Продолжение
(Часть I)

Наша эмиграция

“Эмиграция — это похороны, после которых жизнь продолжается”
Альберт Эйнштейн

Эмиграция моей семьи относится, по данным различных авторов, к 3-й — 4-й волнам. Решение эмигрировать основывалось как на общих, так и многочисленных и разнообразных частных причинах.

Общие принципы, во многом, включали определенные побудительные причины. Основной побудительной причиной был антисемитизм.

Принятие решения, в определенной степени, несколько упрощалось, т.к. стало мнением большинства, что повышало его “правильность”.

Решение окончательно формулировалось после неоднократных обсуждений с членами семьи, друзьями и т.п.

Источники информации о различных аспектах эмиграции в бывшем Советском Союзе, в основном, базировались на рассказах эмигрантов и иммигрантов, их родственников и знакомых. Указанная информация не всегда была достоверной. Люди, которые давно готовились эмигрировать, имели родных и знакомых в США, были лучше информированы. Как источники информации использовались “вражьи голоса” (BBC, Голос Америки), которые небезопасно слушать и не всегда во всем следовало доверять. И только в США появилась возможность более полной и объективной информации.

Анализируемые материалы относительно немногочисленной литературы и многочисленные собственные наблюдения, явились основанием для систематизации частных причин и обстоятельств эмиграции. Полагаю, целесообразным объединять их в две группы.

1 группа: семейные причины. К ним относится пол и возраст, взаимоотношения ее членов, социальный и материальный уровень, личностные качества и состояние здоровья.

Естественно, что старший возраст членов семьи, недружественные взаимоотношения, плохое состояние здоровья обычно не способствуют принятию положительного решения об эмиграции. Пожилым людям труднее резко менять весь жизненный уклад. С другой стороны, их богатый жизненный опыт подчас помогал правильному решению.

Моя 87-летняя мама, старалась активно участвовать в решении вопроса об эмиграции. Все время торопила и говорила:” От этой банды нужно уезжать как можно скорее”. Незадолго до отъезда перенесла небольшой инсульт. Придя в сознание, с ужасом спросила: “Что я не поеду?” “Обязательно поедешь”— ответила я.

2 группа: социальный и материальный уровень.

Нельзя переоценить роль социального и материального уровня, которые в определенной степени, взаимообусловлены.

Считаю уместным вспомнить выделение нами трех групп евреев в преодолении антисемитизма на пути к образованию и науке. Это в определенной мере распространялось и на малоквалифицированную работу. (“ТОЛЬКО ФАКТЫ” Антисемитизм на пути к образованию и науке. Нью-Йорк, 2004, 2014 гг.)

К первой группе относятся евреи, которые, зная бесперспективность своей жизни, довольствуются малым, ни к чему не стремятся, с трудом выживают. Тем не менее, антисемитизм, в той либо иной степени, их преследует на любом социальном уровне. Директор магазина предпочитает принять на работу не еврея, а директор завода на должность охранника не примет еврея, а предпочтет кого-нибудь из местных национальных кадров.

Вторая группа это более способные евреи делают все возможное для осуществления своей мечты в образовании, науке, искусстве. Они неустанно трудятся, предпринимают многочисленные попытки “прорваться”. И, если антисемитизм оказывается непреодолим, прекращают борьбу и останавливаются на достигнутом уровне. Кто может сказать, что в результате потеряли страны и, возможно, мир в целом!

Третью группу составляют способные, одаренные, неутомимые евреи, которым в той либо иной степени удается реализоваться. Такие люди обычно идут на большие личные жертвы, включая эмиграцию. Они стараются не выпячивать свой высокий профессиональный уровень и эрудицию, должны проявлять большую терпимость, подчас быть дипломатами.

Среди эмигрантов превалировали лица второй и третьей групп, социальный и экономический уровень которых был выше, чем первой.

В моей семье тема эмиграции на протяжении многих лет не обсуждалась. Ближайшие члены нашей семьи, как и многие другие евреи, с доверием и преданностью воспринимали Советскую власть. При этом с самого начала на себе почувствовали произвол и антисемитизм.

По секрету знала, что несколько сводных сестер и брат бабушки Енты Гельман эмигрировали сразу после Октябрьского переворота. Никакой связи с ними не было.

В 1985 году из Киева эмигрировал в США двоюродный брат Петя Мельман с семьей жены. Много его родственников со стороны мамы эмигрировали в США после октябрьского переворота. Оказалось, что теща в детстве жила в Израиле. Тесть очень страдал от антисемитизма. В Киеве профессиональная деятельность у Пети не складывалась. Он очень способный человек не мог воспринимать реалии. Создавал серьезные проблемы для себя и семьи. Я и моя семья не поддерживали решение Пети эмигрировать, холодно с ним попрощались.

Вскоре страну покинул муж дочери двоюродного брата моего мужа Гриши Каминкера. Жена и маленький сын категорически отказались от эмиграции. Тогда у меня появился, подтвержденный жизнью афоризм: “Эмиграция — проба на прочность семьи”. Лет 15 спустя этот афоризм встретила в литературе. В 1991 году дочь с новой семьей репатриировалась в Израиль.

Уехала из Харькова в США моя подруга Броня Швецкая с семьей. Они десять лет были в отказе, периодически с большим трудом находили мало квалифицированную работу врача и инженера. Тогда я не одобряла ее решение. Муж Брони умер, не дождавшись разрешения на эмиграцию.

Жена брата Иосифа Мельман, Ада с сыном Яном, получили приглашение репатриироваться в Израиль. Брат категорически не хотел уезжать. Мне с большим трудом удалось уговорить Аду не разбивать семью. В начале 90-х годов вся семья брата репатриировалась в Израиль.

Потрясением явился отъезд в Израиль видного ученого, заместителя директора по научной работе Киевского научно-исследовательского института урологии и нефрологии, заведующего кафедрой урологии Киевского мединститута профессора Соломона Голигорского с семьей. С его приходом работа института в государственных и партийных органах оценивалась положительно. На фоне полного благополучия Ученый совет института был приглашен в кабинет Министра здравоохранения УССР. На заседании все выразили недоверие заместителю директора по научной работе С. Голигорскому и просили снять его с должности, что было немедленно осуществлено. Никто ничего не мог понять, все боялись смотреть друг другу в глаза, о чем-то спрашивать. Сын Михаил способный ученый, старший научный сотрудник отделения терапевтической нефрологии уволился.

Вскоре после отъезда С. Голигорского, я была по производственным вопросам на приеме у директора института профессора В. Карпенко. Закончив деловой разговор, директор, ”театрально” вздохнул и сказал: “Я думал, что вы, как Голигорские, пришли сообщить мне об отъезде”. Я ответила: “Это не произойдет”, веря тогда в сказанное.

Уезжая на консультацию в Ужгород, по дороге к своему вагону увидела большую толпу, которая, как я поняла, провожала эмигрантов. Лица отъезжающих молодых и пожилых провожающих никогда не забуду. Это было сочетание решительности, страха, гнева. Я себе попробовала представить, что такое эмиграция, но не могла даже думать.

В США эмигрировала лаборантка института, в котором я работала. Как и в других учреждениях, она подвергшаяся очень интенсивной постыдной “проработке”.

Нужно отметить, что в период массовой эмиграции “проработки” свелись к нулю. Даже исключение из партии проходило довольно спокойно — без собрания сдавался партийный билет в райком партии по месту работы.

Близкие родственники и друзья настоятельно советовали нам покинуть страну. Первой причиной все выдвигали государственный антисемитизм. Нарастал бытовой антисемитизм с прямыми угрозами погрома.

Когда друзья спрашивали, почему не уезжаю и не думаю о будущем своей дочери и внучки, я отвечала: “Это мой плохой ребенок и я его не оставлю”. Семья моего пациента, эмигрировавшего в США, настоятельно просила отдать детей, а самой оставаться до “созревания”. Глава семьи обещал, когда я “созрею”, “подскочить за мной в Рим”.

Наконец я, как и другие, стала “прозревать и созревать”. Главное поняла, что в обстановке хаоса и безразличия, моя работа никому не нужна. Быть “белой вороной” плохо.

В начале осени 1988 года среди друзей дочери Аллы начались разговоры о необходимости, эмигрировать. как можно скорее. Это заставило нас всех задуматься. Много раз анализировали и обсуждали все происходившее в поколениях семьи, у родных и знакомых. Поняли, что антисемитизм в стране нашего рождения и жизни не искореним. Нужно эмигрировать. Все кто узнавали об этом, считали наше решение абсолютно оправданным.

Инициатором эмиграции была моя дочь и ее семья. Много, много раз анализировали все происходившее и пришли к заключению, что оставаться в этой стране бесперспективно и опасно. Очень верили, что способности Аллы будут реализованы. Думали о будущем внучки Олечки. Надеялась, что я тоже смогу сделать то, что в стране проживания невозможно.

Решение эмигрировать очень осложнялось преклонным возрастом моей мамы и категорическим нежеланием мужа покинуть страну. Когда в семье стал обсуждаться вопрос об эмиграции, муж категорически возражал. Он заявлял, что никогда не предаст страну, за которую воевал. Никакие уговоры не помогали. Муж хорошо знал причину, по которой дочь одна не могла уезжать. Договорилась об уходе и медицинском наблюдении. Решили, что муж приедет, когда мы устроимся. Но судьба распорядилась иначе. Умер Фима 15 июля 1989, за две недели до нашего отъезда. Урна с прахом мужа установлена на могиле папы (Байковое кладбище, Киев).

Наконец, нелегкое решение было окончательно принято, хотя сомнения в его правильности нас, особенно меня, не покидали.

Не могу объяснить, почему считала необходимым все держать в глубоком секрете, не рассказывая ничего не только сотрудникам, а и родным, знакомым. У меня сохранялось чувство какого-то непонятного стыда. Был большой страх и ответственность за семью. Это наложило определенный отпечаток на взаимоотношения с некоторыми родственниками и друзьями.

В указанный период для эмиграции в США необходимо получить Израильский вызов. Его получение осуществляли родственники либо знакомые, живущие в США. Обычно это было связано с определенными трудностями, обусловленными нежеланием обнародовать решение об отъезде, т.к. это чревато многими неприятностями (потеря работы и др.).

Вызов семье прислала, обосновавшаяся в США, моя подруга Броня Швецкая. Для подачи документов в ОВИР, требовалась справка с места работы. Во многих учреждениях сразу же предлагалось оставить работу. Некоторые сами увольнялись. Небольшое число лиц продолжало работать до определенного времени.

Документы для эмиграции должны заверяться в отделе кадров по месту работы. Заведующая отделом кадров в институте урологии и нефрологии антисемитка Мария Бессмертная ко мне относилась нормально и по-дружески, в связи с тем, что я лечила ее капризную маму. В этот раз очень сухо со мной разговаривала и сказала, что должна доложить директору. Я решила сделать это сама, против чего она не возражала. Профессор А. Возианов незадолго до этого назначен директором института. Ко мне относился с определенным уважением. Когда я сказала, что собираюсь эмигрировать, он несколько удивился. Думаю, что эту информацию он получил, как только прибыл вызов. Посоветовал отпустить детей. Я спросила, могу ли продолжать работу, либо подать заявление об уходе. “Считайте, что этого разговора не было, Уйдете, когда захотите”, ответил он. Я была безгранично благодарна.

В тот же день поставила в известность о нашем решении руководителя отделения терапевтической нефрологии профессора Л. Пыриг. Зная его отрицательное отношение к Советской власти, понимала, что он одобрительно отнесется к моему решению.

Для эмиграции необходимо иметь согласие остающихся членов семьи. Разрешение должен дать муж (жена), родители независимо от возраста детей, дети родителям. Обычно получение согласия решалось добровольно. В некоторых случаях получение разрешения оказывалось довольно сложной психологической, подчас экономической проблемой.

Отказ дать разрешение чаще всего базировался на нежелании того либо иного члена семьи эмигрировать. Причиной отказа дать разрешение могла быть работа на должностях, требующих так называемый допуск, а также тяжелые болезни. Конфликтные ситуации чаще возникали, когда уезжали либо оставались несовершеннолетние дети, которым полагалось платить алименты. Иногда конфликты заканчивались распадом семьи. В общем, в большинстве случаев достигалось приемлемое решение.

Рассказывали о преступных методах изменения национальности за взятку. Тогда появилось непарламентское выражение: “Меняю лицо кавказкой национальности на “жидовскую морду”.

Евреи, числящиеся русскими, возвращались к еврейству. Практиковались фиктивные браки с евреями, как “средство передвижения”.

Лица пенсионного возраста должны оформить пенсию и получить деньги за шесть месяцев.

Получение разрешения на выезд длилось от трех до пяти-шести месяцев. Были разговоры, что взятка может сократить эти сроки.

Собирающиеся эмигрировать лишались гражданства. Платное лишение гражданства казалось формальным процессом, на самом деле было тяжелым. Сотрудник милиции не смотрел на меня, забрал паспорт, вернул мне обложку и торжественно произнес: “Теперь вы лицо без гражданства!” К горлу подкатил комок…

Источник:"Мастерская"

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта