9 января 2015 года терапевт Йонатан Маруани ушел с работы раньше обычного. Домой, несмотря на расстояние в несколько кварталов, возвращался пешком: подумал, что в метро сегодня лучше не спускаться. Атмосфера в городе была тревожной: Париж еще не успел прийти в себя после расстрела редакции Charlie Hebdo, а тут новое потрясение. Маруани шагал быстро, не глядя по сторонам. Он был взволнован, но в то же время испытывал облегчение от того, что все его сомнения наконец разрешились. “Мы уезжаем”, – сказал он своей жене Мириам, едва переступив порог квартиры.

Несколькими часами ранее сын малийских эмигрантов Амеди Кулибали ворвался с оружием в кошерный супермаркет Hyper Cacher у Венсенских ворот, где семья Маруани иногда покупала продукты. Четырех человек застрелил, остальных взял в заложники. В ходе штурма Кулибали был убит. Жертв этого теракта через несколько дней похоронили в Иерусалиме.

“Услышав новость о захвате магазина, я осознал, что надеяться больше не на что, дальше будет только хуже, – вспоминает Йонатан Маруани. – Нас снова убивают только потому, что мы евреи. Кто-то из моих близких мог оказаться среди заложников. Сегодня нам повезло, но что будет завтра?.. Речь Нетаньяху добавила уверенности. Он дал понять, что в Израиле нас ждут и готовы о нас позаботиться”.

Четыре месяца спустя Йонатан с женой и детьми приехал в Нетанию – приморский город в центре Израиля, где оседает около тридцати пяти процентов новых репатриантов из Франции.

Франция без евреев

Выступая на траурной церемонии в Большой синагоге Парижа на третий день после теракта в Hyper Cacher, израильский премьер Биньямин Нетаньяху открыто призвал французских евреев переезжать на Святую землю. “Вы имеете право жить свободно в единственном государстве еврейского народа, в нашем общем доме – в Израиле. Каждого, кто примет решение репатриироваться, мы примем с распростертыми объятиями и открытым сердцем”, – пообещал он. Уже в феврале правительство выделило дополнительные сто восемьдесят миллионов шекелей на программу экстренных мер по поддержке алии и интеграции репатриантов из Франции, Бельгии и Украины – трех стран, где евреям, по мнению израильских властей, угрожает реальная опасность.

“Заявление премьер-министра многие восприняли не просто как приглашение, но как гарантию того, что Израиль берет на себя обязательства по оказанию всяческой поддержки репатриантам”, – говорит д-р Дов Маймон, старший научный сотрудник иерусалимского Института планирования политики еврейского народа. “Даже если после этого призыва евреи Франции не начали срочно паковать чемоданы, он имел важный психологический эффект, – добавляет Ави Зана, генеральный директор организации AMI, помогающей репатриантам из Франции обустроиться в Израиле. – В тот тяжелый момент людям было важно услышать, что в мире есть место, где их всегда примут”.

Еврейская община Франции – крупнейшая в Европе. Она насчитывает около полумиллиона человек, из них примерно сто тысяч – ашкеназы, остальные – мизрахим, выходцы из Северной Африки (Алжира, Марокко, Туниса) и их потомки. Большинство мизрахим иммигрировали во Францию в середине прошлого века в результате обретения независимости бывшими колониями. Благодаря им в стране возродилась еврейская жизнь, почти угасшая после Второй мировой: четверть местной общины погибла во время холокоста, выжившие активно ассимилировались. В последние годы Франция лидирует в мире по количеству антисемитских инцидентов. Многие евреи ищут себе пристанище за ее пределами, что не может не вызывать у властей беспокойства. Незадолго до нападения на кошерный магазин премьер-министр Мануэль Вальс в интервью изданию The Atlantic признал угрозу “нового антисемитизма”, берущего начало в “проблемных иммигрантских рай­онах”, и заявил, что массовый отъезд евреев обернется для страны крахом. “Без евреев Франция перестанет быть Францией”, – сказал Вальс.

По оценкам экспертов, для значительной части еврейского населения страны переломный момент наступил 19 марта 2012 года. Утром того дня французский гражданин алжирского происхождения Мохаммед Мера открыл стрельбу во дворе еврейской школы “Сокровища Торы” в Тулузе, убив учителя и троих детей. Этот теракт заставил многих евреев впервые всерьез задуматься о своем будущем в родной Франции. Если в 2008–2012 годах в Израиль, согласно статистике министерства алии и абсорбции (израильского ведомства, отвечающего за реализацию госполитики в области репатриации), ежегодно приезжало около двух тысяч французских евреев, то в 2013 году их число выросло до 3,4 тысячи, а в 2015-м составило рекордные 7,6 тысячи человек. Для сравнения: из охваченной войной Украины в 2015 году прибыло 7,2 тысячи репатриантов, из России – 6,7 тысячи.

Отвечая на вопрос, насколько массовым может стать исход евреев из Франции, Дов Маймон ссылается на два социологических исследования, проведенных по заказу Фонда французского иудаизма и Фонда Жана Жореса. Их результаты были обнародованы в начале этого года и свидетельствуют о том, что более семидесяти пяти процентов представителей местной еврейской общины с той или иной степенью серьезности задумываются об эмиграции. Около тридцати пяти процентов рассматривают в качестве пункта назначения Израиль, остальные – Канаду, США, Великобританию и другие страны. “Даже если эти цифры завышены и не соответствуют масштабам алии, которые мы фиксируем в последнее время, очевидно, что потенциал велик. Люди опасаются за свою безопасность и обдумывают различные варианты”, – поясняет Маймон.

Судя по данным социологов, во Франции не изжит и традиционный, старорежимный антисемитизм. Более половины опрошенных французов убеждены, что евреи не только влиятельнее и богаче остальных граждан страны, но и хотя бы отчасти сами ответственны за нынешний всплеск насилия. Одна из самых частых претензий сводится к тому, что еврейская община в большей степени лояльна Израилю, чем Франции. “Антисемитские настроения довольно распространены в интеллектуальных, экономических и политических элитах, – комментирует Дов Маймон. – Публичных заявлений никто не делает, но на ключевые посты евреев стараются не допускать, поэтому еврейская молодежь, как правило, не стремится работать в госучреждениях и крупных компаниях”.

“Раньше можно было на протяжении многих лет планировать эмиграцию, колебаться, взвешивать все за и против. Сегодня евреи понимают, что времени на раздумья не остается, и решение об отъезде принимают, как правило, быстро, – считает Ави Зана. – Мы видим, что люди все меньше опасаются ехать в Израиль. Они исходят из того, что во Франции ситуация с безопасностью не менее серьезна, при этом в Израиле ничто не помешает им оставаться собой и вести еврейский образ жизни. Для французских евреев это особенно важно, ведь большинство из них соблюдает традиции”.

Подъем антисемитских и антиизраильских настроений становится главной причиной отъезда наиболее уязвимой группы граждан – соблюдающих евреев, чья жизнь проходит внутри общины: прихожан синагог, посетителей кошерных лавок, учителей и учеников еврейских школ. “В остальных случаях мотивов, как правило, несколько, – говорит д-р Карин Амит, исследовательница Института иммиграции и социальной интеграции при Академическом центре им. Руппина. – Еще пять лет назад французские евреи ехали в Израиль в основном из религиозных и сионистских соображений – ради того, чтобы жить и воспитывать детей в еврейской стране. Сейчас все чаще речь идет о целом комплексе причин, включая террористическую угрозу, антисемитизм и ухудшение экономической ситуации”.

Экономика исхода

Аналитики отмечают, что нынешняя волна французской алии отличается от предыдущих не только масштабами – изменился и социально-демографический портрет приезжающих. Раньше Израиль привлекал главным образом религиозные семьи и пенсионеров: дождавшись заслуженного отдыха, французские евреи воплощали свою давнюю мечту и перебирались поближе к морю и святым местам. Сегодня картина другая. По оценке Ариэля Пикара, координатора министерства алии и абсорбции по работе с репатриантами из Франции, пятьдесят процентов новоприбывших – молодые обеспеченные семьи, люди с хорошим образованием, успешной карьерой и амбициями, многие из которых планируют перевести в Израиль свои бизнес-активы. Ави Зана добавляет, что на фоне стагнировавшей несколько лет французской экономики Израиль с его довольно комфортной налоговой политикой выглядит перспективно именно с точки зрения развития бизнеса. “Предприниматели видят, что в этом смысле мы ничем не уступаем Европе. Израиль давно перестал ассоциироваться только с войнами, сегодня это передовая страна с крепкими позициями на мировых рынках”, – говорит он.

Одной из главных социально-экономических проблем Франции эпохи Олланда стал небывало высокий уровень безработицы. По словам самого президента, это “единственная проблема, которая для населения стоит выше вопросов безопасности”. В середине 2012 года количество безработных в республике впервые с конца девяностых достигло трех миллионов человек, или 10,2 процента всего трудоспособного населения, в последующие годы показатель продолжил расти.

Среди тех, кто в 2012 году лишился работы, был и маркетолог из Парижа Марк Дармон. Компания, где он работал, одного за другим теряла клиентов, начались массовые сокращения, и Марка уволили. Ровно через год он раздавал в Иерусалиме визитки с надписью “Марк Дармон, свадебный фотограф”.

“Об отъезде мы задумывались и раньше. Страна менялась на наших глазах, и это не могло не настораживать, – рассказывает он. – Мы понимали, что детям, а их у нас четверо, будет лучше в Израиле, но все никак не решались сделать этот шаг. Мое увольнение послужило в каком-то смысле катализатором”. Сегодня Марк по-прежнему живет в израильской столице, занимается организацией приемов и банкетов, иногда подрабатывает фотографом и переводчиком с английского на французский. Его жена Сандрин продолжает преподавать в парижской бизнес-школе и регулярно летает читать лекции. “Возможность сохранить за собой это место была одним из условий нашего переезда. Во-первых, ей не хотелось оставлять преподавательскую деятельность, во-вторых, найти работу с таким же окладом в Израиле очень сложно, тем более эмигранту, – объясняет Марк. – Правда, из-за постоянных разъездов иврит жена так и не выучила”.

Сандрин Дармон – типичный представитель “боинг-алии”. Так израильтяне саркастически называют французских репатриантов, живущих фактически на две страны: там они работают и платят налоги, здесь – тратят заработанное и воспитывают детей. Кто-то, как Сандрин, проводит во Франции одну неделю в месяц, другие приезжают в Израиль, как в загородную резиденцию, только на выходные. “Многие наши знакомые живут так годами, – продолжает Марк. – Как правило, это люди среднего возраста, которые были хорошо устроены во Франции и не хотят, чтобы качество их жизни снизилось. А это неизбежно, поскольку уровень зарплат в Израиле ниже процентов на двадцать-тридцать. Даже с учетом непомерно высоких налогов в Париже они зарабатывают больше, чем могли бы получать здесь”.

“Это не репатриация в полной мере, а нечто среднее между эмиграцией и туризмом, – объясняет феномен “боинг-алии” Карин Амит. – Они перевозят сюда свои семьи, но сами до конца так и не переезжают. Конечно, ни о какой интеграции в израильское общество и местный рынок труда не может быть и речи”.

Впрочем, сложности с интеграцией возникают и у тех, кто не поддерживает постоянных связей с родиной. Многим специалистам приходится сдавать экзамены, чтобы подтвердить заграничную академическую степень и получить лицензию на работу. Ситуация усложняется тем, что, в отличие от выходцев из бывшего Советского Союза, репатриантам из благополучных стран Запада не положена так называемая корзина абсорбции – подъемные, которые выплачиваются новоприбывшим в первые месяцы жизни в Израиле. В итоге рассчитывать остается только на себя. “Я был готов к тому, что мой диплом терапевта в Израиле не признают, но не думал, что это станет такой проблемой, полагался на свой опыт и знания. Столкновение с израильской бюрократией оказалось довольно болезненным”, – рассказывает отец троих детей Йонатан Маруани. Сдать квалификационный экзамен с первого раза не получилось, и он был вынужден устроиться в колл-центр страховой компании, обслуживающей франкоязычных клиентов. В свободное время Маруани учит иврит и готовится к повторному экзамену, надеясь в скором будущем вернуться к медицинской практике.

“С одной стороны, подобная работа для многих репатриантов – неплохое решение проблемы трудоустройства. Их работодатель, коллеги, клиенты – все говорят только по-французски, это очень удобно. К тому же это все-таки офисная работа, а не тяжелый физический труд, который нередко становится уделом тех, кто приехал из бывшего СССР, – говорит Карин Амит. – Но, с другой стороны, люди оказываются замкнуты в своем этническом анклаве, а выбраться из него, как правило, непросто. Возникает абсурдная ситуация: формально они находятся в Израиле, работают в израильских компаниях, но при этом почти не соприкасаются с коренными израильтянами, не знают здешних реалий и не имеют возможности выучить язык”.

В 2016 году волна французской алии пошла на убыль: по официальным данным, за первые шесть месяцев из Франции приехало 1640 человек, в полтора раза меньше, чем год назад. Если так пойдет и дальше, по итогам года поток репатриантов сократится на тридцать процентов по сравнению с 2015-м. Дов Маймон из Института планирования политики еврейского народа объясняет эту тенденцию несколькими причинами: и обещанием французского премьера противостоять антисемитизму и обеспечить евреям безопасность, и относительным улучшением экономической ситуации, и тем фактом, что наиболее мотивированные на репатриацию члены общины уже уехали. “Из разговоров с теми, кто еще сомневается, понятно, что многие боятся разделить участь своих родственников и знакомых, разочарованных тем, как складывается их жизнь в Израиле. Они опасаются, что не смогут найти работу по профессии и зарабатывать как раньше, – поясняет Маймон. – В результате кто-то откладывает алию на неопределенный срок, а кто-то просто эмигрирует в другую страну”.

Источник: "СНОБ"