Нынешний турецкий саммит “большой двадцатки” разительно отличается от предыдущего, австралийского. Если в Брисбене Путина старались не замечать, руки не подавали и рядом не садились, в Анкаре все было совсем по-другому. Путин провел ряд двусторонних встреч, включая короткий разговор с американским президентом Обамой, поучил мировых лидеров, как надо бороться с терроризмом, пообещал предоставить трехлетнюю рассрочку по украинскому долгу и не бомбить силы сирийской непримиримой оппозиции, которые воюют против ИГИЛ.

Путину улыбались и жали руку, его усаживали на почетные места, а президент пострадавшей от террористической атаки Франции Франсуа Олланд и вовсе засобирался в Россию, чтобы сколотить новую антитеррористическую коалицию с участием Москвы и Вашингтона.

Уже после “двадцатки” Путин признал наконец, что катастрофа российского “Боинга” над Синайским полуостровом была результатом террористической атаки.

Однако теперь, после парижских событий, этот теракт выглядит уже совсем по-другому и ставит Россию в один ряд с другими странами Запада. Перспективы прорыва международной изоляции Путина и его возвращения в мировую политику для “Ежедневного журнала” анализирует политолог Аркадий Дубнов:

На саммите Путин максимально воспользовался “окном возможностей” для устранения изгойства, которое стало результатом действий на Украине. Его успех лучше всего иллюстрируется словами “не было счастья, да несчастье помогло”. Теракт в Париже, а перед этим чудовищный взрыв самолёта А321 над Синаем, сделали то, что не удавалось мирной и последовательной дипломатии. Путин вернул себе статус влиятельного мирового игрока, с чьим мнением считается президент США, что продемонстрировала неформальная встреча в Анталии и признание важности военных усилий России в Сирии, которое приписывают Обаме.

Понятно, что Путину вряд ли удастся вернуть политическое и тем более человеческое доверие западных лидеров. Его непредсказуемость и готовность к радикальным действиям не могут не нервировать западное общественное мнение, которое в значительной мере определяет действия политиков. Но именно это общественное мнение и подтолкнуло Обаму, Кэмерона, Олланда и отчасти Меркель к необходимости демонстрировать готовность сотрудничать с Россией в сфере противостояния мировому терроризму. При этом Запад выбирает осторожность, на следующий же день после окончания саммита Вашингтон и Лондон призвали Москву к полному расследованию “дела Сергея Магнитского”, напомнив о необходимости навести порядок в системе российского правосудия. Очевидно, что это призвано сгладить эффект от видимого успеха Путина на саммите в Анталии и обозначить остающиеся серьёзные претензии к Москве.

Недоверие к позиции Кремля может быть обусловлено ещё и тем, что не слишком последовательным и честным выглядит предложение России создать единый список террористических организаций в свете отказа признать таковыми ХАМАС и “Хизбаллу”.

Россия настаивает на том, что они были избраны народом, и поэтому не могут считаться террористическими, но в Израиле говорят, что нацисты тоже пришли к власти на выборах. Понятно, что Москва в данном случае преследует политические цели, она не может признать террористами тех, с кем находится в одном окопе в противостоянии с ИГИЛ. “Хизбалла” — ближайший вассал Ирана, который, в свою очередь, является союзником Москвы.

Что касается перспектив смягчения санкций в ответ на участие России в войне против ИГИЛ, то это, несомненно, является конечной целью сегодняшней политики Кремля. Путин отчётливо дал понять, что он ожидает от Запада соответствующей реакции в ответ на готовность отстрочить выплату долга Украины. Но наивно считать, что для Запада это является достаточным условием. Там по-прежнему будут настаивать на полном выполнении Минских соглашений, в том числе — на переходе под международный контроль границы.

Источник: "Ёж"

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта