Я ведь не всегда был антисоветчиком, атеистом и мизантропом. Верил, что можно оживить Ленина. Нет, не этим содомитским способом из скабрезного анекдота, а просто поцеловать дедушку, как спящую царевну в хрустальном гробу.

Мне нравилось надувать шарики, кричать "ура" и размахивать флажком, сидя на широких папиных плечах. Я подрос, меня сняли с плеча и отвели в школу. Училка, старая дева в бородавках, возмещала всю свою гендерную ненависть на нас, пацанах. Нас учили писать: "Ленин жив", и меня — левшу, били по рукам линейкой. Я до сих пор заикаюсь на письме и путаю право и лево. Участники войны в 1962 году не котировались, у многих отцы были орденоносцы, поэтому приглашали на ленинские уроки гадкого старикашку, который стоял на дверях во время III съезда ВЛКСМ. Он визжал козлиным фальцетом:

— Учиться, учиться и учиться!

Карьера его за время моей учебы продвигалась год от года. Из постовых он перебрался в зал делегатов, затем — в президиум, а в выпускном классе уже лично подсказал Ильичу заветную фразу. Вот пусть он трахает и оживляет Ленина.

Путая повороты налево и направо, я был кошмаром военрука в школе и строевиков на военной кафедре в институте, но мне доверили под роспись портрет главного идеолога Суслова. Когда он откинул ласты, то самого Андропова, уже в заводской колонне. Выпивать мы стали рано, поэтому на демонстрации уже шли как на праздник.

В редакции первой многотиражки я умудрился пропустить праздничный номер, когда меня оставили за редактора. Бедняжку пришлось лечить от алкоголизма: я ее присадил на календарь памятных дат, как же не выпить с утра за День Парижской коммуны! За такой проступок отдел печати обкома партии потребовал для меня строгий партийный выговор с занесением. Партком завода ответил "есть", и мне его вынесли… правда, я не был членом партии.

Если вы думаете, что журналист служит обществу и читателю, то глубоко ошибаетесь. Он обслуживает типографию. Я им жестоко мстил, пользуя добрых глуховатых линотиписток в ночную смену прямо на рабочем месте. Их синие халаты были перепачканы едкой типографской краской, так что этим интимным местом к финалу соития я походил на шахтера.

Пьяный косенький метранпаж, между прочим, герой Соцтруда, рассыпал кассу, и тогда девичий мат в его честь по красоте и цветистой многоэтажности не уступал лексикону биндюжников. Рассыпать целую кассу их набора!

Эта рабочая аристократия и там и здесь блюдет свои права, требует газету на два дня раньше, чтобы вовремя сесть за стол. Праздничные номера — полная херня, наспех сверстанный мусоросборник. Словам и мыслям просторно. Вынимается весь нарядный идеологический мусор из редакционного портфеля, и эти старые портфели мы привезли с собой.

Вот сейчас я на вольных хлебах, и продолжаю расхлебывать праздники, теперь уж еврейские. Квиютные люди (имеющие постоянство на госслужбе — перевод для иностранного читателя), от которых зависит мой заработок, сочувственно разводят руками: ну что поделаешь, бухгалтер будет только через две недели, начальник подпишет, когда вернется из-за границы. К моим 45 рабочим дням до оплаты прибавляются еще и праздники. Я попадаю в какую-то временную вату, пропахшую сладкой польской фаршированной рыбой. Они здесь в Израиле не умеют готовить гефилте-фиш. Им, болезным, выдали зарплату раньше и талоны на повидло в супер. Они не жадные, сажают меня за свой стол, но не могу же я столоваться у них три раза в день.

От чистого сердца засрали ленту гранатами, яблоками и медом. Пойдете со мной к эндокринологу?

На еврейские праздники тарифы на авиабилеты подскакивают до заоблачных высот. Не все же летят в Одессу и в Киев, чтобы оттуда ехать в Умань!

А орущие мотеки-соотечественники (сладкие — пер.) в торговых центрах и в ресторанах Европы?! А невоспитанные гадкие израильские дети в самолете. Они поливают меня колой и посыпают бамбой.

На празднике я торчу в пробке, плетущейся на Север. Назад нужно выехать пораньше, потому что будет аналогичная пробка на Юг. Циммер в кибуце с видом на коровник в эти дни будет стоить как "Хилтон" в Лондоне. Дым от мангалов першит в моем горле, как пепел Клааса в сердце.

А Судный день?! Отключенные телеканалы, и в качестве альтернативы — бенефис Порошенко и Путина. Пробовал приглашать безбожников к себе или отправляться на сутки в гости. Я сегодня столько не выпью! Подобно герою О. Генри, я мечтаю об Анчурии, чудесном крае, где не бывает воскресений. И я нашел выход! На Йом Кипур мы традиционно вылетаем в Европу. В Париж, в Рим, во Флоренцию, в Барселону. Билеты по бросовой цене, аэропорт пуст, публика тишайшая, интеллигентная, боящаяся признаться, что в этот день они вдали от Родины.

Флоренция. Человек в очереди в галерею Уффицы тихо желает на иврите своему абоненту легкого поста.

Париж. В аристократическом еврейском квартале Маре слышен перезвон посуды, в открытых старинных окнах зависли очаровательные голодные еврейские детки с притворно скорбными мордочками:

— Кушать!

Рим. Из синагоги, оцепленной полицией, вываливает толпа хорошо и со вкусом одетых мужчин и женщин. Евреи — единственные уцелевшие коренные жители Рима. Римлянки все прекрасны, а еврейки — вдвойне. И эта пахнущая дорогим парфюмом толпа сметает лавку, торгующую бейгеле. До дома они не дотянут.

Почему в этот день мне обязательно нужно быть со своим народом, но непременно в изгнании?

Источник: Facebook

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта