За страстями вокруг действий солдат, приводящих к гибели террористов, стоит нечто большее, чем юридические нормы применения оружия и соблюдение армейских инструкций по открытию огня.

Эти страсти на нынешней неделе вновь разыгрались вокруг солдата бригады “Кфир” Эльора Азарии, пристрелившего в конце марта на КПП в Хевроне раненого террориста. А буквально накануне возобновления суда над Азарией стало известно, что назревает новое дело того же рода: начато расследование правомерности действий солдата батальона “Нецах Йегуда”, в минувшую пятницу пристрелившего террориста (как подозревают - переоценив опасность) у поселения Офра в Самарии.

То есть речь идет о тенденции. Вопрос лишь, чего – непропорциональной жестокости израильской армии, в чем традиционно обвиняют ее многочисленные критики и враги Израиля, или юридических преследований израильских солдат на передовой, которые предпринимает сама эта армия?

Экспозиция

Для тех, кто подзабыл, или вообще нездешних, которым, в отличие от израильтян, не рассказывали эту историю из каждого включенного утюга во всех подробностях, напомню суть.

Прежде всего: никакого “дела Азарии” не было бы, если бы через несколько часов после инцидента не выступил с осуждением солдата, “нарушившего моральные нормы ЦАХАЛа”, тогдашний министр обороны, генерал-лейтенант запаса Моше (Буги) Яалон.

Это – критическая точка. Без этого инцидент на КПП в Хевроне не стоил и выеденного яйца.

На волне терактов одиночек, которая тогда еще не спала, эпизодов со стрельбой по террористам со смертельным исходом были десятки. “Разоблачения” в виде ролика “Бецелем” тоже не велика невидаль.

Ничего экстраординарного. Убит не “безоружный палестинец”, как это стали тут же интерпретировать в СМИ, а террорист, покушавшийся на убийство наших солдат, застрелен на месте преступления. Он заслуживал смерти уже тем, что совершил теракт, пусть и неудачный для него.

Конечно, не солдату решать, жить нелюди или нет. Но если он превысил полномочия, нарушил инструкции открытия огня, даже приказ – это предмет для внутреннего армейского расследования и не больше. С наказанием в виде дисциплинарного взыскания или армейской тюрьмы, а по-нашему, по-старому, гауптвахты. К тому же речь идет о 19-летнем парне, находившимся при исполнении, в состоянии стресса, повышенной опасности, возможно, аффекта.

Не было никакого основания для вселенского шума и многомесячного судебного разбирательства с привлечением высшего армейского и политического руководства, СМИ, общественности. Даже если кому-то претит очевидное стремление любой замкнутой структуры, особенно такой закрытой, как армия, не выносить сор из избы, то и это не делается с привлечением оркестра и публики в масштабах всей страны.

Весь этот шум – по одной причине: потому что министр обороны, опытный генерал, главный политический начальник армии, поспешил дать свою негативную публичную оценку происшествию. Фактически выступил промоутером “Бецелем”. Сдал своего солдата. Может быть, не идеального, не самого дисциплинированного – суд покажет. Но сдал. Зачем?

Позиция

Не удивительно, что после публично заявленной позиции министра обороны с ней солидаризировались и высшие армейские начальники – от главы Генштаба до командира батальона. Армия – иерархическая структура. Мне неизвестно, что там происходит за закрытыми дверьми, но то, что на людях они выражают мнение, согласное с мнением своего руководства, естественно.

И вот что характерно: пока на суде шел допрос свидетелей обвинения, показания против солдата давали старшие офицеры. Лишь только начался допрос свидетелей защиты – появился лейтенант, взводный, который опроверг многое из того, что заявляли командиры рангом повыше. А именно он, в отличие от них, был очевидцем инцидента: говорит о том, что видел сам, и то, что он говорит, пока что оправдывает действия Азарии.

В чем тенденция? Рискну предположить, что они представляют разные социальные слои. Старшие офицеры – кадровые военные. Их карьера – в армии, она зависит от того, какие записи будут в их послужном списке – положительные или отрицательные. Они знают, что понравится и что не понравится тем вышестоящим армейским начальникам, которые будут решать их продвижение по службе. Они берегут себя. Это не значит, что не станут беречь своих солдат на поле боя, но в юридическом разбирательстве своя репутация ближе к телу.

А лейтенант – он сегодня в армии, а где будет завтра – Бог знает. Ему ничто не мешает поступать по совести.

Аномалия

На эту нехитрую мысль меня натолкнули откровения коллеги, резервиста-десантника. Он рассказал, что на сборах, отправляясь в патрульный рейд, резервисты (солдатам срочной службы такая вольность непозволительна) во время инструктажа командира стараются незаметно включить на запись свои сматрфоны. Чтобы в случае нештатных ситуаций, когда наступит момент разбирательств, у них было документированное свидетельство отданных приказов.

Считают это особенно уместным, когда инструктаж проводит офицер ранга комбата и выше. Те стараются уйти от прямых ответов – стрелять или не стрелять, применять силу и какого рода.

У комвзовода такой необходимости нет. Если случится что-то, что вызовет армейское расследование, – он будет отвечать за все наравне с солдатами. А старшим офицерам, чем старше, тем верней, есть на кого перевести стрелки. Потому они говорят обтекаемыми фразами – и поймать их на слове может помочь только сделанная втихаря запись.

На самом деле страшная вещь для образа армии. У меня не было случая рассказать это нынешнему министру обороны, хотя мы с ним и знакомы. Но, думаю, у него есть источники, дающие представления об истинном положении дел в войсках, получше моих.

Возможно, именно эту аномалию имел в виду Либерман, когда сказал на днях по поводу ведущегося суда над Азарией и начинающегося расследования над солдатом “Нецах Йегуда”, что солдат не может идти в бой в сопровождении адвоката.

На эти слова газета левого истеблишмента “Гаарец”, которую даже американские левые вроде приближенного к Обаме суперлиберала, коллумниста журнала The Atlantic Джеффри Голдберга, считают карикатурно антисемитской и чрезмерно антиизраильской, разразилась редакционной статьей “Либерман – главарь банды”.

Чтоб вы не сомневались: под бандой они подразумевают ту армию, в которую хочет превратить новый министр обороны ЦАХАЛ, - со свободой действий солдат без оглядки на правозащитников типа “Бецелема” и армейских прокуроров, преследующих солдат за стрельбу в террористов на поражение. Они чувствуют опасность: этот “русский” хочет отнять у них “их” армию.

Что это за армия, которую леваки из “Гаарец” - газеты, где ведущий публицист, Гидеон Леви, называет Израиль “государством зла”, - считают пока своей?

Селекция

Выражение “Армия – органичная часть общества” в Израиле имеет абсолютное значение. Мы привыкли объяснять это прежде всего тем объективным обстоятельством, что в нашей стране большинство населения проходит армейскую службу, а значительная часть – и резервистскую. Это правда, но не вся.

Все процессы, происходящие в израильском обществе, отражаются на армии самым непосредственным образом. В том числе идеологические, ментальные.

Десятилетия иллюзий мирного процесса, отразившиеся на состоянии общества, особенно его элиты, не прошли бесследно и для армии, армейского истеблишмента – его идеологии, формирования и рекрутирования в него.

Нам часто видна лишь верхушка айсберга, и мы лениво воспринимаем ее изолировано, будто это вся ледяная гора. Принимаем как факт, хотя и парадоксальный, но массовый, что отставные генералы со славным боевым прошлым, руководители спецслужб, приходя в политику, общественную жизнь, отстаивают левые позиции, уже дискредитированные идеи немедленного умиротворения и уступок. Но это не внезапная “смена дискеты”, эти побеги развесистой клюквы имеют глубокие корни в прежней, армейской, жизни резко полевевших на гражданке заслуженных бойцов.

Армия – часть общества, а армейская элита – часть элиты общества, и разницы между ними – никакой, кроме формы одежды и послужного списка.

В долгий период миротворческих иллюзий (который еще не кончился, но заметно ослаб) приверженность им была обязательным условием принадлежности к интеллектуальной, прогрессивной, перспективной части общества. Даже на уровне моды, психологического стереотипа. Все это время элита и в политике, и в СМИ, и в академической сфере, и в искусстве, само собой, формировалась из сторонников умиротворения. Мог ли этот процесс миновать армию? Да никогда!

Сегодняшний генеральский корпус формировался, поднимался, укреплялся именно в этот период. Так что не стоит удивляться тому, что даже действующий замначальника Генштаба Яир Голан озабоченно сравнивает современный Израиль с нацистской Германией, откуда бежали его родители, что едва выйдя в отставку начальник Генштаба Бени Ганц пугает катастрофой, если Израиль не согласится на создание палестинского государства в кратчайшие сроки, а его преемник, Гади Айзенкот, сетует, что нельзя разряжать рожок автомата в девочку с ножницами – ну и что, что она этими ножницами не бумагу намеревалась резать, а людей.

Отсюда же, от этого динамического стереотипа, забота высших армейских командиров о том, чтобы их солдаты ни в коем случае не применяли чрезмерную силу даже к террористам, а забота их подчиненных – не быть причастными к таким инцидентам. Вот и требуются солдатам в бою адвокаты, потому что армия их не защитит от прокурорских расправ.

Пришедший со стороны, не из системы, новый министр обороны, похоже, собирается переломить тенденцию. “Гаарец” паникует, предрекая, что он превратит ЦАХАЛ в банду. На самом деле опасения рупора леваков в другом – что Либерман отнимает у них армию. Дай Бог, чтобы эти опасения не оказались напрасными.