Михаил Джагинов: Здравствуйте, г-н Ифтах!

Давид Ифтах: Добрый вечер!

Михаил Джагинов: Хотелось бы услышать ваше компетентное мнение о вердикте суда по делу элитного жилищного комплекса "Холиленд" в целом и о приговоре Эхуду Ольмерту в частности. Вы ожидали такого исхода?

Давид Ифтах: И вердикт, и приговор суда вызывают у меня чувство неловкости. Вердикт основан на косвенных уликах: суду так и не были предъявлены доказательства, однозначно свидетельствующие о том, что Ольмерт знал о передаче денег его брату, Йоси. Я хотел бы напомнить о том, что государственный свидетель, которого сам судья объявил лжецом и добавил, что ложь - его профессия, признал, что передал Йоси Ольмерту деньги в виде шести отсроченных чеков. Эти чеки не были обнаружены. Более того, не удалось установить и банковский счет, с которого были сняты указанные суммы. Ситуация осталась не проясненной. И на мой взгляд, осуждать бывшего премьер-министра на основе показаний свидетеля, чья склонность ко лжи всем известна – не совсем справедливо. Однако Давид Розен – профессиональный судья. И, по всей видимости, он за два года судебного процесса почувствовал, что Ольмерт действительно виновен. Проблемы с уликами и показаниями остались, и это должен проверить Верховный суд.

Михаил Джагинов: Позвольте уточнить: вы хотите сказать, что если бы на месте Ольмерта был рядовой гражданин, приговор был бы иным?

Давид Ифтах: Скажу вам больше: те же самые улики и показания другой судья мог бы истолковать иначе. Ведь все подтверждения вины Ольмерта – косвенные. Это показания свидетеля, который утверждал, что экс-премьеру было известно и передаче пятисот тысяч шекелей его брату, и тому подобное. Однако свидетель – это Дахнер, которому суд выразил недоверие. И поэтому вполне возможна ситуация, в которой другой судья принял бы другое решение. Таким образом, есть шанс, что Верховный суд отменит приговор и вообще оправдает Ольмерта. Однако, на мой взгляд, у бывшего премьера осталась куда более серьезная проблема – это Шула Закен. В тот момент, когда он подаст апелляцию в Верховный суд, прокуратура может дать ход показаниям Закен, которая указывала на прямую связь между Ольмертом и суммами, переданными его брату. И не исключено, что судьи примут эти показания. И тогда все, сказанное мной ранее, потеряет смысл: Ольмерту уже ничто не поможет.

Михаил Джагинов: К Шуле Закен мы еще вернемся, но сперва скажу, что сказанное вами сейчас противоречит вашей же собственной оценке, данной чуть ранее судье Розену. Вы назвали его профессионалом, а теперь допускаете, что другой судья мог бы подойти к этому делу совершенно иначе. Возможно, Розену не хватило объективности?

Давид Ифтах: Нет. Я знаком с судьей Розеном более тридцати лет – еще с тех пор, как он служил в военном суде в Шхеме. Это один из наших лучших судей. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что он вынес приговор, исходя из глубокого и искреннего убеждения в виновности Ольмерта. С другой стороны, сама возможность подачи апелляции говорит о том, что и судья может ошибаться. Ознакомившись с материалами дела, лично я допускаю, что другой судья на основании представленных улик не стал бы однозначно заявлять о том, что Ольмерт знал о передаче денег своему брату. И основывать это заявление на уверенности в том, что человек не станет утаивать от родного брата получение полумиллиона шекелей. А ведь именно так обосновал свою точку зрения судья Розен. Другой судья сказал бы: "Да, это выглядит подозрительно, но спешить с однозначными выводами не стоит. Пока нет доказательств того, что Йоси Ольмерт посвятил в свои дела брата, нельзя строить вердикт на предположениях". И у меня есть ощущение, что Эхуд Ольмерт виновен, но одного лишь ощущения недостаточно, когда речь идет о суде по уголовным делам.

Михаил Джагинов: А что вы скажете о ярлыке, который Розен навесил на Ольмерта, заявив, что берущий взятку – предатель. Вам не кажется такое определение странным в устах судьи?

Давид Ифтах: Наказание, назначенное Ольмерту, вполне соответствует этим выражениям. Это весьма суровая кара, куда более суровая, чем наказания по аналогичным делам, вынесенные ранее. Нет сомнения в том, что судья был возмущен действиями Ольмерта и буквально кипел от ярости. Я не намерен выступать с критикой судьи Розена. Вполне возможно, что он искренне верит в то, что говорит. Однако у нас принято использовать более мягкие выражения. То есть можно было сказать практически то же самое, но в более сдержанной форме и при этом вынести не менее суровый приговор. Мне кажется, что если бы у судьи Розена была возможность вновь написать приговор, он воздержался бы от некоторых выражений.

Михаил Джагинов: И вот теперь возвращаемся к Шуле Закен. Как вы оцениваете ситуацию, когда судья Розен сперва критикует досудебную сделку между госпожой Закен и прокуратурой, а потом не моргнув глазом утверждает ее?

Давид Ифтах: Я считаю, что дело Шулы Закен создает очень опасный юридический прецедент. На протяжении многих лет она давала показания, которые теперь сама называет ложными. И лишь поняв, что ее вот-вот признают виновной и отправят за решетку на длительный срок – Розен ведь говорил, что лишит ее свободы как минимум на пять лет! – она резко меняет тактику, изображает глубокое сожаление и раскаяние… По-моему, в данном случае полиция и прокуратура пошли по опасному пути. Я могу лишь сожалеть об этом. И вполне возможно, что судья Розен отказался бы утвердить сделку между обвинением и защитой Шулы Закен. Но он принял условия этой сделки по причинам, которые легко понять: Верховный суд уже не раз указывал, что отказаться от утверждения сделки можно лишь при исключительных обстоятельствах. Хотя в данном конкретном случае, по моему убеждению, можно было и отказаться.

Михаил Джагинов: И последнее. Вы сказали, что Верховный суд может отменить вердикт судьи Розена. Уточните, пожалуйста: Ольмерту могут сократить срок заключения или вовсе признать его невиновным?

Давид Ифтах: Если Верховный суд не примет апелляцию на вердикт и не оправдает Ольмерта, то вопрос о наказании утратит остроту. Когда высшая судебная инстанция смягчает приговор, то срок обычно сокращается на десять, самое большее двадцать процентов. С точки зрения Ольмерта, не так уж важно, на сколько лет он отправится за решетку – на пять, на шесть или на четыре с половиной. А с нашей точки зрения, когда премьер-министр Израиля идет в тюрьму, когда на него надевают арестантскую робу и наручники – это нельзя расценивать иначе как землетрясение.

Михаил Джагинов: Давид Ифтах, благодарю вас за эту беседу и хорошей вам недели!

Давид Ифтах: Спасибо и хорошей вам недели.