"Лет до ста расти нам без старости"… А можно и далее!
Это был тот случай журналистской удачи, когда герой будущей статьи пришел в жизнь автора сам. В данном случае - пожилая худенькая женщина с палочкой, которая подошла ко мне после творческого вечера в Кармиэле и предложила ночлег. "Вам, наверное, далеко домой добираться, - предположила она, - оставайтесь у нас ночевать".
Конечно, такое искреннее расположение к людям очень подкупает, и мы разговорились. "Живу с дочкой, зятем, внуками, собакой и кошкой", - смеясь, рассказала она и представилась. Итак, знакомьтесь - Фрида Сиганевич, бывший преподаватель географии, мать троих детей, бабушка восьми внуков и прабабушка пяти правнуков. Активная женщина, посещающая интересующие ее городские мероприятия, следящая за новостями в стране, интересная рассказчица… Наше знакомство состоялось в позапрошлом феврале. Тогда Фриде Лейбовне исполнилось девяносто девять лет.
А в прошлом феврале дети, внуки, правнуки, земляки, родные и друзья отметили вместе с Фридой Сиганевич самый необычный и трогательный юбилей в жизни. Сто человек собрались в зале торжеств гостиницы "Хоф ха-Тмарим" в Акко,чтобы поздравить ее со столетним юбилеем.
Так что рассказы ее "за жизнь" охватывают более чем вековую историю украинских евреев.
И, конечно, мы встретились в уютной кармиэльской квартире ее младшей дочери. Фрида как раз заканчивала мыть посуду. Вытерла руки, пригласила к столу, угостила вкусным компотом собственного приготовления. Вынула альбомы с фотографиями…
Память – это подарок судьбы, соединяющий поколения. Мостик между берегами реки времени. Фрида может закрыть глаза и оказаться в далеких двадцатых годах прошлого столетия, вспомнить себя девчонкой. А я благодаря ей перенеслась в начало прошлого тысячелетия и даже раньше…
…В южной Украине, в Херсонской области, среди бескрайних плодородных полей и теплого неба есть небольшой поселок Калининское. Но не всегда он назывался так. В начале девятнадцатого века выходцы из Витебской, Черниговской и Могилевской губернии организовали еврейскую земледельческую колонию, получившую название Сейдеменуха. Название произошло от ивритского словосочетания "сдэ менуха" (тихое поле). До революции там были открыты еврейское училище, три синагоги, хедеры, библиотека. Любопытно, что в 1850 году к еврейским жителям поселка присоединились восемнадцать семей немцев–колонистов. Они жили вместе, по-соседски дружно.
Пришлось поселенцам пережить Гражданскую войну, погромы и налеты банд. В двадцатых годах еврейские хозяйства восстановились. Их поддержали "Джойнт", Еврейское колонизационное общество и шестой любавический ребе. А в 1927 году поселение получило название Калининдорф и стало центром первого в СССР еврейского национального района, просуществовавшего до 1941 года. Немцы-колонисты к тому времени организовали отдельный поселок. В конце 20-х годов помещение синагоги было отдано под Дом культуры. Не правда ли, знакомые страницы истории?… А в 1930 году на базе поселка был основан колхоз "Дер вэг цум социализм".
Даже не знающие идиш могут понять его идеологическое название "Путь к социализму". Колхоз объединил двести пятьдесят еврейских хозяйств. До войны в поселке была школа с обучением на идиш, выходила газета "Колвирт-Эмес" и действовал еврейский театр.
Забегая вперед, вспомним, что во время нацисткой оккупации были расстреляны около двух тысяч калининдорфских евреев. А в 1944 году поселок получил название Калининское.
Одно из хозяйств в поселке вели Лейб и Хая Сиганевич. Десять детей росли в этой дружной крестьянской семье, шесть дочерей и четыре сына. Из одной хаты выходили в большую жизнь, разные выбирали пути… Жили бедно, работали тяжело. Но берегли в сердце братья и сестры тепло родительского дома, и смогли передать это чувство своим детям. Сегодня только Фрида хранит эти воспоминания.
Она родилась в феврале 1914 года, восьмым ребенком в семье, самой младшей дочерью. Старшему брату Шлеме к тому времени было уже шестнадцать. Через несколько лет он погиб на одном из фронтов Гражданской войны.
А из первых воспоминаний детства помнит себя Фрида в нарядной одежде. Это был настоящий праздник. Нет, конечно, одежда только казалось ей новой и волшебно красивой. Это соседка, немка Кристина, принесла ей розовую кофточку и черный бархатный сарафан своей дочки. Было тогда Фриде пять лет. А в 1921 году началась голодовка, от которой особенно страдали сельские жители. Дошло до того, что родители были вынуждены семилетнюю Фриду сдать на некоторое время в детский дом. Туда поставляли продукты, полученные от еврейской общины США для поддержки голодающих. Страшные воспоминания о тех днях хранит ее цепкая память: "Одно из самых тяжелых впечатлений детства сохранилось у меня из дней пребывания в детдоме. Но это правда жизни… Я помню завернутого в лохмотья маленького мальчика, которого принесли туда. А когда развернули его одежки, в них оказались массы копошащихся белых червей".
Трудно нам сегодня представить жизнь тех времен. И еще труднее представить наших окомпьютеризированных детей, проживающих в такой обстановке. "Стен, разделяющих дом на комнаты, не было, - рассказывает Фрида, - печь с лежанкой и шкаф делили дом на "салон" и "спальню". Спали на кроватях и топчанах с соломенными матрацами, дети вместе по 4-5 человек. Полы были земляные, глиняные, которые по пятницам смазывались свежим коровьим кизяком, затем посыпались зимой – песком, а летом – свежей скошенной травой. Помню, как однажды мне было поручено посыпать пол. А я была очень озорной девчонкой, ну и младшей в семье. Помогать не хотелось, я и убежала, а старшая сестра - за мной. Тогда я взобралась на дерево, а сама боюсь очень, что меня потом отругают за непослушание. А сестра к дереву подбежала, подняла голову, увидела меня среди веток, да как начала хохотать. До сих пор помню ее смех".
Я спросила Фриду про годы учебы. Но у родителей не было возможности послать всех детей учиться. В двенадцать лет Фрида уже нянчила чужого ребенка. А продолжить учебу она смогла, когда младший брат Толя заболел костным туберкулезом и его надолго отправили в больницу в Херсон. Тогда Фриде достались его одежда и обувь. Позже Толя все-таки окончил школу и в 1940 году поступил в педагогический институт.
А в те времена даже на прогулку зимой выходили по очереди, обуви на всех не хватало. Зато летом было раздолье – и работать и гулять ходили босиком. А для работы в поле отец подобрал каждому ребенку лопату или сапу по росту.
Но Лейб Сиганевич умер рано, и главой семьи в новом колхозе стала старшая сестра Геня. Однако работать приходилось и младшим детям. Фрида вспоминает, как во время каникул она с братьями вязала снопы, складывала солому в скирды, чтобы за лето заработать побольше трудодней для семьи. Даже корова Лиска должна была принимать участие в сборе урожая и заменять лошадь. В упряжке с еще одной буренкой ей пришлось научиться ходить в борозде.
Цепкая Фридина память хранит много воспоминаний - о грабеже, которым подверглась семья во время налета банды Григорьева, о старшем брате Шлеме. Красивый, стройный, голубоглазый, он был главным помощником по хозяйству, очень любил младших сестер и братьев, всегда в свободное время придумывал для них игры. А потом ушел добровольцем на Гражданскую войну и умер от ран в 1921 году.
А Фрида Сиганевич выросла, оставила отчий дом. После завершения Одесского пединститута работала в еврейской школе в местечке Саврань Одесской области. Вышла замуж за Дмитрия Раткова и поселилась в доме его матери. Село Песчаный Брод стало второй родиной Фриды. Она прожила там сорок лет, родила детей. До и после войны преподавала историю и географию в местной школе.
Кажется, короткие строки длинной биографии. А за ними: лишения, горе, разлуки, маленькие радости и победы. Большая жизнь, молодость которой была пересечена войной…
Когда началась война, Дмитрия сразу мобилизовали. А Фрида со свекровью и двумя маленькими детьми вместе с еще несколькими семьями оставили село. Вещи сложили на подводу, а сами шли за подводой пешком. Им повезло добраться до железнодорожной станции. В день, когда они оставили село, его бомбили. Но бомбежки продолжались всю дорогу, а на руках у молодой женщины - четырехлетняя дочь Кира и полугодовалый сынок Толя. "Когда начинались бомбежки, поезд останавливался и все кто мог, выпрыгивали из вагонов без ступенек. Я не могла себе этого позволить с грудным младенцем и старушкой–свекровью, - рассказывает Фрида, - а что происходило в товарном вагоне без окон, с дощатыми скамьями, в разгар лета! … Толя был совсем слабый и оглушенный от шума и криков людей, от грохота, жары и жуткой тесноты. Он умер у меня на руках, обернутый шалью. Я долго так держала его, думала, что ребенок спит… И с его тельцем мы ехали до железнодорожной станции Обливская в Ростовской области. Восьмого августа нас там выгрузили, и на первом попавшемся кладбище я похоронила его…"
Но спустя три с половиной месяца, с приближением фронта к востоку страны, Фриде пришлось вновь эвакуироваться. Снова бункерные вагоны, скудные пайки, которые они пытались раздобыть во время остановок поезда. Постоянный страх потери: "Однажды, пытаясь раздобыть пищу на одной из станций, в декабрьский трескучий мороз, я отстала от поезда и двое суток "догоняла" его. Я разыскивала свой поезд среди поездов, занесенных сугробами снега. Там ведь оставалось все, что у меня в тот момент было на свете: дочурка и свекровь…Беда еще на этом не кончилась. Несколько раз по дороге у всех пассажиров проверяли эвакуационный лист, а у меня его не было. После каждой проверки нас хотели высадить с поезда, и только солидарность односельчан, с которыми мы ехали всю дорогу, спасла мою семью. Если бы нас высадили на одной из приволжских станций, не уверена, что сегодня вы бы общались со мной".
На этот раз они были в пути два месяца, добирались до Средней Азии. Остановились в Бухарской области, в колхозе им. Молотова. Взрослые круглый год работали в поле, зимой готовили почву, посевные материалы, а в феврале уже начинали посевную кампанию. Тут и пригодился Фриде опыт детских лет, когда она помогала родителям в родном поселке.
Первое письмо от мужа с фронта пришло только в 1944 году. А вскоре Дмитрий Ратков выслал своей семье вызов, и они собрались в обратную дорогу, в освобожденную Украину.
Казалось, жить и радоваться. Но судьба вновь оказалась жестокой к молодым родителям. Старшая дочь Кира сумела пережить все тяготы эвакуации, вернуться с мамой в родной дом, и… умерла от неумелого хирургического вмешательства, повлекшего заражение крови. Было девочке только десять лет… И Фриде вновь пришлось хоронить своего ребенка. А кладбище, где военной ночью был похоронен ее полугодовалый сын, она так и не нашла…
Но судьба были и милостива к Фриде Сиганевич, подарив ей троих детей. Сына Леонида, родившегося в год Победы, и послевоенных дочерей Галину и Надежду. Дмитрий Ратков проработал председателем сельсовета в родной деревне и умер в 1975 году. А Фрида Сиганевич после смерти мужа переехала в Херсон. Наконец, уже в пенсионном возрасте, она смогла реализовать свои организаторские способности и вести активный образ жизни. В Херсоне она участвовала в самодеятельности клуба ветеранов, выступала в организованном еврейском фольклорном ансамбле. Язык ее первых колыбельных песен, "мамэн лушн", вернулся к жизни, и евреи Херсона вновь услышали еврейский фольклор, стихи и песни на идиш.
А в 1993 году с семьей младшей дочери Надежды она репатриировалсь в Израиль, и с тех пор живет в Кармиэле. Недалеко, в галилейском поселении Гита, живет дочь Галина. Старший сын Леонид остался на
Украине.
Война унесла не только жизнь маленького сына Фриды… На фронте погиб самый младший брат Исраэль Сиганевич, Срулик - так ласково называли его в семье. Он окончил Московскую авиашколу, был ранен во время Финской войны. И погиб в 1943 году. Было ему двадцать пять…
Два брата, Шимон и Анатолий, выжили в жерновах войны и вернулись к мирной жизни. Сестры Фриды - Сара, Муся, Блюма и Люба - успели эвакуироваться. Не спаслась только Геня. На окраине Калининдорфа в противотанковом рве она была расстреляна вместе с четырьмя маленькими сыновьями и еще 1882 евреями поселка. Это случилось 16 сентября 1941 года. До последней минуты она ждала мужа и не решалась уехать сама. А когда уже собрала детей, то было слишком поздно. Леве, старшему ее сыну, было девять лет, Грише – пять лет, Семе – три года, а Саше – годик…Иосиф Пинхусович, муж Гени, погиб на фронте, так и не узнав о судьбе жены и детей… Навсегда ушла из этого мира целая еврейская семья.
Сегодня потомки братьев и сестер Сиганевич разбросаны по Израилю, России, Украине, Прибалтике. Родственники встречаются иногда, чаще переписываются. Ведь в век высоких технологий нет границ для общения. А основой семьи остается маленькая, хрупкая и сильная женщина - Фрида Сиганевич. В Израиле принято желать: "До ста двадцати!" Никто не знает и не может вести счет будущим годам. Но Фриде Лейбовне, преодолевшей столетнюю планку, хочется пожелать и далее быть хранительницей истории своей семьи.