Это был народный Андрей Баль Советского Союза. Его любили болельщики за надежность. За железобетонность. Он не крутил позвонки сопернику своими финтами. Он не ломал штанги мощнейшими ударами. Он делал свое дело добротно и тщательно, как добротно и тщательно кует подковы надежный мастер-кузнец.

Его любили партнеры. За веселый нрав. За чудный юмор. За то, что при нем атмосфера была светлой, праздничной. При играющем Бале стыдно было убирать ноги, не идти в кость, волынить и отбывать номер. Он был совестью на поле. И вне его.

Его любили тренеры. Он выполнял то, что ему было сказано с буквальной дотошностью.

Андрей Баль начинал как полузащитник. А запомнился как прекрасный последний защитник, либеро. Невысокий, коренастый Баль читал игру, как запойный книжный пьяница хорошую книгу: все видел, все помнил, а порой и предчувствовал.

Ничего лишнего. Прочитал – почистил. Прочитал – почистил. Смотреть на эту работу было сплошным удовольствием.

Андрей Баль стал своим и в Израиле, куда приехал доживать игроцкие годы. Он стал одним из тех "русских" футболистов, кого на Земле Обетованной помнят долгое время. Как помнят Николая Кудрицкого. Как помнят и безмерно уважают Шуру Уварова, близкого друга Андрея Баля.

Чтобы всего за три года оставить о себе долгую память, тут надо не только хорошо в футбол играть. Тут надо еще и человеком быть штучным. Из тех, кого мало.

Таких людей как Андрей Баль – всегда мало. А сегодня стало еще меньше.