Матери-одиночки постоянно борются: за выживание со своими детьми, иногда — за алименты от бывших мужей, иногда — за распределение проведенного с ребенком времени. И каждый день им приходится бороться и с государством: предоставляемой помощи явно недостаточно, а помех слишком много. Интернет-портал РеЛевант опубликовал запись беседы двух женщин, из интервью превратившейся в своеобразный обмен опытом. С любезного разрешения редакции портала, мы предлагаем эту публикацию вашему вниманию.

Надя Айзнер: Полина, что ты думаешь о протесте разведенных отцов и их противостоянии с организациями разведенных матерей? Нас обвиняют в намеренном разлучении практически бесправных отцов с их родными детьми (при якобы полной поддержке социальных работников), к примеру. Да и вообще сплошная дискриминация — по отношению к мужчинам, конечно.

Полина Гуревич: Я искренне верю, что есть много отцов, которым действительно важно общение с их детьми, и они готовы поддерживать их финансово. Проблема заключается в том, что на деле цель большинства требований равенства между отцом и матерью в вопросе опекунства — это оказать поддержку разведенным отцам в их борьбе с бывшими женами и стать дополнительным рычагом давления на женщину. Очень часто при разводе, когда начинаются разговоры про алименты и ответственность, возникает элемент "восточного базара". Женщина чувствует себя более беспомощной, она панически боится, что у нее могут отобрать детей и поэтому идет на любые уступки во вред себе, только бы дети остались с ней. Мужчины, к сожалению, используют эти рычаги давления, думая, в основном, о том, чтобы "не быть фраером". Поэтому в адвокатских конторах можно услышать такие фразы: "Если ты хочешь, чтобы дети остались с тобой, я буду платить меньше денег". Хотя на деле, родитель, который проводит больше времени с ребенком, соответственно, больше денег в него вкладывает. По существующим законам, определен лишь минимальный тариф алиментов, и по поводу любых надбавок необходимо нанимать юристов и обращаться в суд, что тоже далеко не бесплатно, поэтому очень многие женщины получают гораздо меньше того, что полагается им на самом деле.

Надя Айзнер: Могу добавить из личного опыта, что, во-первых, суд может установить алименты только для детей до 15 лет. Видимо, после этого они перестают кушать, или же должны бросать школу и идти зарабатывать себе на жизнь. Во-вторых, рычаги воздействия на "отказника" платить алименты настолько неэффективны, громоздки и дорогостоящи, что большинство матерей просто изначально сдаются и не борются даже за то, что им присудили. Можно, конечно, добиться ареста бывшего мужа, но кому от этого станет лучше? Только нанесет дополнительную травму детям… Большинство матерей-одиночек, с которыми я общалась на эту тему, периодически недополучают положенные алименты и закрывают на это глаза. Но Бог с ними, с деньгами. Отношения отца с детьми, в конечном итоге, гораздо более важны.

Полина Гуревич: Конечно. В большинстве бракоразводных договоров фигурирует фраза о том, что отец "имеет право" общаться с ребенком. Он не обязан, он именно имеет право. Поэтому о бесправности отцов говорить не приходится. Бесправными чаще являются мамы, которым приходится лавировать между тремя "китами": попыткой самостоятельно заработать на пропитание и содержание ребенка, желанием проводить с ребенком достаточное количество времени и бывшими мужьями, которые часто живут по своим правилам. Я знаю многих отцов, которые соблюдают установленный судом порядок встреч, но и есть и такие, которые забирают детей только тогда, когда им удобно. При этом они чувствуют себя ущемленными, если от них посмели потребовать, чтобы они более интенсивно участвовали в жизни своих отпрысков или помогли в оплате тех или иных дополнительных детских потребностей.

Надя Айзнер: В скобках отмечу, что когда говорят о бесправности отца, имеют в виду закон "раннего возраста" – по израильскому закону, ребенок до 6 лет остается с матерью, если нет каких-либо особых причин или обстоятельств. К тому же, если детей несколько, но один из них не достиг 6 лет, все дети остаются с матерью. Безусловно, на сегодняшний день этот закон немного уравновешивает зависимость женщины от бывшего мужа и его привилегий, основная из которых — возможность просто не давать жене развод в течение нескольких лет, а то и десятилетий. Однако это "равновесие" отнюдь не заставляет страсти утихнуть, а, наоборот, разжигает войну, основные пострадавшие в которой — дети. Если бы был способ заставить мужчин отказаться от своих привилегий, которые дает им религиозное законодательство, я была бы за отмену закона "раннего возраста" и установление совместного опекунства на детей как "дефолтового" варианта в случае развода. Это, на мой взгляд, свело бы противостояние к минимуму.

Полина Гуревич: Кстати, к вопросу о соцработниках — я верю, что они руководствуются благом ребенка. Поэтому разводящиеся пары, которые также руководствуются благом детей, получают полную поддержку властей и соцслужб с целью наладить нормальный быт, в котором ребенок постоянно общается как с отцом, так и с матерью, сохраняя при этом близкие отношения с обоими. В этом смысле трудно предъявлять претензии к государству.

Надя Айзнер: Давай поговорим о работе. Общественная кампания организаций разведенных мам шла под слоганом "Не паразит, а работник". То есть, мы не паразитируем на обществе, мы работаем, как все. И при этом не пользуемся практически никакими льготами. Например, если ты зарабатываешь выше минимума, очень многие принятые законодательством льготы (субсидии на аренду квартиры и т.д.) проходят мимо тебя. Другие льготы ты не можешь получать, наоборот, если работаешь на неполную ставку (к примеру, ясли). Как, по твоему мнению, можно характеризовать отношение государства к работающим разведенным матерям и матерям-одиночкам?

Полина Гуревич: Отношение государства можно характеризовать простой фразой — оно нами не интересуется. Например, сейчас наступает пора летних лагерей. Если взять "среднюю температуру" по центру страны, то для того, чтобы женщина получила возможность работать весь июль и первую половину августа, ей нужно выложить около четырех тысяч за одного ребенка, и речь идет об обычном муниципальном летнем лагере при матнасе или школе. Цены на частные лагеря на порядок выше. Как в этом участвует государство? В том случае, если доход на каждого члена семьи меньше, чем 2.000 шекелей, мать-одиночка получает скидку в 40% на пребывание в лагере до часа дня. На продленку скидки не существует. То бишь, если мы возьмем обычную работающую женщину, у которой есть один ребенок, то она должна зарабатывать меньше 4.000 тысяч шекелей в месяц, чтобы получить эту скидку и все равно заплатить больше, чем 2.000 за срок меньше, чем в полтора месяца, для того, чтобы ребенок смог быть в лагере до 16:00. А уж о том, чтобы найти какой-то лагерь на последние две недели августа, и речи не идет, их просто не существует. Какой выход остается? Либо брать ребенка с собой на работу (что не всегда возможно), либо тратить все полагающиеся за год выходные дни, если таковые каким-то чудом остались после пасхальных, ханукальных и прочих каникул. И мы говорим сейчас исключительно о летних месяцах, не затрагивая повседневных расходов, связанных с детской учебой. И только о матерях, зарабатывающих меньше минимальной зарплаты. Если мать зарабатывает больше, скажем, 5 тыс. шекелей в месяц, она не получает никакой помощи.

Надя Айзнер: Мы часто слышим от окружающих: ты решила завести ребенка или детей, это был твой выбор. Кто теперь тебе чем обязан, и почему налогоплательщик должен помогать тебе и экономически тебя поддерживать? Допустим, отец не платит алиментов по каким-то причинам, или его просто нет — кто сказал, что общество должно это как-то компенсировать?

Полина Гуревич: Есть вещи, на которых нельзя экономить. Одна из них — это дети. И то, что государство сейчас не вкладывает в детей матерей-одиночек — это экономия на нашем будущем.

Надя Айзнер: Совершенно согласна. Разделение "мать-дети" в данном случае совершенно искусственное. Из дискурса вокруг матерей одиночек можно подумать, что мы тратим алименты или пособия исключительно на покупку мехов и бриллиантов себе, любимым. Неужели не ясно, что дети, растущие в семье, где мать вечно издергана, ее никогда нет дома, она не имеет ни шекеля на дополнительные занятия или кружки — это фактор риска для будущего общества? Подобное отношение к детям, растущим рядом с вашими детьми, это не только негуманно, это просто неумно. Интерес всего народа состоит в том, чтобы все его дети выросли образованными, имеющими потенциал заработка, полезными членами общества, в конце концов, будущими налогоплательщиками, которые будут отдавать часть своих зарплат в тот самый "Битуах Леуми", от которого мы будем получать пособия в старости. В этом смысле окупится каждый вложенный в них шекель, если уж мы смотрим на вопрос чисто капиталистически. Но давай перейдем от лирики к реальности. Полина, какие меры, по твоему, может предпринять сегодня государство, чтобы плачевная ситуация с матерями-одиночками выглядела бы чуть более оптимистичной? Учитывая, конечно, специфическую ситуацию Израиля, в котором основная часть бюджета уходит на оборону…

Полина Гуревич: Есть различные варианты выхода из подобной ситуации. Как на государственном, так и на муниципальном уровне. Во-первых, нельзя не упомянуть о ценах на аренду (про покупку квартиры в нынешней ситуации в стране можно даже не упоминать — бесполезно). Если у матерей-одиночек будет возможность получать скидку на оплату аренды, брать квартиры в долгосрочную аренду по логичным ценам, а лучше всего — получить государственную квартиру, это значительно облегчит, прежде всего, жизнь их детей, которым более всего нужна в жизни стабильность.

Кроме этого, государству и муниципалитетам стоит внимательно рассмотреть вопрос о предоставлении реальных скидок на оплату продленок и летних лагерей, тем самым предоставив матери-одиночке возможность честно зарабатывать на свой хлеб с маслом. Причем, при рассмотрении этого вопроса стоит учесть постоянно повышающиеся цены на жизнь и средний уровень зарплат, который не успевает повышаться вслед за ценами. Ведь когда-то, когда принимали решение о скидке при зарплате размером в 4.000 шекелей, этих денег могло еще на что-то хватить. Тогда и поездки в автобусах стоили треть их нынешней цены…

Последним пунктом является вопрос, уже набивший оскомину: часы работы детских учреждений. Продленки заканчивают свою работу в районе 16:00, плюс-минус пятнадцать минут. Если учесть то, что большинство матерей не работают возле дома, то выйти с работы им надо около трех, максимум в полчетвертого. В большинстве организаций рабочий день начинается не раньше, чем в восемь утра, то бишь, женщина может рассчитывать лишь на семичасовой рабочий день. В результате ее зарплата резко снижается, а количество рабочих мест, на которые может рассчитывать мать-одиночка, катастрофически уменьшается. Выход? Введение в школах или садиках субсидированных дополнительных кружков после 16:00. Таким образом, ребенок в игровой форме получает дополнительные знания или умения, а мать — возможность отработать обычный рабочий день и приехать вовремя, чтобы успеть качественно провести время с ребенком, проверить уроки, поужинать вместе и поболтать перед сном.

Надя Айзнер: Давай перейдем от общих рекомендаций к конкретным: вот есть женщина, допустим, с 2 детьми, она ушла от мужа на съемную квартиру, зарабатывает 6.000 шекелей брутто и получает еще несколько сотен шекелей детского пособия. Дальше что? Какие шаги, по твоему опыту, может она предпринять для того, чтобы вытащить, прежде всего, своих детей из этой ситуации? Если уж мы считаем, что спасение утопающих дело рук сама знаешь кого.

Полина Гуревич: Давай попробуем заняться арифметикой. Предположим, что отец детей является порядочным человеком и платит ей алименты. Скажем, в размере 3.000 шекелей. Это дает нам 9.000 дохода. Предположим, что женщина живет в Рамат-Гане, там же живет и ее идеальный бывший муж, который активно участвует в жизни детей. Учебные заведения детей находятся там же, поэтому она не может взять и уехать жить в Офаким — детям во время такого кризиса более всего необходимо минимальное постоянство — хотя бы в смысле садика, школы и друзей. Итак, наши девять тысяч распределяются следующим образом:

3.500 уходят на съем трехкомнатной квартиры на шумной улице.
1.000 на коммунальные услуги.
3.000 на оплату продленки для двоих детей.
1.500 на еду.

Все, денег больше нет. Они закончились, не успев начаться. Эта семья не ездит ни на каком транспорте, не покупает одежду, обувь, книги, игрушки, подарки на дни рождения одноклассников и др. Реально ли это? Нет. Такая ситуация имеет место быть? Безусловно. Что предпринимает женщина в такой ситуации? Каждая делает свой выбор. Кто имеет такую возможность — берет подработки, "халтуры" на дом, чтобы поработать ночью, когда дети идут спать. У кого есть родственники — обращается к ним за посильной помощью. Некоторые скоропостижно выходят замуж, чтобы дать своим детям возможность жить нормальной жизнью, если во всем этом круговороте у нее вообще появляется возможность найти время на личную жизнь. Единственный фактор, который никак не принимает участие в этой ситуации — это государство, потому что эта женщина никак не подпадает под его определения человека, которому требуется помощь и поддержка.

Надя Айзнер: Безусловно. Спасибо тебе.

Надя Айзнер — разведена, мать пятерых детей, живет в Иерусалиме. Полина Гуревич — разведена, имеет дочь, живет в Гиватаиме с подругой жизни.

Оригинал публикации