Оригинал публикации