Февраль 2005 года, вечер, бедный пригород Парижа. Два подростка, пытаясь скрыться от полиции, прячутся в трансформаторной будке и погибают от разряда электричества. В тот же вечер на улицах столицы начинаются беспорядки. Вскоре волнения охватывают и другие крупные города Франции. Восставшие иммигранты обвиняют полицию в предвзятости по отношению к жителям "цветных пригородов". Но не только. Они протестуют против высокого уровня безработицы, ущемления прав, расизма, нищеты и намеренной дискриминации.

Эмиграции из стран Магриба предшествовала обширная агитационная кампания властей Франции, заинтересованных в дешевой послушной рабочей силе для осуществления процессов урбанизации и индустриализации. Иммигранты находились в статусе "гостящих граждан". На определенном этапе властям пришлось заняться решением квартирного вопроса, чтобы расселить массу новоприбывших. Так на окраинах городов появились обособленные микрорайоны, на которых вырастали по пять-шесть уродливых многоквартирных монстров, а по центру один гипермаркет и маленькая лужайка. Небрежное строительство на скорую руку, мизерная квартплата.

В этих районах селились исключительно выходцы из стран Магриба, работавшие во Франции. Гетто оставались закрытыми на протяжении многих лет. Внутри иммигранты вели привычный образ жизни, практически идентичный тому, к которому они привыкли на родине. Большинство владели французским и арабским, работали на стройках, убирали офисы. Женились, покупали у местного мясника халяльное мясо, отмечали свои и участвовали в праздновании христианских праздников — украшали елку, встречали Новый год. Иммигранты были глубоко благодарны Франции за подаренный шанс на новую жизнь, французы испытывали похожие чувства по отношению к новым гражданам за работу, за лояльность, и в особенности за то, что последние не пытались интегрироваться в местное общество.

Рожденные в гетто дети считались полноправными французами. Они посещали государственные школы, говорили на безупречном французском, читали в учебниках девиз Французской революции: Liberté, Égalité, Fraternité. Свобода, равенство и братство. Однако дальше школьной скамьи дело не шло. Принципы не воплощались в жизнь.

Новые французы являются счастливыми обладателями французских паспортов, но живут в обществе, которое их отторгает. Здесь уместно вспомнить слова бывшего президента Пятой республики Жака Ширака, обращенные к его гражданам: "Возможно, проходя мимо домов иммигрантов, вы будете неприятно удивлены запахами еды и шумом". Во Франции выросло целое поколение французов, не ощущающих себя таковыми. На родине родителей они считаются французами, во Франции же их делят на группы по происхождению.

Шансы быть принятым на работу у жителя "цветного пригорода", да еще и носящего арабское имя, куда ниже, чем у "коренного" француза. Существует целая культура аренды почтовых ящиков в "приличных" районах. Нищета, безработица и отверженность породили преступность. Родители работают сутками, а дети слоняются по улицам без дела, без будущего, без чувства принадлежности. Стычки с полицией стали в этих районах привычным явлением.

Образовавшийся вакуум заполняют идеи ислама — местные проповедники ходят по районам, убеждая подростков зайти в мечеть помолиться и поучиться. В мечетях молодые люди, прежде всего, обретают уважение, здесь их считают избранными, здесь есть четкий распорядок дня, смысл жизни и, главное, идентичность. Здесь же им рассказывают о загнивающем мире христиан и иудеев.

Я видела этих людей на арабских рынках в пригородах Парижа. Они носят белые галабеи и бороды. Они говорят с молодежью о важности мусульманской веры. Разговоры ведутся на арабском, французы проходят мимо, спеша по своим делам. Как-то я прислушалась к одной из таких бесед на арабском рынке в Коломбе. Проповедник говорил с молодежью о роли мужчины и женщины в обществе, обсуждая меня, находившуюся на девятом месяце беременности, выбиравшую фрукты в лавке.

Родители рады тому, что дети углубляются в религию и проводят время в мечетях, а не в полицейских участках. Трансформация молодого поколения влияет на всю семью — набожность охватывает всех. Если сегодня провести спонтанный уличный опрос в районе иммигрантов, задав вопрос о самоидентификации, большинство опрашиваемых ответит: "Я мусульманин". Мало кто скажет о себе, что он француз или тунисец.

Парни, систематически посещающие занятия в мечети, знакомятся с утопическим миром Пророка. В этом мире они — избранные, а приверженцы культуры Запада — животные, продавшие душу за мирские удовольствия. Принадлежность к мечети предлагает альтернативу французской действительности. Для большинства мечеть — пристанище для души, место, где существуют правила и рамки, которых так не хватает молодежи. Меньшинство идет на кардинальные шаги, полностью отрекаясь от окружающего их французского общества, следующий шаг — найти государство, в котором они смогут жить согласно своей мусульманской идентичности. Вот тогда в уравнении появляется ИГ. "Исламское государство" не строится на национальном принципе, — чтобы стать его частью и наконец почувствовать полную принадлежность, достаточно быть практикующим мусульманином.

С такой позиции до вступления в ряды ИГ рукой подать. Кому-то подкинет идею проповедник в мечети, кто-то найдет на бескрайних просторах "Фейсбука" одну из многих открытых групп, в которых уже завербованные бойцы вешают фотографии в военной форме с оружием на джипах на зависть потенциальным новобранцам. Издалека кажется, что именно они воплощают мечту Пророка, а главное — мечту молодого поколения о принадлежности. В атмосфере отчуждения, для того чтобы почувствовать себя частью чего-то большого и важного, достаточно поверить обещанию о вечной жизни и сесть на самолет в Турцию, неся в руке Коран, а в сердце — лютую ненависть к Западу. Неудивительно, что ИГ не испытывает нехватки в новобранцах.

Перевод: Полина Брукман

Источник:"РеЛевант"

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта